Белка песенки поет...
Глава 1
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
@темы: Кейт, Изабелла, Мег, Алан Э'Дейл, Маленький Джон, Монах Тук, Фанфики, Гай Гисборн
-
-
31.01.2018 в 14:06Да, этот момент я и правда упустила. Изначально-то их арестовали именно по подозрению в убийстве, я как-то не заметила, что общий приговор жонглёров не коснулся. Тогда да, всё логично.
nebula17, а как там Гай поживает? Перси к Джасперу доставили?
Ох, Перси-то давно уже на месте, а вот предшествующую этому главу переписывала уже раз двадцать. Хотя сюрпризом она, наверное, станет для всех, кроме тебя )) Постараюсь всё поскорее довести до ума и выложить. Простите меня, слоупока.
-
-
31.01.2018 в 15:35Ну, тогда лучше писать пока то, что само "идет" ))) У меня так же с клипами бывает, когда почти готов уже, а один кусочек никак не хочет укладываться в "паззл", и крутишь-вертишь его так и сяк... А потом как то само собой получается. )))
-
-
31.01.2018 в 16:04Вот-вот, меня на этой сцене здорово переклинило. Чем больше себя понукаю, тем больше топчусь на месте. Действительно, надо немного отвлечься на то, что само просится "на бумагу". Глядишь, разгруженный мозг быстро всё расставит по местам. Спасибо за совет ))
-
-
01.02.2018 в 19:26sciurus_vulgaris Продолжение чудесное! Вот теперь, когда выяснилось, что дело в политике, все стало на свои места. И да, слова гонца сразу принимаешь на веру, поскольку только так цели и действия Кутберта обретают понятную логику, и объяснима реакция на них шерифа и компании. Вполне можно представить ситуацию, в которой архиепископ Джеффри на самом деле решил подсидеть своего непопулярного братца, что вынуждает шерифа (видимо, куда более умного и искушенного политика, чем кажется) метаться между двух огней и терпеть властолюбивые притязания какого-то там церковника. Кстати, его яростные обвинения в адрес сэра Гая тогда тоже можно объяснить не столько потерей разума от горя, сколько вполне хладнокровной попыткой под хорошим предлогом устранить возможного соглядатая короля Джона (это если шериф за архиепископа, на что похоже). И поведение племянника, вряд ли питающего любовь к королю, из-за которого погиб его отец, в этом свете тоже можно объяснить... (ой, я тут кажется уже свою интригу изобретать начала, извините!) Очень интересно строить предположения, что ж тут на самом деле-то происходит.
Побег прям смаковала! Умничка Алан и все-все! (Переживаю, не слишком ли на самом деле рассвело...) А пассаж с крестом мне почему-то сразу представился просто эдакой "удочкой", наудачу закинутой Гаем - клюнет, не клюнет? Клюнул, радостно сделал мину "ты, начальник, самый догадливый, конечно все дело в каком-то там кресте и я о-очень боюсь, что меня обвинят в его краже...) Короче, никакого креста вообще и не было. Но так, как Irina77 и Автор это объяснили, конечно, придает фразе бОльший смысл. Может быть, даже стоило бы вставить еще какое-нибудь предложение, объясняющее, что Гай на самом деле немало знает о жонглерах и Гифре это понял? А то как-то уж очень быстро этот тертый калач "раскалывается".
Вот про кинжалы, увы, мне до сих пор не очень понятно, хотя специально перечитала еще раз места, где они упоминаются, и объяснения Ирины. Для недогадливых вроде меня, кажется, все-таки маловато сведений, чтобы логично объяснить такую заинтересованность ими Гая. Жду проду!!!
nebula17 и за Ваших переживаю тоже! Как хорошо, что не забросили, а пусть "через тернии", но пишите. Подождем и с удовольствием прочитаем! Удачи Вам!
-
-
01.02.2018 в 20:08TerraVita, nebula17,
Фригейт глючный... Я как то давно, в пору увлечения мекс.сериалами, ставила на Мозиллу "фокси-прокси". Возможно, этот доп и сейчас есть. Его нужно только настроить, добавив ему один-два российских адреса, и включать-отключать по мере необходимости. Или, еще доп Browsec. Не знаю, как для Мозиллы и Оперы, но для Яндекса он есть. Тоже вкл/откл. по мере надобности.
Может быть, даже стоило бы вставить еще какое-нибудь предложение, объясняющее, что Гай на самом деле немало знает о жонглерах и Гифре это понял?
Да, думаю, это было бы неплохо ...
Вот про кинжалы, увы, мне до сих пор не очень понятно,
Если имеется в виду моя фраза про "лишний труп", то я имела в виду, что один из миланских кинжалов мог не принадлежать Гифре.
Что имеем? Танцовщица была убита одним из миланских кинжалов. Будь это чернорыцарский, Гай бы сразу это понял, поэтому он отпадает.
Всего ножей шесть - тех, что Гай с Аланом показали в таверне. Один - кухонный, один - "черного рыцаря", и четыре миланских.
В сцене, где жонглеры с плясуньей выступают перед шерифом, действуют три кинжала (раз-два-три), которые Гифре выпустил в "мишень".
Если при нем других ножей не было, значит этот четвертый принадлежал кому-то другому, тому кто Бьянку и убил. Ну а затем, он оказался среди кинжалов Гифре, и послужил уликой против него самого.
-
-
02.02.2018 в 15:29В сцене, где жонглеры с плясуньей выступают перед шерифом, действуют три кинжала (раз-два-три), которые Гифре выпустил в "мишень". Если при нем других ножей не было, значит этот четвертый принадлежал кому-то другому, вот оно что! А я эту первую сцену, где Гифре кидает ножи, вообще упустила и их количество по этому никак не увязывалось. Теперь поняла!
-
-
02.02.2018 в 15:40-
-
02.02.2018 в 15:51А я эту первую сцену, где Гифре кидает ножи, вообще упустила и их количество по этому никак не увязывалось.
Если даже не считать, а просто подумать... Я уже потом решила перечитать ту главу и проверить...
Если убийства совершал один человек, то получается, что Гифре и в первом не виноват. Т.к. после убийства плясуньи его посадили в кутузку, и он там сидел. Из улик против него - миланский кинжал, похожий на те, что нашли при обыске. Значит, либо один кинжал был у него украден, или подарен им ранее кому то другому, либо ножей он привез изначально меньше, а тот четвертый принадлежал убийце.
-
-
04.02.2018 в 22:01Конфликт между архиепископом Йоркским и Иоанном в 1207 г. - исторический факт, до боевых действий не дошло, но архиепископу пришлось бежать на континент, а на Англию был наложен интердикт. ))))
Замечание про то, откуда Гай узнал про похождения жонглеров в Италии учту, хотя собственно Вы были правы - он именно что решил проверить подозрение и посмотреть, клюнет Гифре или нет :-)
Про клинки: раз уж мои читатели кинулись перечитывать отрывок с выступлением жонглеров в замке, то читайте внимательнее!
Неуловимо точным движением Гифре выхватил из-за пояса нож, затем другой, третий -- и метнул их в Бьянку. {...} Окаменевшая публика наконец выдохнула, но в тот же миг в руке мужчины снова что-то сверкнуло. Глухой удар и звук тамбурина слились в одно -- еще один кинжал вонзился в каком-то пальце от виска танцовщицы. Лицо Бьянки при этом оставалось совершенно спокойным, глаза были широко распахнуты и смотрели прямо в ту сторону, где стоял Гифре. По лицу последнего пробежала странная кривая усмешка. Новый удар тамбурина -- и вместе с ним последний кинжал со свистом вошел в доску на волосок от другого виска плясуньи... итак, сколько?
К тому же вспомним описание кинжалов из той главы, где Гай и все-все-все встречаются в "Паломничестве" и оружейник проводит "экспертизу":
Резьба вишь какая на рукояти затейливая! Надо же: лев с крыльями! -- А резьба-то везде разная!--
Младший сынок Джона восхищенно облизнул губу, в восторге перебирая клинки. -- Здесь вот ангел, крылатый бык... Здесь просто буквы какие-то вырезаны, а на этом -- перечеркнутая волчья или медвежья голова... Клинок с перечеркнутой волчьей головой, как становится известно из дальнейших объяснений, это клинок фламандской работы, принадлежал кому-то из черных рыцарей, предположительно отцу племянника шерифа. А вот остальные - с буквами, с крылатым быком, с крылатым львом, с ангелом - клинки жонглеров миланской работы.
Спойлер: читать дальше
nebula17, Ира уже ответила на твои вопросы, но вдогонку замечу: изготовление, ввоз и вброс в оборот фальшивой монеты -- это тяжкое преступление (felony), посерьезнее убийства какой-то плясуньи будет. Несколько позднее, в XIII в. Генри Брэктон начнет на основе римского права переквалифицировать чеканку фальшивой монеты как государственную измену (high treason) и именно так чеканка, ввоз и распространение фальшивой монеты будут трактоваться в Англии XIV в. Так что если это всплывет, жонглеры и Боумэн рискуют быть четвертованными.
-
-
04.02.2018 в 22:43-
-
05.02.2018 в 03:10Похоже на символы евангелистов, только буквы выбиваются (или я тут чего-то не знаю?)
Так что если это всплывет, жонглеры и Боумэн рискуют быть четвертованными.
Тогда Боумэн, мягко говоря, сглупил, вывалив целую кучу фальшивок одному человеку. Нет бы понемногу сбывать...
-
-
05.02.2018 в 10:43Да, была невнимательна...
Так что если это всплывет, жонглеры и Боумэн рискуют быть четвертованными.
Тогда шерифу тоже мало не покажется... Мало того, что Кутберту позволил захватить власть в городе, так еще и история с Боумэном всплывет.
Тогда Боумэн, мягко говоря, сглупил, вывалив целую кучу фальшивок одному человеку. Нет бы понемногу сбывать...
Понадеялся, что Алан ничего не заметит...
Тем более, если окажется, что Боумэн занимается этим не в первый раз, и ранее никто ничего не подозревал, учитывая очень хорошее качество монет.
Спойлер: изображенные на них символы совершенно точно дают понять, сколько всего было клинков и Гай именно на этом основании предполагает, какой будет ответ, но хочет получить подтверждение своей догадке
Похоже на символы евангелистов, только буквы выбиваются (или я тут чего-то не знаю?)
Тогда получается, что еще одного (с орлом) недостает, а с буквами - лишний...
Тот, что буквами - читала, что на клинках и мечах иногда выбивали фразу/аббревиатуру из Св.Писания... Воины брали с собой такие в Крестовые походы.
Иногда - имя мастера, но это думаю, реже...
за Гайку оченно переживаю, пусть Арчер его одного в замок к Вейзи не отпускает!!!
Да, но если Арчер туда зайдет, то без плаща он оттуда не выйдет... А плащ в лагере остался. Если только позже будет приходить в замок.
-
-
05.02.2018 в 15:12Irina77, Тогда получается, что еще одного (с орлом) недостает да!!!
Смущает кинжал с буквами? Сын Джона вряд ли умеет читать, тем более что буквы греческие ))) Посему прочтем за него: ХР
Альтернативно мог быть агнец с крестом, как здесь
Тогда Боумэн мягко говоря сглупил да, и я не могу убедительно объяснить эту глупость. Как фикрайтера, меня это напрягает. Но другого выхода придумать не могу, иначе как Гайке с Аланом дознаться до подноготной отношений Боумэна и Гифре. Остается надеяться на то, что глупости совершают все, а Боумэну до сих пор все сходило с рук. Как-то так.
-
-
05.02.2018 в 17:25Да. Плюс ко всему, у гражданина скорее всего, просто сдали нервишки... Плюс жадность. Плюс, ему до сих пор все махинации сходили с рук. А то, что эта - далеко не первая (причем, необязательно даже с фальшивыми деньгами), учитывая его скользкую натуру, очевидно.
Да еще понадеялся на некомпетентность в этом вопросе Алана. Наверняка также счел его глупым воякой. Ну вот и попался.
-
-
06.02.2018 в 02:55-
-
06.02.2018 в 19:21Символы евангелистов на рукоятях - как здорово задумано! А я ворона, ведь знаю же их, но когда читала, никаких ассоциаций даже не мелькнуло. Но тогда получается, что объяснение Ирины немного не верно и я опять запуталась. Кинжалов пять, одним убили жонглерку, еще четыре нашли в "Баране и лисе". Среди них не было квилона с волчьей головой, поскольку обыск проводил Гай, или по крайней мере ему первому отдали найденное, и на этот он сразу обратил бы внимание. Надо думать, их все сразу передали шерифу на хранение, и после убийства Кейт Алан из его "сейфа" вытащил снова пять штук, но один из кинжалов был уже подменен. Что получается: преступник взял его у шерифа, убил им дочку Кейт, потом кинжал попал к Кутберту, у него и остался, а преступник положил в "сейф" "чернорыцарский" кинжал для количества? То есть ему было важно совершить убийство именно этим кинжалом, с орлом, а не просто любым ножом? Или хотя бы оставить его на месте преступления, в качестве знака кому-то или намека? (Или я опять все неправильно поняла?) В общем чем дальше, тем все страньше и страньше!
Еще идея: Боумен со своим глупым просчетом может быть даже просто патологическим скупцом. Есть ведь такая категория людей, которым невыносимо расстаться даже с грошиком без крайней необходимости и порой из-за этого они поступают вопреки всякому здравому смыслу. Ну жаль ему было настоящих монет, когда можно "сэкономить".
п.с. что-то у меня никакие прокси и турбо не помогают нормальной загрузке, или вообще никак, или вижу только текст. Поскорей бы наладили.
-
-
06.02.2018 в 20:06Что получается: преступник взял его у шерифа, убил им дочку Кейт, потом кинжал попал к Кутберту, у него и остался, а преступник положил в "сейф" "чернорыцарский" кинжал для количества все так!!!
Но дальше Вы пытаетесь понять, зачем преступнику было брать кинжалы из "сейфа" шерифа, а таких объяснений может быть много... Спойлер: читать дальше
Между тем, сама история с возможностью взять уже использованный для убийства клинок позволяет задать и другие вопросы. Спойлер:
читать дальше
-
-
06.02.2018 в 21:21Ходила в техподдержку, админы пишут, что со своей стороны адреса давно поменяли, поэтому блокироваться не должно уже
diary-support.diary.ru/p214596715.htm?from=0
Но если по прежнему, то
1) Попробовать зайти с другого браузера.
2) Через другого провайдера. (Грешат на казахтелеком, а другие вроде бы, работают.).
Что получается: преступник взял его у шерифа, убил им дочку Кейт, потом кинжал попал к Кутберту, у него и остался, а преступник положил в "сейф" "чернорыцарский" кинжал для количества?
Так, стоп... Теперь уже я запуталась.... Надо бы все внимательно перечитать.
Но ведь Кейт с девочками были убиты кухонным ножом, как и Элизабет? А не миланским клинком. Значит, уже на момент убийства Кейт, клинка с орлом у убийцы уже не было. (Забыл он его дома, или потерял...). И воспользовался кухонным ножом, в том и другом случае.
А вот по поводу служанки Нелл - интересно. Орудия убийства при ней найдено не было.
Если Нелл была убита миланским ножом, значит, подмена случилась вскоре после этого. Т.к. кинжал возможно, был утерян (или просто выброшен/упал в реку, коли убийство произошло на берегу реки). После чего убийца в шерифов тайник уже не лазил, а взялся за кухонные ножи.
Если же кинжал был возвращен на место, и затем попал в руки Кутберта (вместе с остальными четырьмя), то какой смысл подкладывать в сейф еще и чернорыцарский?
Либо Кутберт, будучи священником, просто догадался о наличии клинка с орлом, даже если в тайнике его уже не было. А вот наличие там клинка черного рыцаря, вполне могло навести его на определенные выводы.
-
-
06.02.2018 в 21:59Да, точно, надо перечитывать.... Клинок действительно был...
-
-
06.02.2018 в 22:08Кейт - да"Большой мясницкий нож - орудие убийства - так и остался торчать чуть ниже груди",
а девочки?
Читаем показания Кевина (допрашивает Гай):
Мне померещилось, что маленькая, Лиз, еще дышит... Я бросился к ней (...) А тут шум, дверь нараспашку. Входят эти (...) Народ набежал, все кричат: "Убийца! Убийца!" А я и правда стою - весь в крови, в руке нож (...) Гай: Нож откуда? Кевин: Не знаю... (...) Он был воткнут в платье Лиз, оно было как пришпилено к полу. Я, когда ее на руки брал, должен был платье отцепить, взял в руку (...) Гай: нож ваш? Кевин: не знаю, я не заметил. Гай: и где он теперь? Кевин: у этого... У священника, который командовал стражей
Так что TerraVita все верно вычислила. Чем была убита Нелл мы действительно не знаем. Когда преступник подложил чернорыцарский клинок на место попавшего к Кутберту пятого миланского кинжала с орлом - тоже.
-
-
07.02.2018 в 15:44Irina77,
Ходила в техподдержку, админы пишут, что со своей стороны адреса давно поменяли Спасибо! У меня как раз Казахтелеком и без вариантов, не считая телефона. Зная эту контору, могу предположить, что что-то наладят они эдак через годик. В Опере и стандартном браузере все то же самое. Ладно, главное что текст видно и комменты писать можно, остальное придется потерпеть.
-
-
07.02.2018 в 17:40Попробуй еще позвонить в техподдержку провайдера, и выяснить, что за дела. Иначе действительно можно дождаться лишь через годик... Т.к. админы со своей стороны все наладили и поменяли адреса еще две недели назад. Поэтому, хоть какие-то сдвиги должны быть.
sciurus_vulgaris, самый простой вариант: хорошее оружие под ногами не валяется, его достать где-то надо, преступник взял то, что уже опробовал в деле
Только зачем, опять же, такие сложности? Лезть для этого в сейф. Если убийца кто-то из окружения и семейства шерифа, то трудностей с оружием у него быть не должно. Другое дело, что оно могло быть "приметным", по которым можно опознать владельца. В другом случае, ему сгодился обычный кухонный нож, дополнительно прихваченный из кухни.
Даа ))) Думаем дальше и ждем продолжения ))
-
-
11.03.2018 в 22:44Клинков было пять, – охотно подтвердил пришедший в себя Хоакино. Делались они явно на заказ и кто бы ни был первоначальный владелец – у него наверняка водилось лишнее серебро, а продав их, можно было безбедно прожить год, а может и два, – если с умом распорядиться деньгами. Впрочем, с умом распоряжаться чем бы то ни было юный барселонец никогда не умел, да и Гифре никогда бы не согласился расстаться со своим сокровищем. О том, каким образом кинжалы попали к нему в руки, старший из жонглеров тоже предпочитал помалкивать. Принес однажды, когда они поджидали свою «сестричку» в старом марсельском порту, и с тех пор не расставался с дорогим оружием. И только очередная выходка Бьянки, сговорившейся, буквально у всех под носом, провести ночь с красавцем рыцарем в вишневом плаще, заставила Гифре настолько потерять голову, что один из кинжалов с орлом на рукояти оказался забытым после злополучного представления в ноттингемском замке. Именно этим клинком, судя по всему, несколькими часами спустя и была убита плясунья, отправившаяся, несмотря на все угрозы и брань взбешенного любовника, на свидание с лордом Перси.
– Это было уже не первое ее свидание, но ведь Гифре совершенно ни к чему было об этом знать, верно? – шепотом прибавил Хоакино уже после импровизированного допроса, когда вся их разношерстная компания – стражники, жонглеры, Алан с сэром Гаем – едва ли не ползком продирались по заброшенному подземному ходу, надеясь таким путем выбраться на свободу.
Кевин рассеянно кивнул, размышляя об услышанном: кинжал с символом евангелиста Иоанна был найден на месте убийства танцовщицы и вместе с остальными клинками, изъятыми у арестованных, доставлен в покои сэра Саймона. Однако потом он куда-то исчез, а вместо него под замком в ларце у шерифа оказался совсем другой кинжал фламандской работы, с волчьей мордой на рукояти, который сэр Гай демонстрировал мастеру Уиллу в «Паломничестве». Алан почему-то считал его принадлежавшим молодому лорду Уильяму. Но ведь был еще какой-то клинок… тот, который Кевин сам держал в руках, когда его «с поличным» застали над телом малышки Лиз отец Кутберт и отец Христофор… Если бы он мог теперь вспомнить этот нож… небольшой… с такой удобной резной рукоятью, которая, казалось, сама просилась лечь в руку… Да что там! Сколько раз брат Кейт проклинал себя за каждый шаг, сделанный им в тот злополучное утро. За то, что накануне он зачем-то согласился караулить ночью трактир Мартина Олдершотта вместо того, чтобы остаться с сестрой и детьми. За то, что замешкался потом в «Баране и лисе», помогая мальчишке-слуге завести в стойло двух мулов – на них с утра пораньше на постоялый двор заявились для допроса этот самый проклятый Кутберт и верный прихвостень шерифа брат Христофор. А как он корил себя за то, что обнаружив дома трупы сестры и племянниц, совершенно потерял голову… и перемазался по уши кровью, вытаскивая из пришпиленного к полу платья убитой девочки этот проклятый кинжал, попавший теперь в руки архиепископской сволочи, непонятно с какой целью, но железно вознамерившейся сжить их теперь со свету!
Досадуя на самого себя, Кевин не заметил и едва-едва не рухнул в разверзшийся у самых ног глубокий провал, но в последний миг его удержала от падения крепкая рука Тома:
-- На ходу засыпаешь что ли? Смотри под ноги! И давай, давай, шевелись, иначе на том свете отоспишься!
Стражник был страшно зол: он вместе с Беном и Аланом настаивали на том, чтобы бросить жонглеров связанными в камере, а не тащить за собой на волю из темницы. От Гифре можно было дождаться только удара в спину: рана, которую он сумел нанести Тому, отнюдь не говорила в пользу ярмарочного фигляра. Однако сэр Гай рассудил иначе, и его неожиданно поддержал Мартин.
«Как же, самый совестливый среди нас выискался… на капитана блажь нашла и этот туда же!». – Эту мысль Том, конечно, озвучивать не стал, но от души врезал Кевину по затылку, чтобы привести в чувство хотя бы юнца.
Урок, видимо, пошел впрок и братишка Кейт вынырнул из поглотившей его было глубокой задумчивости и стал энергичнее продвигаться вперед вслед за Хоакино и Аланом. Младшему из жонглеров, в отличие от Гифре, из предосторожности только связали руки за спиной, но не стали завязывать глаза и затыкать рот кляпом, и потому он передвигался самостоятельно, в то время как Бен и Мартин, матерясь в полголоса, по очереди волокли на себе сей криминальный талант.
Внезапно Гисборн, шедший первым, сделал какой-то знак рукой и Алан моментально затушил светильник. Кевин прислушался: вроде бы ничего. Но затем вдалеке, за поворотом, глухо, но явственно послышался шум, звуки шагов, даже, кажется, чьи-то голоса. Потом темнота окрасилась слабым свечением – оно нарастало, приближалось… и вдруг, как будто по сигналу, свет потух и все стихло.
-
-
11.03.2018 в 22:50Тишину прорезал резкий пронзительный крик какой-то ночной птицы. «Откуда здесь она, в подземелье?..». – Не успел Кевин додумать эту мысль, как Алан, стоявший совсем рядом, отозвался натуральным лягушачьим кваканьем… один раз, другой. С того конца ответили, а потом подземелье снова озарилось светом, послышался топот бегущих навстречу ног и из-за поворота показались сначала молодые ребята, «маленький маленький Джон» и его братья, а потом и их отец, оружейник Уилл и молодой кузнец по имени Дэниел, которого Кевин часто встречал в доме у Джона.
Раздался чей-то приглушенный смех, беглецы и их спасители облегченно переводили дыхание, обнимались, похлопывали друг друга по плечу, с напускной суровостью ругая за пережитую только что тревогу. Мастер Уилл и Дэн раздавали ребятам принесенное с собою оружие: «Ничего, еще повоюем вместе, мужики!». Кевину тоже крепко досталось в стальных объятиях «малютки» Джона и его пошедших в батюшку отпрысков.
– Как вы сюда вышли, Джон? Кто вас предупредил? – устало улыбался Гисборн, пожимая руку старому соратнику Робин Гуда.
– За дураков нас держишь, сэр Гай? Или память начисто отшибло? – Нарочито угрюмо проворчал тот в ответ. – Сам же план тогда для пущей наглядности на песке чертил… Да и до заброшенной церкви мы вас с Туком провожали. Крест только над могилой давно поломан, насилу нашли, да еще в темноте, пришлось все кладбище на коленях пропахать… А откуда узнали, что вас, горемычных, вытаскивать надо? – Так на рынке сегодня вовсю кричали про вашу будущую лютую казнь… Тебя-то, Гисборн, может и не жалко…
Стареющий колосс произнес эти слова небрежно, но повысив голос так, что все невольно обернулись и посмотрели в его сторону. Глаза молодых ребят невольно округлились настолько, что рябой оружейник Уилл тихо согнулся пополам, наслаждаясь комедией.
– Да! Я сказал, не жалко, – смачно, словно пробуя эти слова на вкус, пробасил Джон, – А вот его, – он назидательно ткнул пальцем в сторону Кевина, – жаль! И мужиков жаль! И тебя, Алан, хоть ты и плут, каких еще поискать! Такие дела. – Он выдержал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом, а потом неспешно продолжил, искоса посматривая на рыцаря – В общем стали мы с Уиллом, да с Туком тут кумекать… А как стемнело, так и Мег прибежала, руки ломает: спасите, дескать, драгоценного нашего сэра Гая!
Имитируя взволнованный женский голос, бывший шервудский партизан вдруг заговорил смешным фальцетом, и Кевин с удивлением понял: Джон… ну да, валяет дурака, чтобы никто не заметил, как сверкнули влагой его все еще густые ресницы. Кейт всегда говорила, что их «Малыш» излишне добр и сентиментален. Так оно, конечно, и было.
– Где она? – сэр Гай буквально ел глазами собеседника.
– Мег? Забрала у Матильды все ее зелья, какие при той были, и побежала обратно в замок. Сказала, что попробует людей архиепископа этим добром опоить: там у Матильды и маку немного было, и ревеня… В общем, чтоб страже и святому отцу из Йорка не до вас было. Как-то так.
-- И вы позволили ей вернуться?!
Джон, повесив голову, покаянно развел руками:
– Да разве ж ее удержишь? Влюбленную бабу, – соратник Робина хитро прищурил глаз, – и конный не остановит! А уж Мег – бедовая она, всегда такой была!
Гисборн лишь скрипнул зубами: его ночной кошмар все еще имел хорошие шансы сбыться наяву.
– А Тук?
– Отец Тук уже, почитай, свое отработал! – хохотнул старый шервудский партизан. – Кутберт-то оказался совсем не прост. Он, как вас схватили, сразу же послал своего человечка к архиепископу, за войсками. Да только Тук перехватил этого замухрышку, ну и… В общем, жить бедолага, наверное, будет, но кто он такой и куда его послали – долго еще не вспомнит.
– Значит, город так и не захвачен? – в глазах Гисборна блеснул опасный синий сполох.
– Да нет! – изумился Джон. – Все пока тихо. В замке у вас, конечно, этот поп малахольный из Йорка командует: шериф, по слухам, у себя в спальне заперся и ревет в три ручья. Городские ворота, считай, вообще без охраны. Наша стража, как вас повязали, в полном раздрае: не знают, чьих приказов слушаться. Так, для вида что-то делают, а кто не в карауле – те сидят и пьют, кто в «Паломничестве», кто у Мартина Олдершотта в «Баране». Шерифов племянник, слышно, совет знати хочет созвать – видно, поперек горла ему, что Кутберт ведет себя как хозяин. Или может еще чего удумал, не знаю. В общем, Тук и решил в этой мутной водице свою рыбку поймать. Пошел стражников баламутить, объяснять, что не резон им тут пнями сидеть, смотреть, как их товарищей на костер отправят, а архиепископ город захватит. Войска придут – всё кругом подчистую разграбят. А король потом про это спознает, да прогневается, да свои войска пришлет – второй раз будут грабить, а с кого-то, глядишь, и вовсе голову сымут. Агитировать пошел, в общем! – Маленький Джон с видимым удовольствием произнес ученое словцо, которым его друг-монах обрисовал свою предстоящую деятельность.
– Когда вы сюда спускались, уже рассвело?
– Едва-едва, петухи еще не пели…
– А Мег? Мег ушла раньше вас, так? Каким путем она вернулась в замок?
– Да там какой-то лаз на кухне объявился. Она сказала, что ты тоже его знать должен, его тебе эта девчурка, Джейн, показала.
Ветеран шервудского сопротивления еще давал какие-то пояснения по поводу отца Тука, городской стражи и людей архиепископа, сэр Гай внимательно слушал – и его лицо при этом неуловимо менялось, в нем проявлялось что-то хищное… волчье. Стражники, заметив перемену, тоже подобрались, придвинулись и заинтересованно слушали. Мартин, впрочем, не забыл лишний раз наклониться, проверить, надежно ли связан, не избавился ли от повязки на глазах, лежащий на земле Гифре.
Когда Джон закончил, решение – вдруг понял Кевин – уже было принято. Их маленький отряд возвращается в Ноттингем, чтобы захватить замок, пока есть такая возможность. А жонглеров… жонглеров придется оставить связанными в лесу под одного из ребят. Если они победят, то этих мошенников-скоморохов потом отпустят, как и обещал бывший капитан замковой стражи. Ну, а если они сложат головы в бою?..
– Тогда Бог им и всем нам судья. – Резко ответил сэр Гай. – Переживаешь за этого пацана? – движением подбородка он указал в сторону Хоакино. Брат Кейт молча кивнул. Гисборн окинул его цепким испытующим взглядом. – Ты сам-то меч в руках держать умеешь?
Сгорая от смущения, Кевин пробормотал:
-- Если честно, не очень… Сестра не хотела…
В ответ рыцарю ужасно захотелось треснуться головой о стенку: что-что, а эту проблему он, казалось бы, должен был предвидеть!
-
-
11.03.2018 в 22:53Мег торопилась. Когда она уходила от оружейника, на колокольне церкви святого Николая уже пробило полночь. Время неумолимо летело вперед, а она словно бежала с ним наперегонки: сердце в груди замерло и, казалось, перестало биться от напряжения, в голове настала какая-то необыкновенная ясность, все чувства предельно обострились – зрение, слух. Даже спертый воздух подземелья в ту ночь заключал в себе тысячи тончайших оттенков: сначала в нем явственно ощущалось дыхание города, торговых рядов, позади которых и притаилась неприметная, затянутая грязной холстиной узкая дверь, ведущая в потайной ход. Потом запахи дегтя, рассола, свежеструганных бочек и прелой соломы пропали, из темноты дохнуло холодом, плесенью и мышиным пометом. Еще дальше вглубь – и воздух снова стал суше и чище. Какие-либо звуки совсем перестали доноситься, а потом, наверное уже совсем на подходе к замку, подземный коридор стал разветвляться. Куда-то вбок отходили темные галереи с низкими, покрытыми паутиной сводами.
Впервые спустившись сюда несколько часов назад через лаз, указанный Джейн, Мег в сильном волнении едва не потеряла верное направление. Теперь, возвращаясь обратно, она всерьез опасалась, что может пропустить нужный поворот. Однако страх оказался напрасным: этим путем явно не раз ходили до нее. Маленькие крестики, на которые экономка только сейчас обратила внимание, встречали ее на каждой развилке.
Заметив эти тайные знаки, экономка внимательнее присмотрелась к стенам. Возле самой лестницы, ведущей наверх, в кладовку, ей вдруг бросилась в глаза какая-то надпись. “HIC,” – беззвучно прошептала молодая женщина, проведя для пущей уверенности пальцами по угловатым, корявым буквам. Что это значило это слово – Мег не знала, да и размышлять об этом было некогда. «Будем живы, спрошу у Тука», – пронеслось в голове, пока она торопливо карабкалась наверх по неудобным, слишком редким и неровным деревянным ступенькам.
Слава Богу, что юная кухарка все же послушала ее и не стала задвигать на место бочку, а лишь притворила крышку люка. Мег напряженно прислушалась: кажется, никого, можно вылезать. Задув маленький светильник, экономка осторожно выбралась из потайного хода и тихонечко пробралась к двери, ведущей в поварню.
Ее ждали: Мег сразу различила две темные фигуры, склонившиеся возле потухающего очага. Дрова уже все почти прогорели, и лишь тлеющие угли отбрасывали тусклый красноватый отблеск. Джейн первая резко обернулась на еле слышный скрип отворившейся двери, ее припухшие от слез глаза моментально расширились, в них плеснулся ужас. Она живо вскочила с места:
– Мег… вы с ума сошли! Зачем вы вернулись?!
Дебора промолчала. Ни мускула не шевельнулось на ее вечно строгом, морщинистом лице, но в ее спокойном взгляде экономка прочитала молчаливое одобрение.
-- Тсс! – Мег предостерегающе поднесла палец к губам. – Я должна еще кое-что сделать.
Без лишних околичностей она объяснила свой нехитрый и чертовски рисковый план.
(«Граф Хантингтон мог бы гордиться, с него бы сталось провернуть такое. Вот только повезет ли мне, как ему везло. Ладно, это мы еще посмотрим» – добавила она про себя).
Дебора медленно кивнула, мрачная ухмылка на мгновение появилась в уголке сухих потрескавшихся губ:
– Умно вы с Матильдой придумали. Пусть помаются, собаки!
Видя, как Джейн, отложив рукоделье, каким-то удивительно трогательным и беззащитным движением на мгновение поднесла руку к животу, Мег быстро добавила:
– А ты уходи! Беги в дом к оружейнику. Если что, уйдешь из города... Пока все не закончится…
Джейн отчаянно замотала головой:
-- Нет, Мег, нет! Кевин… я не могу… Я должна хоть чем-то помочь… Я не могу его бросить!
(«И эта туда же! Господи, о чем мы думаем, бабы?!»).
Присев перед Джейн и взяв ее руки в свои, Мег принялась убеждать: думать надо сейчас о ребенке, рисковать нельзя, быстро бегать девушка все равно не сможет, а им с Деборой в сложившихся обстоятельствах гораздо больше пригодилась бы ее напарница, с ее вечно полуголой грудью и пышной задницей, – самое то идти спаивать «тонизирующим напитком» архиепископскую стражу…
-- Я смогу, Мег! Честное слово, смогу! Бесс опасно привлекать, а я… После лорда Ричарда уже ничего не стыдно.
Пристально вглядевшись в огромные, обрамленные пушистыми ресницами глаза своей собеседницы, Мег внезапно поняла: эту девочку тоже уже не отговорить. Идти вперед придется им теперь всем вместе.
-
-
11.03.2018 в 22:56Пока в котелке варилось чудодейственное пойло, Мег решила все же ненадолго снова спуститься в подземелье. Своим «подельницам» она сказала, что разведает, куда еще ведет подземный ход: может статься, наступающим днем это знание им еще пригодится. Однако саму экономку всерьез заинтересовала увиденная на стене надпись. Кто знает, не найдется ли там еще знаков, проливающих хоть какой-то свет на личность загадочного ноттингемского «потрошителя»? В душе она понимала, что таким образом просто пытается занять свой ум в вынужденные часы безделья перед самым главным. Ну пусть так, кому в конце концов от этого будет хуже?
На первой развилке тоннеля молодая женщина остановилась и еще раз внимательно осмотрела стены. Вот эта надпись, “HIC”, выцарапанная чем-то острым сравнительно недавно – края букв чистые, не успели покрыться грязно-серым налетом, лежащим плотным слоем на соседних камнях.
Так, а это что? Теперь, когда она внимательно оглядела и противоположную стену, острый взгляд Мег заметил и другие, еще менее приметные символы, выбитые, казалось, тем же резцом: “IBI”.
Стараясь удержать в памяти еще одно загадочное буквосочетание, экономка осторожно двинулась в отмеченный проход. Пусть оказался коротким -- он завершался небольшим округлым залом, в котором, похоже, когда-то была часовня: на одной из ниш еще смутно угадывались разъеденные временем очертания какой-то фигуры с нимбом вокруг головы и поднятыми в молитвенном жесте руками. Зато обе боковые стены в нижней части были густо испещрены… ну просто сущим непотребством! Неизвестный «художник», несомненно, обладал известным талантом. Набросанные углем странные существа – люди с песьими головами, коты, русалки, кентавры, змеи – все это двигалось, корчило рожи и… совокуплялось в самых смелых позах. А поверх всего красовался силуэт танцующей женщины с бубном и жирные, несколько раз обведенные литеры “FATUM”.
Поднеся руку ко рту, она несколько мгновений оторопело созерцала открывшееся зрелище. Потом ее взгляд привлек какой-то темный предмет, лежащий у дальней стены, в небольшом углублении. Подойдя поближе, экономка пригнулась и подняла с земли небольшой сверток, оказавшийся при ближайшем рассмотрении… чисто постиранным монашеским облачением! Силясь рассмотреть его в неверном свете маленького глиняного светильника, Мег пыталась понять: неужели это та самая пропавшая ряса отца Уильяма? Нет, непохоже, для настоятеля церкви святой Урсулы она была бы немного мала. И все же изрядно поношенная ткань показалась ей ужасно знакомой. Конечно, одежда священников так похожа одна на другую…
Однако время не располагало к размышлениям. Положив рясу на место и повторив несколько раз про себя написанное на стене незнакомое слово («жива буду, спрошу Тука, что это за …»), молодая женщина поспешила обратно в поварню. Пора было доводить до конца задуманное.
-
-
11.03.2018 в 23:02Поздравляю всех читательниц - с прошедшим днем ТРУДЯЩИХСЯ женщин! И как всегда, затаив дыхание, жду вашей реакции.
-
-
12.03.2018 в 00:30Поздравляю всех читательниц - с прошедшим днем ТРУДЯЩИХСЯ женщин!
От лица трудящихся женщин... кхм... В общем, спасибо.
Батюшки светы, там ещё и секта какая-то окопалась, что ли?
Младшему из жонглеров, в отличие от Гифре, из предосторожности только связали руки за спиной, но не стали завязывать глаза и затыкать рот кляпом, и потому он передвигался самостоятельно, в то время как Бен и Мартин, матерясь в полголоса, по очереди волокли на себе сей криминальный талант.
Перечитала дважды, прежде чем поняла, кто имелся в виду под криминальным талантом - Гифре или Хоакино. Может, как-то переписать фразу?
-
-
12.03.2018 в 00:40Может, как-то переписать фразу?. Да, обязательно задумаюсь над этим, спасибо, ценный совет. На всякий случай уточню: имелся в виду Гифре.
-
-
12.03.2018 в 09:30Я вчера перед тем, как выключить комп, заходила, проверяла нет ли новенького. А сейчас вижу, оно буквально через несколько минут после этого появилось ))
Так, Гайка с друзьями спасены, осталось, чтобы Мэг теперь не вляпалась ))
И все же изрядно поношенная ткань показалась ей ужасно знакомой. Конечно, одежда священников так похожа одна на другую…
Сначала грешным делом подумала, что ограбили Тука, но он и в городе то почти не бывает ))) Неужели у Ансельма или Христофора рясу стащили? И ведь не сознаются. Самим то смысла нет рясу прятать, они и так всегда на них.
и его лицо при этом неуловимо менялось, в нем проявлялось что-то хищное… волчье. С
О да... Вот так и поверишь, что Гайка - оборотень ))) Того и гляди, "перекинется" )).
Набросанные углем странные существа – люди с песьими головами, коты, русалки, кентавры, змеи
"Бестиарий" какой-то. .. Хотя в христианском вроде бы собакоголовых людей не наблюдалось, это у Древнего Египта... У катаров по моему, вообще изображения не приветствовались, да и жертвоприношения тоже. Если секта, то помимо "потрошителя" должны быть еще участники.
В общем, жить бедолага, наверное, будет, но кто он такой и куда его послали – долго еще не вспомнит.
Никак, зельем "Черных рыцарей" по рецепту той же Матильды напоили? )))