Белка песенки поет...
Глава 1
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
@темы: Кейт, Изабелла, Мег, Алан Э'Дейл, Маленький Джон, Монах Тук, Фанфики, Гай Гисборн
-
-
21.07.2017 в 23:53-
-
22.07.2017 в 23:13-
-
23.07.2017 в 01:51-
-
23.07.2017 в 02:34-
-
01.08.2017 в 12:42nebula17, Вам скажу также как Фридрих Ницше писал Мальвиде фон Мейзенбуг перед выходом его книги "По ту сторону добра и зла": "Я недавно закончил свою новую книгу, но Вы ее не читайте! Вам будет неприятно".
TerraVita, Ни малейшего места для Гая я там, если честно, не вижу ни при каком раскладе.
Полностью поддерживаю. И это не столько, разбирая и интерпретируя конкретные события каждой конкретной серии, сколько глядя на структуру и замысел всего сериала целостно, вместе взятого. При всем временами, казалось бы, совершенным отсутствием логики сценария, есть одна генеральная линия, которая соблюдена с железной непреклонностью и ни разу не была нарушена - этот сериал в первую очередь экранизация балладного героя и легенды Англии Робина Гуда и, не смотря на все вольности сценаристов, работая параллельно еще и на уровне современного жанра сериалов т.е. чтоб растянуть сюжет, дать ему новые, неожиданные повороты, зрелищность, чтоб добавить конфликтов, напряжения и страстей, при том соблюдая возрастные ограничения целевой аудитории, но тем не менее не отступать от главного т.е. структура отношений в балладной фабуле о легендарном Робине Гуде никак и нигде не нарушается. Ради того, чтоб сделать сюжет более захватывающим, сценаристы на многое способны - запросто придумают чертовою бабушку и самому Робину, и кому угодно из других героев, а если понадобиться - даже две, но потом все ровно непременно вернутся обратно к пункту выхода - ко всем известной фабуле, при чем в меру возможности (и порой даже невозможности) вернув героям обратно их прежний моральный облик. В принципе Гай тут и есть единственный, который изменился, но и это потому, что, хотя в большинстве источников он представляет Робину враждебный лагерь, то все-таки есть и некоторые (их на много меньше) источники, в которых он с Робином сотрудничает и ему помогает - даже тут нет принципиальных противоречий коренной фабуле.
Именно поэтому заведомо и определенно ясно, что данная экранизация не в коем случае не пойдет путем постмодернистской деконструкции и, чтобы герои не делали, они останутся верны себе в балладах и позднейшем фольклоре на эту тему. Тут сценаристы кроме баллад к фольклору отнесли даже уже раньше созданные фильмы о Робине Гуде, так как в сценарий включено очень много цитат из предыдущих экранизаций, на пример, из того же РиШ - охота на Робина с собаками, Робин скрывается от погони по замку в спальне Мэриан, шериф страшно любит не только принимать ванну в присутствии Гисборна, но желательно из нее выходить и вытереться при Гисборне - таких элементов очень много, но при том все же обе экранизации идет каждая своим путем, РГ не в коем случае тупо не повторяет РиШ. Кстати ярые поклонники РиШ долго шипели, что сценарий РГ "слизали", что это плагиат. Вовсе нет - не плагиат, если осознано цитируется то, что уже считается культовым достоянием и по определению ожидается, что зритель поймет, от куда эта цитата.
Вся эта преамбула к тому, чтобы сказать, что при таком раскладе сценаристы никогда - не насильно, не тем более добровольно - не отдали бы Мэриан Гаю, сколько бы сезонов еще не последовало с полностью живой и здоровой Мэриан. Просто потому, что это невозможно в коренной фабуле. Как бы божественно Армитредж не сыграл эту роль, это ничего не меняет. Да и то, что у Мэриан и Робина в данном каноне отношения не совсем простые и идилличные, скорее потому, что смотреть на любовное урчание двух самим собой и друг другом дико довольных людей в кино просто нудно, потому и добавили перца, но там даже не ставится вопрос, что Мэриан в кое то веки могла предпочесть Гая и из-за него отказать Робину. Не в этом фильме. Возможно, что такое еще когда-то снимут, но тут бы это точно было бы против любой логике. Да, ее влечение красотой Гая заметно (не слепая же), но более этого там нет - этому никогда бы не последовали никакие поступки с ее стороны, она предпочитала из-за этого таранить его мозги еще более свирепо - чтоб так наверняка, и иногда казалось, что, чем более он ее в чисто физическом плане волновал, тем более жестоко она к нему относилась. Нежности это ей по отношению к Гаю не добавляло, а скорее действовало как источник ревности для Робина. Но это к зрелищности кино и для того, чтоб и поклонникам Гая в аудитории сериала дать пищу для фантазии, но явно не для того, чтобы в итоге нарушить традиционный фольклор на эту тему.
И кстати именно по той же причине ей не нашли достойную замену в третьем сезоне - просто потому, что по фабуле кроме Мэриан там не одна другая женщина вообще не должна быть. читать дальше Это уже очень большая вольность, что в третьем сезоне после того, как Мэриан уже не стало (заметьте - не в коем случае при ней живой!) вообще появились те другие женские персонажи. Но не одна из них уже чисто по определению не может заменить и не заменит Мэриан. И в этом и весь смысл, что сценаристы намеренно даже не собирались продумывать другую героиню, потому что фильм же про Робина, а у него только и исключительно Мэриан. Отдать Мэриан Гаю и Робину найти другую любовь - это равномерно как Джульетту Шекспира отдать за графа Париса, а для Ромео подыскать какую ни будь Розалину т.е. ради прикола, конечно, и не такое возможно, но этот сериал не деконструкция классической структуры их отношений, но, если сценарий или актерская игра где-то в этом подкачали, это уже другой вопрос.
Кроме того, нельзя отказать сценаристам, которых так много и заслужено ругали, в том, что они закрутили интригу так, что каждый может додумать все, что хочет. Думать, на пример, что только Гай в отличии от Робина искренне и нежно любил Мэриан и она только из-за этих глупых сценаристов не бросила Робина и галопом не побежала за Гаем, который ей в назидание за такую нерасторопность аккуратно сжег ее дом читать дальше. Там уже неправильных вариантов нет. читать дальше
-
-
01.08.2017 в 12:52Интрижки Гая или Робина? Не забываем, что с Гаем у Мэриан уже был реальный опыт устраивать жизнь его внебрачному новорожденному ребенку и соблазненной им служанке. Своевременная тренировка в новых обязанностях для будущей леди Гисборн? Что до Робина, то о нем в сценарии таких подробностей не было. Да, ничего приятного, если твой жених с кошачьей улыбкой кокетничает со встречными дамами, но бастарды - это все-таки совсем другое. Мне очень хорошо известны попытки представителей гизмариона оправдать Гая в данной ситуации, т.е. каким-то образом доказать, что он всегда трепетно, верно и обожающе любил Мэриан и только ее единственную. Но по канону это невозможно - по крайней мере верности точно не было (лично я считаю, что и любви не было, потому что не каждый обсессивный напор относительно кого-то другого является любовью, но это мое мнение). Но не один из ихних аргументов не убеждает.
Говорят, что у Гая с Энни все случилось до того, как он узнал Мэриан. Но в таком случае либо он очень недавно в Ноттингеме и сразу же после прибытия влип с Энни, что не возможно, потому что в Локсли он хозяйничал уже несколько лет, либо Мэриан все эти годы никогда никуда из дому не выходила и от Гая пряталась, и поэтому они долго остались незнакомы, что тоже не возможно, зная характер Мэриан - не тот тип, чтобы длительно сидеть дома, так что даже если не на светских приемах, то на судах относительно бедных она вполне могла присутствовать, знала же, кто в какой нужде или беде и к кому тот ночной ниндзя потом должен приходить и что им приносить, или хотя бы потому, что она так хорошо знала, сколько Гай "болел" и никого не принимал, когда он на самом деле ездил в Палестину убивать короля.
Говорят, что ребенок вовсе не Гая, что Энни авантюристка и придумала приписать Гаю своего внебрачного ребенка от кого-то там еще в надежде на финансовую поддержку. Это очень мало вероятно, потому что Энни оставила впечатление доброй, наивной, недалекой девчонки - не очень способной на такой обман -, да и у Гая была такая репутация, что так рисковать весьма стремно, учитывая, что он мог бы узнать правду, и тогда бы уж точно случилось бы что-то ужасное, а не финансовая поддержка. Но даже в таком случае ясно, что у них состоялось все, чтобы Гай не сомневался, что ребенок может быть от него.
Говорят, что все, что у Гая с этой служанкой было, совершенная мелочь - у Гая просто был чрезвычайно плохой день, Вейзи на него наорал и прилюдно унизил, Мэриан опять на него никакого внимания не обратила, после чего Гай выпил слишком много, какая-то юбка проходила мимо, он ее куда-то завалил, сам ничего не помнит, а тут вскоре оказывается, что она беременная. Просто влетели. Ну, если так, то это еще хуже, чем осознанная интрижка с хорошенькой служанкой, на которую хозяин положил глаз. Упаси Господи от такого жениха, который так напивается по сути из-за бытовой ситуации и такое творит! Даже не говоря о том, что по поведению Энни такого никогда не скажешь - да, мы можем всего лишь посмеяться над ее наивностью, когда она размечталась, что могла бы стать женой Гая, но, какой бы недалекой она не была, на жестокость, грубость, насилие с эго стороны, если бы такое было, она бы реагировала хотя бы как любое животное. Там и ум не особенно нужен. Но вместо того мы видим девушку, которая с нежным напором пытается уверить человека из команды Робина, что Гай лучше, чем о нем думают, а кроме того по тому, как она подошла и как-то очень интимно спросила Гая, как он съездил и не плакал-ли ребенок, видно не только то, что она Гая не боялась, но и то, что Гай ей позволял с собой так разговаривать - если есть что-то, в чем никто не сомневается, так это то, что никакая служанка бы так с Гаем не разговаривала, если бы он ей такое не позволял. И, что самое главное, она же ему доверила своего ребенка - зря, как потом оказалось, но тем не менее. Видимо опасаться Гая до того ей не разу не приходилось.
Все говорит о том, что это скорее всего была полноценная интрижка, которая длилась какое-то время и в которой Энни получила от Гая достаточно много ласки, а кроме того эта интрижка могла произойти исключительно уже с присутствием Мэриан на горизонтах жизни Гая и скорее всего - по крайней мере с началом его ухаживаний за ней как за избранной невестой.
При всем этим мне все-же кажется, что сам факт случившейсего с Энни не говорит о Гае как о донжуане, который, пользуясь своей внешностью и положением, "портит" девушек "пачками", толком не замечая, кто это - чисто ради развлечения, а скорее о том, что он ищет интимности с другим человеком, кого-то, кому давать тепло и от кого получать, в чьих глазах увидеть, что его воспринимают как другого человека. Да, ясно, что такие отношения со служанкой неизбежно ведут в тупик и что только при очень удачном браке он в принципе должен был-бы там и все это находить и по служанкам больше не ходить, но я никак не вижу, что у них с Мэриан что-то похожее бы получилось, и это не только потому что у Мэриан не хватало чувства к нему, а и из-за самого Гая тоже. Он же сам кинул эту Энни с потрохами, когда ему так было удобней - в нем самом не хватало выдержки вынести взаимное доверие до конца, и он сам тот, кто в итоге предает другого, хотя выглядело все б начале даже многообещающе. Более того, кажется, что это и есть образец его поступков вообще со всеми и не только с Энни, ведь с той же Мэриан было очень много похожих ситуаций, на пример, с Ламбертом, но не только. А Мэриан не из тех, кто на такие предательства прикроет глаза и будет все бесконечно прощать. Ясное дело, что он бы на Энни никогда не женился бы (вот, это было бы сенсацией 12-ого века и многих последующих веков тоже), но завершить все это дело как-то гуманней было возможно. И это даже при том, если он действительно не оставил ребенка в лесу волкам на пожирание, а всего лишь воспользовался им как ловушкой для Робина, ибо и это негуманно. В итоге мне кажется, что он в отличии от Вейзи, конечно, не является окончательно испорченным монстром, в нем безусловно есть человеческие порывы и порой очень сильные, на которые кстати указывают все три девушки в каноне, которых он допустил к себе ближе чем остальных, но ему всегда чего то не хватает именно в завершении любой ситуации и потому все, что хорошо началось, постоянно рушится, и рушится именно из-за него самогочитать дальше, а не из-за выбранной им неправильной стороны в борьбе, из-за неправильного работодателя или из-за обмана и неискренности другой стороны.
-
-
01.08.2017 в 14:28Хм... ну хорошо. Не буду, раз вы просите
-
-
02.08.2017 в 19:13И про Энни я с Вами согласна. Кстати, про Энни есть чудный англоязычный фанфик, как ни странно у LadeKate A different side - один из моих самых любимых в англофандоме. Я думаю, Вы его знаете. Гай действительно почти до самого конца, до примирения с Робином, ведет себя как слабый человек, в какой-то момент предавая всех тех, кто ему дорог. Именно в этом Гайкина проблема, а не в том, что он служит условно темной стороне. И собственно, только история с Мег - это первый случай преодоления себя и разрыва с этим типом поведения. В этом суть его отношений с Мег в каноне, а не в романтических чувствах, которых там нет. Так что Гиз не лукавит, когда говорит, умирая, что Мэр была любовью всей его жизни... Искать ему оправдания, ссылаясь на тяжелое детство, мне кажется не следует: он сам себе потом все же счет предъявил и читатель/фикрайтер не должен быть слабее любимого персонажа. Именно этим мне и нравится "Белый дракон" Яртур-Гвенды - нежеланием потакать или маскировать моральную слабость Гиза и пониманием того, что изживается такая слабость в себе отнюдь не романтическими отношениями и постелью.
Я сама позволила себе в этом фике "забыть" про Энни и Сета просто потому, что ребенок здесь должен был бы быть уже подростком и мне было его как-то никуда не пристроить. Был у меня, правда, один вариант с ним... но он неожиданно получился слишком жестоким по отношению к Гизу. Так что в этом фике Энни и Сета не будет, но это не значит, что я не считаю их значимыми для понимания характера Гайки.
-
-
15.08.2017 в 00:58Дубовая дверь аккуратно закрылась – отец Кутберт, очевидно, придержал ее снаружи рукой. На миг повисла неловкая тишина.
– Бляха-муха… – хрипло выдавил вдруг племянник шерифа, а затем медленно поднялся с места и разболтанной, вихляющей походкой двинулся к камину, где, глядя прямо перед собой в пустоту, застыл изваянием Гай. Рука мальчишки описала странное круговое движение – похоже, он собирался фамильярно хлопнуть рыцаря по плечу, но в последний момент так и не решился. Ладонь опустилась на рукоять висевшего на поясе охотничьего кинжала. От этого прикосновения юный Уильям явно почувствовал себя увереннее и ржавая поволока, обычно затягивавшая его взгляд, развеялась как по волшебству. Еще раз облизнув пухлые губы и глядя Гисборну прямо в лицо, он с животным наслаждением выкрикнул:
– Папашка мой тоже Ноттингемский договор подписывал! Лорд Мёрдок, помните такого? Только он дурак был: откупиться не смог, четвертовали его… Поместье в казну забрали. Мать так тряслась, что даже имя мне велела сменить. Дядюшка-урод сколько лет каждый день поминает, какой он мне благодетель. Зудит: осторожнее надо быть! Осторожнее, а?! Сам-то хорош! В такое дерьмо вляпаться!
– Заткнись, паршивец! Что ты мелешь?! – сэр Саймон внезапно обрел голос, тут же, впрочем, перешедший в сдавленное сипение. – Я всё для тебя, поганца… а ты… ты…
– Водички, водички бы надо его милости… – услужливо прошелестел отец Ансельм. Опасно побагровевший сэр Саймон был, и правда, на волосок от апоплексического удара. Брат Христофор судорожно кивнул и бросил быстрый взгляд на дверь, то ли и вправду намереваясь принести живительной влаги, то ли просто мечтая поскорее покинуть помещение.
– Нам нужно успокоиться, господа! – Примирительный тон мастера Боумэна стал для всех неожиданностью. – Отец Христофор! Вода, а еще лучше немного красного вина и вправду не повредят сейчас милорду шерифу. Сходите на кухню и распорядитесь, чтобы Бесс принесла нам кувшин вина, что мне привезли из Бордо – я только сегодня распорядился послать в замок два бочонка. Сэр Уильям, не стоит принимать так близко к сердцу чужие заблуждения! Ваш дядя, несомненно, заботится о вас и поможет вам занять достойное место среди благороднейших людей королевства. Нужно лишь ему не мешать. Завтра, я уверен, вы помиритесь с сэром Саймоном и забудете эту маленькую размолвку. Отец Ансельм, я думаю, молитва о укрощении гневливости – или как там это у вас называется…
– Уврачевании памятозлобия, – тишайшим голосом отозвался брат Христофор.
– Вот именно. Такая молитва не будет лишней. А что касается вас, милорд… – задумчивый взгляд мастера Боумэна обратился в сторону камина.
– Вас, Гисборн, я попрошу остаться! – С несвойственной ему решимостью выдавил еще не до конца пришедший в сознание шериф.
– Ну зачем так, Саймон, – урезонил приятеля купеческий старшина. – Время позднее и нам всем нужно немного прийти в себя. Ступайте, сэр Гай, и не забудьте тоже потребовать этого замечательного вина. Ни с чем не сравнимый букет! – торговец театрально прищелкнул языком. – Всего один глоток – и жизнь, поверьте, предстанет совсем в другом свете.
– Да-да… – В глазах полномочного представителя королевской власти в Ноттингеме еще плескался страх, но было видно, как он сменяется робкой надеждой. – Ступайте прочь! Завтра… мы подумаем об этом завтра…
– Конечно, конечно, милорд! Завтра будет совсем другой день… – Брат Христофор заискивающе улыбнулся и, не дожидаясь нового приказа, растворился за порогом. За ним, сокрушенно покачивая головой и крестясь, последовал отец Ансельм. В дверях он едва не столкнулся с Уильямом. Последний, не зная, что еще сказать после своего «ударного» монолога, наконец нашел на ком выместить бушевавшее раздражение. Пнув старика под зад, так что тот едва удержался на ногах, племянник шерифа громко хохотнул и, стуча каблуками дорогих кованых сапог, тоже удалился.
-
-
15.08.2017 в 00:59Выйдя последним из опочивальни сэра Саймона – слава Богу, нынешние покои шерифа располагались совсем в другом крыле замка, – Гай остановился, борясь с подступившей на миг дурнотой. Тук предупреждал его, но он даже отдаленно не мог представить, как далеко могут простираться «таланты» этого священника из Йорка…
Конечно, многое из того, что было сказано, в Ноттингеме знала каждая собака... Да что там, каждый второй ноттингемский житель мог рассказать о нем, Гае Гисборне, такое, по сравнению с чем два покушения на короля Ричарда... Для самого Гисборна измена монарху, как тогда, так и сейчас, внушала ужас лишь той карой, которая настигла потом отца этого мальчишки. Предательством, в его собственных глазах, было совсем другое.
Впрочем, для жителей Ноттингема и окрестностей государственная измена, заговор – все это тоже были пустые слова, в отличие от загубленных жизней своих близких… Всех тех повешенных, замученных, засыпанных рудой, оставленных заживо гнить в подземельях, просто лишенных клочка земли и надежды пережить голодную зиму людей, чьи имена он по большей части даже не потрудился узнать. Конечно, новому шерифу, как и всем предыдущим, никогда не было и не будет дела до этих смертей. Никто уже и не помнит Ламберта – наивного, немного смешного алхимика, искренне считавшего Гая своим другом…
Больнее же всего… И совершенно необъяснимо тоже: каким образом Кутберт прознал о том, что произошло в Тулузе? –Гай прижал ладони к вискам, то ли стремясь удержать разбегающиеся мысли, то ли защищаясь от резавших как меч воспоминаний.
– Гиз, приди, наконец, в себя! – Он даже не заметил, как откуда-то из темноты галереи рядом вынырнул Алан. – Ты что, не понимаешь, эта шельма просто блефует, набрался где-то всяких сплетен, а теперь пытается выставить тебя законченным психопатом… Нет, не смеха ради, за тобой, конечно, всякое водилось, Гиз… Но он-то просто лепит из тебя маньяка, у которого вошло в привычку потрошить баб каждый день перед завтраком…
От этих слов Гисборна просто передернуло и пальцы в черной перчатке непроизвольно сжались в тяжелый кулак:
– А по шее, Алан?!
– По шее? Ну давай, если руки чешутся, может тебе от этого полегчает, – пронзительные голубые глаза с вызовом блеснули в полумраке.
– Ты что, подслушивал? – В пустом коридоре хриплый голос Гая прозвучал устало и немного виновато.
– А как же! – Старый ноттингемский проходимец довольно осклабился и легонько похлопал по плечу своего патрона. – Тебя оставь одного с этими… шавками, так ты живо кого-нибудь в стенку вмажешь, потом не отскрести будет. Пойдем отсюда!
Молча они дошли до конца галереи, увешанной гербами сэра Саймона и его вымышленных благородных предков, якобы сражавшихся в битве при Гастингсе. По винтовой лестнице спустились этажом ниже, прошли еще один такой же коридор, где пред ними сразу же почтительно склонили головы два молодых стражника. Гай кивнул им, размышляя, как быстро кинутся эти парни выполнять приказ шерифа о его, Гисборна, задержании. Стараясь сохранять беспечный вид, – оруженосцу это всегда удавалось много лучше, чем мрачному, напрягшемуся как струна капитану, – они наконец вышли на задний двор, где за поленницами дров можно было переговорить относительно свободно.
– Сейчас мы поднимемся ко мне, ты возьмешь денег, потом я выведу вас обоих – тебя и Кевина – через подземелье… на старое кладбище… ты должен помнить это место…
Алан изумленно вытаращился, не в силах поверить услышанному.
– Ты… ты сдурел, Гиз!
– Я в своем уме, это ты не хочешь понять: меня вот-вот лишат полномочий, выставят убийцей Кейт – я пальцем не смогу пошевелить в защиту ее брата! – Шепот Гисборна напоминал шипение змеи перед броском. – …Переночуете в лесу, когда рассветет… доберетесь до Клана. В деревню вместе с парнем не заходи, присмотришь, чтоб он спрятался в лесу, а ты вызовешь Джона. Пусть тот соберет Кевину еды на дорогу и спрячет его где-нибудь на время. Дадите знать Туку – Тук выведет за пределы графства… Ну а дальше… в общем, действуйте по обстоятельствам… Не мне тебе объяснять.
– Да тебя после этого самого… –Оруженосец выразительно провел большим пальцем возле основания шеи.
– Есть другие варианты?!
Пристальный иссиня-черный взгляд, казалось, мог прожечь дырку в стене.
«С Гисборном не соскучишься, это уж точно!» – чертыхнулся про себя Алан, стремясь как можно быстрее вернуть ситуацию под контроль:
– Погоди! Погоди! Я тебе сколько хочешь вариантов найду, только не пори горячку!
Он опустился на корточки, чтобы немного собраться с мыслями, и заставляя тем самым Гисборна присесть рядом.
– Если ты сейчас поможешь Кевину бежать, тебя точно выставят маньяком-убийцей, что кстати, мало поможет парню, потому что он все равно будет числится беглым преступником. С Кутберта еще станется нас по лесу собаками травить!
– Ничего, – мрачно усмехнулся Гай, – не впервой, вспомнишь молодость!
– Знаешь, Гиз, – огрызнулся Алан, – мне не двадцать лет! И тебе, кстати, тоже! Ты, насколько я понял, с нами в Шервуд подаваться не собираешься?
– Нет. Какой из меня, к дьяволу, Робин Гуд? – По губам Гая скользнула саркастическая ухмылка, но тут же исчезла. Его раздражало втолковывать очевидные вещи:
– Я не могу бежать. Не отсюда. И не сейчас, когда по Ноттингему разгуливает убийца.
– Заметь, ты сам это сказал! Только много от тебя проку будет, если тебя завтра же схватят, а послезавтра решат голову отчекрыжить?
– Что ты предлагаешь? Стоять и смотреть, как мальчишку вздернут за преступление, которого он не совершал? Меня все равно не сегодня – завтра арестуют.
– Стоп! – Неожиданно Алану пришла в голову идея. Он хитро прищурился. – Как по-твоему, почему сэр Саймон этого еще не сделал?
– Не знаю. – Честно признался Гисборн.
– Подсказка: потому что ему помешал Боумэн. Который уже пытался с тобой договориться о совместных действиях. И которому, с твоей помощью, почти удалось выставить этот медоточивый фрукт за ворота Ноттингема. Вот я и размышляю… – Алан сосредоточенно поскреб затылок. – Сдается мне, что наш купец вполне созрел для переговоров. Надо бы мне распробовать его хваленое винцо! Как говорится, «и я там был, мед-пиво пил…». – Оруженосец хихикнул.
– Ты хочешь пойти к нему? – изумился Гай.
– Сначала я посмотрю, что мастер Боумэн сам будет делать, когда закончит беседовать с сэром Саймоном. Ну а потом…
– И что, интересно, ты ему скажешь?
– А это уж моя забота, Гиз! После того, как Кутберт огласил твою биографию, можно такого наплести… Пусть гадает – ты меня послал или я сам к нему заявился.
– Давно двойным агентом не работал? – неожиданно мягко улыбнулся рыцарь.
Алан только развел руками:
– Профессионализм не пропьешь! Так мне одна бабка сказала. – Он поднялся. – Ну всё, я пошел, а то и правда, прошляпим, как Боумэн от шерифа выйдет.
Гисборн тоже встал и немного придержал старого друга за плечо:
– Ладно, действуй… Переговорщик выискался! – Он усмехнулся. – Я буду внизу. – Кивком головы Гай показал в сторону подземелья. – Если ты до третьей стражи не явишься, я выведу мальчишку из замка.
– Шел бы ты лучше к себе, Гиз, отоспался бы. Все образуется, вот увидишь.
Алан выразительно усмехнулся, смахнул воображаемую пылинку на рукаве черного дублета начальника, обогнул поленницу дров и ленивым шагом двинулся в сторону крыльца.
***
Вернулся он только под утро – посмотрел, как с переменным успехом режутся в кости стражники у вдоха в темницу, поморщился, узнав от них, что патрон так и не ложился, прошел за железную дверь.
– Ну что там?
– Дело сделано! – Оруженосец довольно потянулся. – Боумэн долго юлил, но в итоге признал, что не в его интересах верить гнусным инсинуациям заезжих попов.
– Что ему на самом деле нужно?
– Сложно сказать. Скорее всего, один из жонглеров и правда может про него что-то рассказать.
– Пока что этот Хоакино, наболтав с три короба, не сказал ничего, чтобы хоть как-то могло повредить Боумэну.
– Хоакино – да, но тот, второй...
Гай кивнул: эта мысль уже приходила ему в голову:
– Пусть так. Но почему тогда этот чертов купец готов отправить их в Лондон? Гифре может разговориться под пыткой и там.
– Мне кажется, до Лондона они просто не доедут… Кстати, имей в виду, наш купец вполне может попросить тебя о дружеской услуге. – Старый плут сочувственно поглядел на своего собеседника. – Он пока не решился, но несколько раз близко подступал к этой теме. Твое жизнеописание сильно впечатлило папашу Боумэна. Ему явно нужно кого-то отправить на тот свет, и я намекнул, что за сходную цену это можно устроить…
Гисборн поперхнулся резко подступившей к горлу желчью:
– Алан…
– Без паники, Гиз! В этой склянке с пауками мы будем решать проблемы по мере их поступления. Пока все обошлось. Шериф сейчас проснется, и Боумэн ему доступно объяснит, в чем состоят высшая политическая мудрость и благо отечества. Короче, тебя не станут отстранять от должности, жонглеры останутся здесь до получения известий из Лондона, а святого отца уже сегодня убедительно попросят выкатиться вон из Ноттингема. Твоя задача – всего-навсего так взглянуть Кутберту в глаза, чтобы он проникся наконец уважением к авторитету королевской власти и ее представителей и не затягивал со сборами в дорогу. А теперь, если не возражаешь, я пойду и прилягу. Вино оказалось уж очень забористым…
-
-
15.08.2017 в 01:01На следующий день, отслужив воскресную мессу, отец Кутберт со своими людьми неожиданно покинул Ноттингем, так и не добившись выдачи жонглеров. Мег видела, как представитель архиепископа любезно попрощался с шерифом и его приближенными, поблагодарил их за теплый прием и пообещал оказывать всемерное содействие дальнейшему расследованию, буде таковое потребуется. Из окна замка можно было даже проследить, как небольшой хорошо вооруженный отряд, в центре которого на лоснящемся от доброго корма муле восседал этот святоша, наконец выбрался за стены города и двинулся по Большой северной дороге.
С отъездом отца Кутберта в замке стало немного легче дышать. Однако жонглеры по-прежнему находились в тюрьме, а над Кевином так и висело обвинение в убийстве сестры и племянниц. Стоя на парадном крыльце под мелким, уже по-настоящему осенним дождем, сэр Саймон объявил во всеуслышание свой вердикт: если до конца следующей седьмицы не станут известны какие-то новые обстоятельства, то дело будет закрыто, а вина подозреваемого будет считаться доказанной и тогда…
Что тогда – Мег даже не хотелось и думать.
Из Донкастера наконец вернулся потерявший в одночасье жену и двух дочерей Томас. Его ждали, не решаясь без него хоронить Кейт и ее девочек. На поминки пришло много разного народу. В первую очередь, конечно, были собратья вдовца по цеху, соседи. Но были и те, кого Мег хорошо знала – Джон с сыновьями, еще кто-то из «робиновой банды», воины, защищавшие когда-то город от войск «старого шерифа». Отец Тук, помогавший приходскому священнику отслужить заупокойную службу, к удивлению Мег не остался к столу, сославшись на разные дела. Тук ушел, забрав с собой маленьких Рэчел и Мэтью. Детям лучше побыть в монастыре – пояснил он, – пока не найдут убийцу, а Томас не наладит хоть как-то свою жизнь.
За столом разговоры все время возвращались к последним ноттингемским происшествиям. Жалели Кейт, перемыли все кости дурехе Нелл – кто-то сказал, что она, кажется, незадолго до смерти нашла себе наконец дружка... Долго обсуждали жонглеров – что за люди, из каких краев, чем привораживала к себе эта девка, за которой так увивались и лорд Перси, и молокосос-племянник шерифа. Последний, как вспомнили теперь, почти каждый день с самого появления в городе бродячих артистов бывал на рыночной площади, смотрел представления. Мастер Боумэн, конечно, на площади не торчал, – ехидно заметила пожилая ткачиха, сидевшая неподалеку от Мег, – но в первый же день, как жонглеры пришли в Ноттингем, зазвал их к себе в гости…
– Знаем мы эти гости, вон скольких служанок обрюхатил, старый хрыч! – засмеялась бойкая молодая торговка рыбой и от души добавила еще несколько подзаборных словечек в адрес купеческого старшины. Сидевший с ней рядом отец Уильям из церкви святой Урсулы страдальчески поморщился – он вообще не любил крепких выражений, тем более на поминках… Пристыдить бы бабенку, да куда там! Только он попытался обратиться к ней с пастырским словом, как другая прихожанка тут же затрещала на весь стол:
– Ой, отец мой, о вас-то мы совсем и забыли за всеми ужасами! Сутана-то ваша так и не нашлась? Сперли, бесстыдники, гнева Божия не побоялись! Я вам говорила, нельзя ее на окне сушить – непременно утащат, а вы, батюшка, святая простота, все верите людям!
Священник страшно смутился. История с исчезнувшим запасным одеянием ему порядком надоела: он – честно признаться – не сразу заметил пропажу, тем более что в эти окаянные дни пришлось одну за другой отпевать жонглерку и Нелл, искать деньги на похороны, давать показания. Но заботливая служанка подняла шум на всю округу, после чего мальчишкам пришла в голову новая забава – бегать вокруг церкви, размахивая палкой с грязной тряпкой на конце, и кричать, что ряса отца Уильяма наконец отыскалась.
…Имя Кевина назвать долго никто не решался, но зато когда оно наконец прозвучало, за столом быстро разгорелась настоящая перепалка: захмелевшие гости с жаром принялись спорить, мог или не мог брат Кейт так жестоко убить самых близких ему людей. Вдовец угрюмо отмалчивался. Он хорошо относился к шурину, но сейчас просто не знал, что думать, кому верить. Рухнул весь его привычный мир, в котором – чего уж там скрывать – раньше все решала жена…
– …А я вам говорю, это Гисборн их всех и замочил! Помните, как он бесновался, перед самой осадой-то? Этот дьявол в нем с тех самых пор и сидит! – безапелляционно заявил дородный сапожник.
– Да какой там дьявол! – Насмешливо возразил немолодой жилистый плотник, сидевший в самом конце стола. – Допился тогда наш сэр Гай до зеленых чертей, вот и весь сказ! И ты, Джек, лучше бы помолчал, чем такую чушь пороть, потому как сам таких же чертей под забором каждую седьмицу ловишь, да все никак поймать не можешь!
– Что же он тогда на луну-то в голос выл? Многие ведь слышали… В волка он перекинуться хотел, да только это не всегда им удается, оборотням этим! – поддержала мастера Джека сердобольная тетка, которую ранее так беспокоила судьба сутаны отца Уильяма.
– Выл и выл, вам-то что, иной раз от ваших бредней и правда в голос завыть хочется! – неожиданно вступила в разговор до того молчавшая молодая женщина с толстой рыжей косой, уложенной в несколько рядов вокруг ее головы.
– Да уж, конечно, тебе-то лучше знать, – насмешливо протянула другая молодка. – Это ведь тебя, Джесс, Гисборн тогда в Трент едва не сбросил с обрыва, когда они с графом Хантингтоном друг друга порешить собрались!
– А ты не иначе как до сих пор мне завидуешь! – фыркнула Джесс, а потом, помолчав, негромко добавила:
– Гисборн… Он нашей семье много помог, уже после осады… Откуда, думаешь, у меня приданое было?
– Он вам помог, а вы ж его чуть кольями тогда не забили! – решил вставить свои пять пенсов пожилой мельник. – Зимой-то, когда он один на хуторе у вас оказался…
– Было дело… – Джесс помрачнела. – Батя мой все никак Гисборна простить не мог. И когда он к нам случайно на подворье зашел… Конь у него расковался… В общем, помрачение какое-то на моего батю нашло… Сэр Гай тогда при оружии был, но меч из ножен так и не вынул. Чудо, что он жив тогда остался… Батя мой перед смертью, в запрошлом году, все об этой истории поминал: жалел, что так потом повиниться и не пришлось…
– Повиниться перед этим душегубом, скажешь тоже! – Не унималась вторая молодуха. – А только пока Гисборна тут не было, и убийств этих не было! А как только его снова к нам нелегкая принесла…
За столом замолчали. Очевидно, эта мысль уже приходила в головы многим собравшимся.
– Да чего ему их убивать-то было? – внезапно рассердился все тот же плотник. – Корысть-то, корысть-то ему какая? Или к примеру, зарился бы он на эту танцорку… Так ведь нет!
– Да какая тебе еще корысть? Злодей он и есть злодей. Злодеем родился – им и помрет. И вся их порода была такая, змеиная. И мать евонная ведьмой была, даром что ли мужики их усадьбу тогда спалили! Да только супротив ведьмы даже огонь не берет: мать их эта того… через печную трубу вылетела и детей с собой забрала, отродье свое… –Джек зло сплюнул и перекрестился.
– Да, конечно, а отец твой тогда первым пожигальщиком был! Люди-то всё помнят: отличиться перед Лонгторном твой батяня хотел, думал, ему тогда скотины какой из поместья перепадет! И ведь и правда, перепало! А то что господа в пожаре погибли, дети сиротами стали – так вам все нипочем…
– Вот сэр Гай тогда на мир на весь и озлобился… –задумчиво прошептала рядом какая-то седая старушка. – Что ж ему нас потом жалеть было, когда мы-то его не пожалели… – Глубокая грусть, отразившаяся на ее лице, поразила Мег. Поддавшись порыву, экономка потянула старой женщине руку – в ответ та слегка пожала ей пальцы и виновато улыбнулась.
Старушка еще пыталась что-то сказать, но ее слабый голос потонул в общем шуме: Джек-сапожник и разбитная торговка рыбой пытались перекричать остальных, доказывая, что все сходится на Гисборне как на убийце. Им решительно возражали Джесс и мастер-плотник. Остальные время от времени тоже пытались вклиниться в спор, по большей части уже не понимая, чья правда им ближе.
Внезапно все голоса перекрыл поток витиеватой, смачной брани – это заговорила знахарка Матильда. Мег только сейчас опознала ее в грузной, немолодой, но все еще по своему величественной женщине, сидевшей в самом дальнем углу.
– Сдохну я от вашей дури! Дальше своего носа ни черта не видите, в головах у вас не мозги, а гнилушки. Кровь-то легко не отмыть… Чем про оборотней сказки сказывать, ищите лучше, куда одежда вашего долгополого подевалась!
Собравшиеся невольно опешили, но ненадолго.
– Совсем старая карга заговариваться стала! – Сплюнул на пол сапожник. – Зачем ты, Томас, эту ведьму зовешь, не пойму! Она на нас того и гляди порчу наведет! И вообще, кто знает, может это ей кровь-то девичья была нужна? Она давно в сговоре с Гисборном…
– Да хватит уже про кровь-то! – взревел Маленький Джон, угрожающе развернувшись в сторону в миг побледневшего сапожника. – Ты сам ее часом не сосешь по ночам, приятель? Мы Матильду в обиду никому не дадим, так и знай. Без Матильды вы здесь в первую же зиму от морового поветрия перемрете. И про Гисборна хватит врать! Что было – то было, да быльем поросло! Гисборн давно человеком стал, чего не скажешь о многих собравшихся.
Старый соратник Робин Гуда мрачно обвел взглядом стол и поднялся в полный свой богатырский рост. Вслед за ним тут же строем встали и сыновья.
– Ты, Том, на нас зла не держи, но только Кейт лучшей памяти по себе заслужила, чем эта брехня! Поминки в собачий лай превратили!
Сердито сопя, Джон проследовал к выходу, за ним Матильда и еще несколько человек. Проходя мимо Мег, Маленький Джон приобнял ее своей лапищей:
– Пойдем с нами, девочка, а то уши совсем завянут…
-
-
15.08.2017 в 01:58– Вас, Гисборн, я попрошу остаться!
Завтра… мы подумаем об этом завтра…
Прямо цветник аллюзий
Хорошо, что рядом с Гаем - Алан! Уж этот не даст пропасть ))) И Маленький Джон тут несказанно порадовал. Немножко удивило, что Мэг отмолчалась, хотя, с другой стороны, может, она и права. Стоило ли в этом базаре участвовать? И да, спасибо, что выпнули Кутберта из Ноттингема )) Хотя, боюсь, последнего слова он ещё не сказал.
-
-
15.08.2017 в 09:32Впечатлений и мыслей много, но пока в голове сумбур...
Гай конечно, в своем репертуаре, прямолинеен и решителен в своих действиях, как таран. Повезло ему с Аланом, тот прирожденный "жулик", умеющий просчитать на несколько ходов вперед, иначе наломал бы Гаюшка дров.
А шериф-то оказывается, не зря трясется... Вон оно как получилось.
Пропавшая ряса, кажется, имеет непосредственное отношение к убийствам. Человек в "мундире", в данном случае, в рясе - безлик. Кто угодно одень.
И кое-кто оказывается, в деревне еще происшедшее с семьей Гисборнов помнят. И старушка права, только мало кто ее слышал. Гиз ведь действительно после случившегося озлобился. Робин струсил и предал, фактически свалив на него свою вину. После пожара и смерти родителей никто не защитил и не заступился.
Ну и Гай решил никого не жалеть, коли его с сестрой не пожалели.
И Джон порадовал, да. ))
-
-
15.08.2017 в 19:04-
-
15.08.2017 в 20:44Смиренно признаюсь, что история, рассказанная Джесс на поминках, про Гая и ее отца, отчасти заимствована из "Белого дракона", но и здесь я не смогла пойти наперекор персонажу: Джесс пришла ко мне самой первой и потребовала, чтобы ей дали слово.
А ряса отца Уильяма, я думаю, очень скоро отыщется :-)
-
-
15.08.2017 в 21:15-
-
15.08.2017 в 21:34-
-
15.08.2017 в 21:39Мне только во флешмобах встречалось ))) На соседнем форуме периодически играют, подбирая цитаты из того или иного фильма к скринам из сериала )) Там фраза "А вас, Штирлиц, я попрошу остаться" - точно обыгрывалась (в паре Гай - Вейзи), но сейчас не найду...
-
-
16.08.2017 в 00:24Купец слегка настораживает - от кого это он там избавляться собрался? Как бы за помощь и правда чем неприятным расплачиваться не пришлось. Правда, сам лично Гиз с ним никаких договоров не заключал...
Ну и сплетни - такие сплетни...
-
-
16.08.2017 в 13:41-
-
16.08.2017 в 15:43Племянник, испытывающий пиетет перед злодеями и бегающий за "жонглеркой"...
А ряса - это интересно! На таких вот сборищах самое важное и неожиданное как раз и можно услышать, точно. Но неужели Алана не было на поминках старой подруги? Или он специально хотел не смущать добрых соседей и дать всем высказаться без помех, в надежде на понятливость Мег?
Отец Кутберт отбыл, но чувствуется, что вряд ли сдался. Очень интригует, что же настолько важное могут знать жонглеры? Тем более о мастере Боумэне. читать дальше
И еще интригуют приключения Гая в Тулузе, особенно намек на некую даму... А про это мы узнаем? Очень бы хотелось!
Перекличка с "Белым драконом" меня тоже порадовала, так хорошо получилось. Отлично его помню и очень люблю.
-
-
16.08.2017 в 23:43Алана на поминки не позвали, поскольку он "человек сэра Гая" и от ноттингемской общественности за годы странствий немного оторвался, а главное - у него в этот день другие дела )))). Вообще-то Томас сначала собирался на поминки и Гисборна позвать, но потом оказался слабаком и подкаблучником у все той же местной общественности :-)
История про некую даму из Тулузы непременно будет, очевидно, предпоследней главой - а как же иначе. Надо дать ответ на все загадки. История дамы уже нам известна, вот только как ее звали, дама нам пока не сообщила. Так что если она кому-то из вас свое имя шепнет раньше, чем мне, то прошу меня известить, лучше, наверно, в личку.
Irina77, да, теперь припоминаю, кадры с подписями видела. Вероятно, запало в подсознание ))))
-
-
17.08.2017 в 01:56sherwoodforest.diary.ru/p170125153.htm
-
-
18.08.2017 в 12:57Мэр [..] говор[и]т чистую правду - это один из забавнейших оксиморонов, что я за последнее время читала.
Гиз не лукавит, когда говорит, умирая, что Мэр была любовью всей его жизни... Безусловно, но при этом следует уточнить, что "любовь" для Гая то, что в основном клинически называется "болезнью". Да, Мэриан безусловно была болезнью всей его жизни, при чем тоже без капли романтики.
Мне правда трудно понять тех поклонниц гизмариона, которые считают настоящей любовью то, что Гай испытывал относительно Мэриан. Возможно это как-то связано с весьма маргинальной склонностью некоторых женщин к тому, что по-русски называют "бьет, значит любит" (и это не только в буквальном и физическом смысле), но следует понять, что далеко не всем женщинам такое приемлемо, и Мэриан каноничная точно не из тех, которая на такое согласиться и будет считать любовью, тем более, что у нее был совсем другой опыт любви с Робином. Как бы неприятна она мне не была читать дальше, но я должна признать, что именно в каноне Гай ей сделал столько мерзкого, чему названия нет, что это уже никак не назовешь любовью читать дальше. Начиная с угроз, запугивания и шантажа, чтоб ее заставить выйти за себя, и с того, что он даже не на мгновение не попытался задать себя вопрос, что эта особа из себя на самом деле представляет. Он ее заведомо подчинил своим ожиданиям, без ее ведома и согласия наложил на нее ту маску, какую он ее себе и для себя вообразил, и такой ей и покланялся. Более того - всякий раз, когда он попал под конфронтацию какого-то проявления Мэриан настоящей, а не той, которую сам придумал, это его страшно задевало и он реагировал исключительно агрессивно - агрессивно против Мэриан настоящей. А это ведь была всего лишь чуточка, что он узнал, и все остальное Мэриан от него прятала или преподносила в искаженном виде! Именно поэтому это более чем ясно, что никакая совместная жизнь у них по определению не получилась бы - одни разочарования. И постель тоже определенно не помогла бы. После убийства Мэриан в одно такое мгновение, когда Мэриан настоящая с особенной жестокостью разгромила образ богини, созданной Гаем, в одном смысле ему все же стало проще (тут он мне страшно напоминает Рогожина из "Идиота") - когда она уже так тихо и спокойно лежит и уже слово больше не промолвит, ясно, что Мэриан настоящая уже точно не вторгнется новыми нежеланными откровениями и не помешает Гаю долго и также безнадежно "любить" такую Мэриан, какую он сам хочет любить. Романтики я тут нигде не вижу, это скорее всего все страшно жутко.
В этом суть его отношений с Мег в каноне, а не в романтических чувствах, которых там нет. Не знаю, заметили ли Вы это, но я постоянно именно на это настаиваю. Нет там влюбленности, более того - со стороны Мэг тоже нет, ибо она то точно в своей прямолинейности, при чем уже с полторой нагой в гробу, в конце так бы сказала Гаю, что давно влюбленная в него, и, если ее последние слова Гаю были, что он ей всегда нравился, то это не в крайне плоском и банальном смысле просто симпатий к мужчине, а и именно в человеческих измерениях. Это были последние слова терапии Мэг для Гая, после которых он мог уже пойти на примирение с Робином. У Гая и Мэг в коротком мгновении их встречи больше чем просто банальная романтика и на много больше, чем когда-либо у Гая было с Мэриан настоящей, потому, что с Мэг у него была искренняя человеческая близость просто так - без каких либо обязательств, ожиданий, вынужденный. У Гая, который, вспомним, признался Мэриан, что у него никого нет даже, когда Мэриан вроде как еще была, наконец-то появился кто-то просто близкий проявляющий человеческую заботу. Именно поэтому Мэг и была за весь сериал первой, которую он не выпустил из рук и в буквальном смысле нес, не взирая на ему самому грозящую опасность - как Вы верно отметили, она была первым человеком в его жизни, которого он не бросил и не предал. Правда, этот кто-то сразу умер. Потому я раньше писала, что лично я вовсе не уверенна, стали ли бы они через какое-то время любовниками, если бы выжили (ибо такая перспектива прослеживается почти во всех фиках, в которых они не умирают), но я не сомневаюсь, что они совершенно точно остались бы очень близкими людьми (кстати из этого как раз мое желание примерить на Мэг роль дочери Гая - просто из-за желания попробовать какую-то другую форму близости). Не думаю, что Гай так бы на долго уехал - пусть с Робином -, не поддерживая с ней хоть какую-то минимальною связь из далека.
Кстати, про Энни есть чудный англоязычный фанфик, как ни странно у LadeKate A different side Да, я конечно знаю этот фик и ничего странного не нахожу в том, что эго написала именно LadyKate63. Там ведь определенно ясно, что все это ей было нужно только для того, чтоб опять в очередной раз восхвалить Мэриан. Кстати эта автор ее так болезненно боготворит, что даже сам Гай из канона в этом за ней никак не успеет. Как я всегда утверждаю, фикрайтеры могут писать, что и как хотят, и этим предполагается, что какое-то отступление от канона просто неизбежно, но лично для меня мировоззрение LadyKate63 совершенно не подходит, почему я ее фики не люблю. Элси болезненная одержимость Гая казалась жуткой уже в каноне, то у нее вообще сплошная гипертрофия. Кстати даже в этом фике про Энни логика хромает на все шестисот ноги, если бы у логики они были, хотя признаюсь, что из ее фиков этот может быть самый приемлемый, потому, что в нем Мэриан, похожая на страшную древнеегипетскую кровожадную карающую богиню в мраке темного храма, всего лишь распространяет над Гаем и Энни свое мрачное присутствие. И постели LadyKate63 придает уж больно много значения - ну, не бывают там такие откровения, про какие она пишет. Заблуждаются те, которые приписывают романтике и постели главную и превышенную роль в жизни.
nebula17,
Это было в таком смысле, что я Вас предупреждаю, что контент Вам может оказаться неприятным, и заранее извиваюсь, если Вы все-таки решитесь это читать. Больше из-за заботы о Вас, а не о себе. Вы, конечно, свободны читать или не читать все, что угодно.
-
-
18.08.2017 в 21:04Улыбнуло, что живую Мэр отрывать от Робина ни в коем случае нельзя, а вот закопать её, забыть и дальше вводить сколько хочешь НПЖ (новых женских персонажей) – пожалуйста. Нет. Если уж персонаж играет в легенде значительную роль, его так просто не закопаешь. Попробуйте убить Моргану и посмотрите, что останется от истории короля Артура. Про пары вроде Ромео/Джульетта или Тристан/Изольда я вообще молчу. Они друг без друга просто не существуют.
Но тут у нас совсем другая ситуация. Как ни объясняй этот факт, а от него никуда не деться – в конце второго сезона Мэр была ликвидирована. Целый сезон благополучно прошёл без неё! Никто даже особо не переживал, кроме Гисборна. А потому придётся признать, что либо сериал является таки деконструкцией, либо Мэриан для Робина далеко не то же самое, что Джульетта для Ромео. И от её исчезновения в той или иной форме из его жизни Робин Гуд быть Робин Гудом не перестанет.
Какую роль играет дева Мэриан в сюжете легенды? Из сорока баллад о Робин Гуде Мэриан участвует только в одной (которая никак не влияет на остальные). То, что сценаристы якобы трепетно возвели в первоисточник все предыдущие экранизации вплоть до РИШ, где педалируется любовная линия Робин/Мэриан – заблуждение. Это было бы просто физически невозможно, и они, конечно, не могли себе ставить такой цели. Когда человек пишет фанфик, он может сколько угодно черпать идей из других фанфиков, но каноном они от этого не становятся. Каноном, в данном случае, могут быть только баллады, а там чистый джен.
Да и сам архетип Робина – дженовый. Его имя давно стало нарицательным и даёт вполне определённую характеристику человеку. Спросите любого, кто такой Ромео, и вам ответят: «Это юноша, погибший ради любви к Джульетте». Спросите, кто такой Робин Гуд, и услышите: «Это разбойник, который грабил богатых и помогал бедным». Большинство людей и не вспомнит про его невесту.
История Робин Гуда – не лавстори, соответственно, Мэриан не является в ней константой. Точно также, как многие другие персонажи. Как Алан, например, которого не постеснялись «одолжить» Гаю, предварительно превратив романтичного менестреля в вороватого крестьянина. Или сам Гай, изменившийся просто до неузнаваемости по сравнению с тем, как он представлен в балладе. Константа в истории Робина – это шериф. Вот его никак нельзя убрать, заменить на кого-то или перетянуть в противоположный лагерь. Всех остальных – можно.
И последнее. То, что «этот сериал в первую очередь экранизация балладного героя и легенды Англии Робина Гуда» - спорное утверждение. Первый сезон – да. Второй уже не до такой степени. А вот в третьем сезоне Гай Гисборн окончательно становится главным героем. Робин и его приключения идут либо фоном, либо тесно связаны с Гаем. Никакой достойной внимания собственной истории сценаристы ему не дали. Весь третий сезон мы следим за историей Гисборна. Ну а раз сериал становится про него, то отдать ему в самом конце главную героиню было бы ничуть не против логики.
-
-
19.08.2017 в 14:38А придумать сюжет с Мэг в качестве дочки Гая было бы и правда интересно. Эдакое неожиданное средство спасения без "любовей". Но мне кажется, в сюжете такое средство заложено - Изабелла, и добавлять еще одну родственницу как-то уже лишнее, можно было только за счет их непростых взаимоотношений то же самое сделать - научить обеих видеть кого-то кроме себя.
-
-
19.08.2017 в 17:39Ну, здесь даже превращение Робина в злодея делу не поможет ) Если уж они поженятся, то тут и сказочке конец. Мужу Мэриан будет верна, даже поняв, что совершила ошибку. Но мне кажется, что в этом сюжете и нет никакой необходимости за уши вытягивать гизмарион. Всё достаточно логично. Близким человеком, в котором Гай так остро нуждается, для него, действительно, может стать сестра. Если отношения с ней будут выяснены до конца и Мэр поможет примирению. А главное – дружба, к которой Робин и Гай приходят в конечном итоге, не будет смотреться так дико и даже в какой-то степени кощунственно, как после убийства Мэр. Честно, я бы с удовольствием посмотрела третий сезон с таким раскладом )
-
-
19.08.2017 в 17:43-
-
21.08.2017 в 12:49Улыбнуло, что живую Мэр отрывать от Робина ни в коем случае нельзя, а вот закопать её, забыть и дальше вводить сколько хочешь НПЖ (новых женских персонажей) – пожалуйста. Нет. Если уж персонаж играет в легенде значительную роль, его так просто не закопаешь.
И что? Не жить же даже легендам вечно, все когда-то умерли. А у Мэриан и Робина была любовь до гроба. Вот, только гроб и разделил их. А не какой-то посторонний мужчина. Забыть ее тоже не забыли - это кто у нас в финале умирающему Робину руку подавал? Да, Мэриан, а не кто-то из НПЖ. Нам очень тупо объяснили, кто тут единственная. Как я и сказала, сценаристы наши могут забрести в очень дальние степи, но всегда придут обратно к пункту выхода.
Целый сезон благополучно прошёл без неё! Никто даже особо не переживал, кроме Гисборна.
Да, но первые два же была? Была, при чем в очень тяжелей форме в прямом и переносном смысле - надавала тон так сильно, что инерция работала еще в третьем. А кроме того полагаю, что Робин также бы переживал из-за ее смерти гораздо больше, если бы именно он был убийцей. Там все закономерно. Есть ведь разница, когда кто-то, кто занимал огромное место в твоей жизни, вообще умер или ты его сам убил.
В прочем, по фольклору Робин запросто может существовать без всякой Мэриан (на это Вы сами указываете), так что тут сколько угодно сезонов без нее снимай. Это Мэриан не существует без Робина. Если она вообще есть, она девушка Робина.
Не знаю, как надо искажать смысл, чтобы из обе экранизации идет каждая своим путем, РГ не в коем случае тупо не повторяет РиШ сделать трепетно возвели в первоисточник все предыдущие экранизации вплоть до РИШ Тем более, что я очевидно говорила про некоторые цитаты, а не о трепетном возведении.
При чем, если уж про заблуждения, то таким является именно сие высказывание: РИШ, где педалируется любовная линия Робин/Мэриан Это абсолютно не так, хотя бы потому, что там аж два Робина (они разделили его на Локсли и на Хантигтона) - первого (Локсли) Мэриан любила и была его женой. И, я бы сказала, именно чтоб не педализировать тему любви, создатели РиШ отказались от каких-то либо треугольников и прочих любовных перипетий. Даже барон, от которого Робин в начале сериал ее увез в Шервуд, хотел женится на ней не из-за любви или страсти, а, чтобы принести ее в жертву (мистика в этом сериале точно педализируется, но это тот элемент, который на РГ никак не подействовал). Там любовная линия Робина и Мэриан была очень тихой, и все самое важное для этой пары происходило вовсе не на экране. Их отношения просто существовали на заднем плане, как зеленая листва леса, и никак не обсуждались кроме эпизодов, где Мэриан устанавливала свое место в шайке (в принципе ее единственная сора с Робином - на нее хотели наложить роль домохозяйки, а она, естественно, хотела разбойничать вместе со всеми, и своего добилась) или где по сюжету кому-то из обоих грозила смертельная опасность (кстати элемент с "воскресением" из смерти Мэриан именно в последней серии первого сезона тоже в РГ пропутешествовал из последней серии первого сезона РиШ). Он погиб в конце второго сезона. Когда в третьем сезоне появился второй Робин (Хантигтон), он был в нее влюблен, но она ему сразу сказала, что ей еще необходимо время. И Робин ждал весь сезон. Напоминал ей о своих чувствах крайне редко и робко. Под конец она вроде как согласилась выйти замуж, но все ровно пошла в монастырь, объяснив ему это тем, что ей не вынести потерю еще одного мужа. Так что в каком-то смысле именно РиШ оригинален и не каноничен в том плане, что в этом сериале Мэриан отказала Робину. Правда, из-за другого Робина, а не из-за Гая или кого-то еще другого. Там тоже сценаристы что-то очень крепкое курили, чтобы в плане завоевателя сердца Мэриан сделать из Робина соперника Робина. Я никогда в здравом уме бы не утверждала, что это имеет хоть что-то общее с РГ.
Какую роль играет дева Мэриан в сюжете легенды? Из сорока баллад о Робин Гуде Мэриан участвует только в одной (которая никак не влияет на остальные). Именно поэтому я и говорю: в балладах и позднейшем фольклоре на эту тему. Тут сценаристы кроме баллад к фольклору отнесли даже уже раньше созданные фильмы о Робине Гуде Да, по крайней мере изначально, когда еще была Клоринда, любовь в песнях о Робине не главная, но потом, с ее эволюцией в Мэриан и тем более в эпохе романтизма, любовная детерминация Робина и Мэрина приобретает все больше и больше значения. Поэтому не совсем правильно с нашей стороны анонимный, т.е. всем народом, созданный фольклор сравнивать с авторскими произведениями литературы - законченными и неизменимыми (я знаю, что у Тристана и Изольды есть много литературных версий с разными авторами и на разный языках). Так-то и у меня сложилось впечатление, что сценаристы РГ отнеслись к сюжетным источникам как народному наследству, которые создавались столетиями вплоть до современности, и я не ограничила ничего до сорока изначальных баллад. За одно я Вас очень прошу назвать мне хоть одну версию фильма или рассказа о Робине Гуде в любой форме, в которой вообще есть Мэриан, но где Мэриан не любит Робина или бросает его из-за другого мужчины! Я об этом прошу потому, что лично я ни одну такую не знаю. Такие, где Гисборн сотрудничает с Робином - существуют, но я не уверена есть ли переводы на русском. В прочем, сами поищите!
То, что «этот сериал в первую очередь экранизация балладного героя и легенды Англии Робина Гуда» - спорное утверждение. Первый сезон – да. Второй уже не до такой степени. А вот в третьем сезоне Гай Гисборн окончательно становится главным героем. Вроде бы я очень ясно огласила еще одно правило в создании данного произведения: вольности сценаристов, работая параллельно еще и на уровне современного жанра сериалов т.е. чтоб растянуть сюжет, дать ему новые, неожиданные повороты, зрелищность, чтоб добавить конфликтов, напряжения и страстей
Там не нужен особенно острый ум, чтобы заметить, что персонаж Гисборна РГ из изначального картонного негодяя первых серий - смешного, грубого относительно слабых и беззащитных, но трусливого в настоящей опасности (помнится, как он очень живописно изображал труп во время бушевания ассасинок в замке, пока Робин со своей шайкой от них отбивался), которого побеждают и ведут вокруг пальца все, кому не лень, постепенно развивается в глубину. Сериал ведь создают профессионалы. Они же не дураки, чтоб очень скоро не понять, кто тут делает основные рейтинги. Таким образом наш Гай набирал все больше и больше примет грустного, павшего ангела, который обречен на одиночество, ибо, пытаясь обнять кого-то, ранит его как этакий Эдвард Руки-Ножницы. Да, очень профессионально сделано то, что этот герой должен постоянно страшно страдать, потому, что симпатии публики рождаются из сострадания. Но финал они все равно отдали не Гаю, а Робину с Мэриан. Я сейчас произнесу кощунство - сделай из Гая удачника и счастливого человека, отдай ему Мэриан, и посмотри, как долго он сохранит те же рейтинги себя же самого страдающего! Это не только экранизация о Робине, но и современный продукт рынка купли и продажи. И, чтоб привлечь больше покупателей, всякие (но не все!) средства хороши.
-
-
21.08.2017 в 15:31Почему? Потому что вам так хочется? Или потому, что не было такого прецедента? Значит, если мы с вами перекопаем все литературные произведения, созданные на эту тему, пересмотрим десятки экранизаций и найдём таки, где Мэриан уходит от Робина к другому, то вы сочтёте этот сюжетный ход приемлемым? А до тех пор он - табу? Вам не кажется, что это абсурд? Учитывая, что в самой легенде ничего этому не препятствует.