Белка песенки поет...
Глава 1
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
@темы: Кейт, Изабелла, Мег, Алан Э'Дейл, Маленький Джон, Монах Тук, Фанфики, Гай Гисборн
-
-
10.06.2017 в 00:09В точку.
Еще поспамлю клипами в тему.
читать дальше
-
-
10.06.2017 в 00:10зная, какой Гай как брат и отец, даже не много страшно за девочку стало...
-
-
10.06.2017 в 00:17В хорошем смысле братские или отцовские )))
-
-
10.06.2017 в 01:32есть там одна итальянка Да, знаю, Eugeal - у нее мне понравился ее первый (первый ли?) фик A world that will not turn to ash - он очень добрый и светлый, и особенно мне нравится Eight years away from home - там очень здорово Алан показан, да и у Гиза там самое удачное для него развитие биографии. Я читала английскую версию, поскольку итальянский я сильно подзабыла, да он и никогда у меня не был особенно хорош. Оригинальную итальянскую версию я у нее читала только All the time in the world (название почему-то она все равно английское дала), но читала "через пень-колоду", т.е. очень много пропуская (времени не было, а по-итальянски мне нужно местами в словарь лазать). Последующие ее фики мне было как-то немного скучно читать... Гай там уж очень мягкий и плаксивый...
Забавно, к разговору Вашему разговору про разницу культур, читая Eugeal, я как раз отметила, что она, как истая итальянка, не предается противным для русского человека морализаторским (на мой взгляд типично протестантским рассуждениям, ужасно характерным для англофандома): кто заслуживает попасть в рай, а кого туда не возьмут. Мы-то, как и католики, отлично знаем, что пути Господни неисповедимы и в рай самыми разными путями попадают )))
И хорошо помним, как
жило двенадцать разбойников
жил Кудеяр-атаман...
много разбойники пролили
крови честных христиан [...]
А потом внезапно
Вдруг у разбойника лютого
Совесть господь пробудил.
Сон отлетел; опротивели
Пьянство, убийство, грабеж,
Тени убитых являются,
Целая рать – не сочтешь!
[чем вам не история Гая Гисборна )))]
Совесть злодея осилила,
Шайку свою распустил,
Роздал на церкви имущество,
Нож под ракитой зарыл.
И прегрешенья отмаливать
К гробу господню идет,
Странствует, молится, кается,
Легче ему не стает.
И в итоге прощение от Господа получил Кудеяр только тогда, когда... убил он лютовавшего помещика Глуховского!
правда, в одном фике она чуть не принцессой была и в одном - крестьянкой, которую Гай купил на аукционе (!), - Да, помню, я долго смеялась...
Вы перевели эти реалии на русский лад, но потеряли часть в переводе. Я не думаю, что мы "переводили реалии" на русский лад - про социальные структуры 12-13 века это долгий и нудный разговор, мне не хочется заморачиваться ссылками, историографией. Я тогда свой фик точно не закончу )))) Там еще и squierarchy не сформировалась как следует; рыцарем стать проще, чем через пару столетий. В конце-концов и социальные структуры Владимирского княжества 12 века значительно отличаются от Московского государства 17 века, и уж тем более от века XIX ))) Но я думаю, Вы верно отметили общую тенденцию, не связанную с интерпретацией социальных структур прошлого, а скорее с тем, в каких социальных структурах нам комфортнее себя чувствовать: какой-то части нашей аудитории (в том числе и мне) хочется выйти за пределы благородного сословия - отсюда наши попытки зачислить Мег в состоятельные горожанки... Сочувствуем мы трудящимся женщинам
некоторые персонажи в сериале и правда имеют определенный говор "простолюдина" (Алан, Маленький Джон), Ну, у Алана он т-а-а-к выражен, что дальше некуда, это правда! Насчет Мег можно поспорить. Я жила в Англии какое-то время, большим знатоком разных акцентов я не стала, но что-то слышу. Нашим арбитром может быть только носитель языка, причем британец. Я своих приятелей с этим вопросом сейчас не возьмусь донимать, я им и так "всю плешь проела" нашим любимым сериалом, скажут "совсем спятила" (и это будет чистой правдой). Так что останемся пока при своем мнении?
-
-
10.06.2017 в 02:22-
-
10.06.2017 в 03:20Люблю я Тэм!
-
-
10.06.2017 в 11:56Да, знаю, Eugeal - Нет, не она. Я имела ввиду 01cheers. Eugeal я не очень люблю, хотя Робина и Алана она и правда пишет хорошо. Но Гай и Мэриан - что это за люди? Гай у нее вообще прямо-таки няшечка на розовой карточки для девочек подросток с сердечками, алыми розами и золотой осыпью (хотя поклонницы Гая этим часто страдают). Во всех фиках. А Мэриан она вообще поменяла полностью, только имя осталось. У Гая без имени еще и внешность осталась, но более ничего. И еще Eugeal страшно любит завалить Гая на кровать и оставить его там болеть как минимум полфика. Кстати тут я как раз вижу влияние католической этики - человек избавляется от своих грехов страданиями физическими и духовными всю жизнь. И что ему таким образом один раз прощено, то к нему уже больше не возвращается - за это страдать после смерти уже не придется. Болезнь считается хорошей возможностью страданиями вернуться к Богу. Так что если Гай пострадает, а потом уже станет совсем паинькой, то ему ад уже никак не грозит.
про социальные структуры 12-13 века Уточню: "перевели эти реалии на русский лад НАЧАЛА 19-ОГО ВЕКА". Но я не Вас имела ввиду.
типично протестантским рассуждениям, ужасно характерным для англофандома): кто заслуживает попасть в рай, а кого туда не возьмут
Да, для меня как для католички тоже нет никакой склонности претендовать на распределение героев "по местам" в ихней загробовой жизни. Я даже шерифу и Изабелле не отказываю полет со взорванного замка хотя бы в чистилище, если не прямо в рай (учитывая, что они на последок натворили). И к тому те протестантские моралисты не очень последовательны - никогда не видела, чтобы они задавались вопросом, что, если они Гаю рай не присуждают, то и вероятность попадания туда также Мэриан очень и очень сомнительна именно из протестантской точки зрения. То, что она успела натворить за последний день своей жизни (не буду надоедать себе и другим детальным разбором ее действий с точки зрения протестантизма), а перед смертью она не только не покаялась, но умерла в неоспоримом сознании своей правоты, как, впрочем, и жила всю жизнь, что такой вопрос полностью может возникнуть. Но это никого из них не занимает, они только на Гая зациклились. Тем не менее моя позиция совсем не протестантская - не нам судить о духовных измерениях вечности, где только Бог судья. Мы можем судить о человеческих, жизненных измерениях, и то весьма ограниченно.
Я читала английскую версию, поскольку итальянский я сильно подзабыла и ничего страшного - фики, тем более от Eugeal, не Пушкин, Гете, Байрон или Бодлер, чтобы предположить, что из-за перевода в красоте и в смысле труда что-то существенное потерялось.
Нашим арбитром может быть только носитель языка, причем британец.
Именно потому, что только очень утонченной специалист это определит и далеко не каждому это дано услышать, есть ли "простолюдность" в речи Мег или же только "подростковость", не совсем правильно будет утверждать, что ее речью создатели сериала целеустремленно "показали" ее принадлежность к какому-то классу. И тем более судить об этом на основании перевода. С учетом того, что "простолюдность" в речи Алана так заметна для каждого, кто понимает английский (для масс - одним словом), то там и правда такое было в замысле, но если мы должны обратиться к британцу, чтобы то самое определить в случае Мег, я бы все-таки сказала, что для создателей данного сериала это был бы уж слишком хитроумный и сложный ход - если бы они и правда хотели это показать, показали бы также заметно как с Аланом (и не надевали на нее перстень с рубином - это ляпом трудно назвать, потому, что проще ведь не надеть, чем надеть, ne c'est pas?). Зато "подростковость" ее речи так же понятна для широких масс как говор Алана... Значит я ставлю на подростковость.
хочется выйти за пределы благородного сословия - отсюда наши попытки зачислить Мег в состоятельные горожанки... Сочувствуем мы трудящимся женщинам
Не у всех. Некоторые это делают, чтобы отбить "конкурентку" у Мэриан, как Бог весь почему они стремятся трактовать Мег. Я ее такой не вижу - она истинно тронула душу Гая, что у Мэриан так и не удалось, это да, но ведь не удивительно, ибо Мэриан не была искренней, а осознанными и хладнокровными манипуляциями душу никому не тронешь. У Мег для ничего более времени не осталось, и о ней так мало известно, что даже предположения строить не на чем, если брать чисто канон. Чисто с точки зрения тактики лучше бы выбрали путь доказывать, что она вообще не конкурентка, ибо сериал такое куда больше допустит, чем крикливая, грубоватая, простацкая служанка - это любой, кто захочет, оспорит именно на основании сериала.
Shiae Hagall Serpent, В хорошем смысле братские или отцовские )))
Я поняла, шучу. Кстати, идея для фика - вполне в духе Сантаноттингема сделать Мег незаконной дочерью Гая - пусть любит ее, воспитывает и охраняет потом, искупая и пытаясь исправить все, что надел Изабелле или Сэту.
-
-
10.06.2017 в 12:14но если мы должны обратиться к британцу, чтобы то самое определить в случае Мег, я бы все-таки сказала, что для создателей данного сериала это был бы уж слишком хитроумный и сложный ход. Зато "подростковость" ее речи так же понятна для широких масс как говор Алана... Значит я ставлю на подростковость. - Зачтено!
Еще про культурные различия, проявляющиеся у фикрайтеров: а я вот со своей стороны вижу, что в англофандоме ни один из авторов не может представить ситуацию, когда герои ночуют по нескольку человек в одной комнате (и тем более в одной постели), если при этом они, конечно, не занимаются любовью. И всегда стучат в дверь, прежде чем входят.
-
-
10.06.2017 в 12:52Uta von Naumburg, сделать Мег незаконной дочерью Гая - Про потенциальных незаконных дочек: может быть Вам попадался фик Виолы (она же Kate-kapella) "Родственники" www.diary.ru/~sherwoodforest/p81991205.htm#3004...
-
-
10.06.2017 в 13:40С Гизом?
Это же про Робина песня.
-
-
10.06.2017 в 13:49-
-
10.06.2017 в 14:17sciurus_vulgaris, так-так, значит, разбойничать и "с полюбовницей тешиться" будет Робин, а каяться за всё это - Гай
-
-
10.06.2017 в 14:18Почитав текст... Это явно "не мое". Мне важен еще и сам текст. И несколько не соответствует моему вИдению Гая.
У меня есть задумка на "серьезные" клипы, но пока что все в процессе обдумывания. Т.к. я больше "по юмору". Из песен, которые бы мне нравились самой, и отражали характер героя, мне видится скорее "Пуркуа Па / Почему бы нет.."
Ну а дальше Мэриан его, с одной стороны, боится (агрессивен, угрожает ей и отцу),
Еще по поводу деструктивных отношений Мэриан и Гая. Проблема еще и в том, что таковым способствовала и окружающая обстановка, и ситуация. С одной стороны - агрессия со стороны шерифа (и Гая) и необходимость как то выкручиваться, с другой - Робин, которому хочется помочь (и который кстати, сам порой подставлял Мэриан, не просчитав последствия, или необдуманными словами). В этой ситуации все трое (Гай, Робин и Мэри) находятся в неравных, и потому заведомо невыгодных и проигрышных (для всех) условиях. Мэриан в сериале - еще молоденькая девушка, вокруг постоянно что-то происходит и нужно что-то предпринимать. И обстановка вокруг довольно далека, чтобы можно было остановиться, спокойно пожить (без нервотрепки) и подумать.
О Мэг действительно известно очень мало, но кмк их диалог с Гаем оказался возможным еще и потому, что они оба оказались в одинаковых условиях. В тюрьме (где все равны).
У Мэг нет необходимости его бояться, а Гизу нет причин угрожать ей или ее семье.
Поэтому, как я писала много ранее, мне хотелось бы взглянуть на ситуацию, где вся компания (Р, М, Г), или двое из них (Робин и Гай, Гай и Мэри) оказались бы в одинаковых условиях. Чтобы никуда "с подводной лодки" не деться было. Чтобы, у Гиза не было возможности "давить" на Мэриан, а ей не пришлось бы его бояться и лгать. Или всех их развести на пару месяцев (++ избавив к тому же от пагубного влияния шерифа), для размышлений.
На форуме есть несколько фиков, где это так или иначе обыгрывается - "Король... ", "Во славу Англии" (там Мэри - сирота и воспитанница шерифа), "Сокровища и прочие неприятности. Цена Сокровищ", "Традиционная психиатрия по-Ноттингемски". Или недавно упомянутый "Эксперимент в восточном стиле". И наверное, в некотором роде "Плут...". (Но хочется чего-то еще ... ))))
-
-
10.06.2017 в 14:36Mon Dieu, какая чудесная идея! Я ее сохраню на будущее, если позволите ))))
sciurus_vulgaris, (Сколько он там, бедолага, болеет в ее новом фике? Уже 25-я глава пошла, кажется... )
25 глав болеет?! Да за это ему не просто в рай, ему нимб с крыльями белыми полагается
Irina77, Но хочется чего-то еще ... ))))
Присоединяюсь к хотению, нам всегда мало хорошего, надо больше, еще больше!
-
-
10.06.2017 в 14:49Irina77, мне видится скорее "Пуркуа Па Ну так pourquoi бы не pas? ))) А мы будем аплодировать стоя!
В этой ситуации все трое (Гай, Робин и Мэри) находятся в неравных, и потому заведомо невыгодных и проигрышных (для всех) условиях. - Да! Именно поэтому так классно в финале, что Гиз и Робин находят возможность переиграть Вейзи.
их диалог с Гаем оказался возможным еще и потому, что они оба оказались в одинаковых условиях. - Да!
мне хотелось бы взглянуть на ситуацию, где вся компания (Р, М, Г), или двое из них (Робин и Гай, Гай и Мэри) оказались бы в одинаковых условиях. Чтобы никуда "с подводной лодки" не деться было. Чтобы, у Гиза не было возможности "давить" на Мэриан, а ей не пришлось бы его бояться и лгать. Сдается мне, что в отсутствии Вейзи и Робина (Вейзи шерифствует где-нибудь... в Колчестере, а Робин воет в Святой Земле) Гай, служа капитаном охраны у папы Мериан, благополучно влюбляется в Мэр, она - в него, ну и "я там был, мед-пиво пил...". Робин, явившийся к шапочному разбору, был бы жестоко разочарован. Отношения Робина и Гая в отсутствии Вейзи и Мэр предсказать не могу. Может быть, были бы друзья не разлей вода. Но катарсиса не наступает, вот в чем штука. Или Вы хотите, чтобы все четверо исходно были в сюжете, а потом Вейзи убрать, а Гиза лишить должности? Можно поразмыслить на эту тему, но у меня такое планов громадье, что хоть что-нибудь из них бы реализовать...
-
-
10.06.2017 в 15:00-
-
10.06.2017 в 15:46Чтобы были все четверо, конечно. И с противостоянием , иначе неинтересно (но без членовредительства ))))) Сообразно тому, что в упомянутых выше работах.
Я где-то видела еще один начатый фик, но потом потеряла т.к.он был не закончен. читать дальше
И попутно вспомнился еще один ))) Своеобразная переделка повести Пушкина )))
Буря
-
-
10.06.2017 в 16:16Сценарий неоконченного фика занятен... НО - мне бы с нынешним фиком справиться, а там будем посмотреть )))
-
-
10.06.2017 в 16:17Сценарий неоконченного фика занятен... НО - мне бы с нынешним фиком справиться, а там будем посмотреть )))
-
-
10.06.2017 в 16:46Je vous en prie! Я Вам не только позволяю, но даже Вас об этом очень прошу и уже подписываюсь в очередь на первый автограф, когда это произведение будет предоставлено читателям!
sciurus_vulgaris, Пошла уже 25-я глава The nightwatchman does not kill - в первой главе попал под лошадь, сейчас уже ходит, но с трудом. Главы со 2 по 20-ю проболел "от звонка до звонка" ))))
Каюсь, я уже бросила это читать. В этой истории нет вообще никого развития. Но, если Вы случайно еще не знаете одну другую историю, есть такая замечательная про Гая/ОЖП Love Is A Wound by Hazel Osmond. Там Гай очень даже узнаваем.
Irina77, [Мэриан] не пришлось бы его бояться и лгать
Мэриан весь сериал докучала Робину и другими, кто ее слушал, своей стандартфразой: Everything is a choice (все является выбором). И уж тем более лгать или не лгать это всегда выбор, при чем рациональный. Сценаристы, конечно, хорошо поиздевались над Мэриан - иногда она действовала так хаотично, что дальше уже некуда, на пример, ради того, чтоб защитить отца и себя от шерифа, она соглашается выйти замуж за Гая, и тогда вдруг идет на перекос всему и ходит грабить Гая прямо перед свадьбой, подвергая и себя и отца еще большей опасности в случае, если бы ее с хватили или убили при этом деле, чем если бы она просто отказала... И в принципе так бы и случилось, если бы Робин со всей шайкой не поспешили ее от туда спасти, хотя уже серьезно раненую. Я бы не сказала, что эти действия свидетельствуют о запуганности, скорее уж о крайней опрометчивости - так что она сама часто себе настелила постель, что потом всякими правдами неправдами пришлось выкручиваться, а не кто-то ее заставил.
О Мэг действительно известно очень мало, но кмк их диалог с Гаем оказался возможным еще и потому, что они оба оказались в одинаковых условиях. В тюрьме (где все равны).
Уникальность Мег не в том, что именно, какими словами и в каких обстоятельствах она сказала Гаю, а как-раз то взаимодействие с сердца в сердце - она пробила бронь, которую никому до того пробить не удалось, по крайней мере в сериальном отрывке времени. И там дело не в обстоятельствах и не в отношениях.
-
-
10.06.2017 в 17:43Как это его угораздило под лошадь?
Блин, я это почитаю только ради того, чтобы посмотреть, что там можно на 20 глав растянуть с болезнью ))))
Irina77, Своеобразная переделка повести Пушкина )))
О да )) Всей командой махали помпонами, пока Кара эту прелесть писала )))
sciurus_vulgaris, оказывается Змей Shiae Hagall Serpent, и там успел бетой побыть!
Я это... Вот )
мне бы с нынешним фиком справиться, а там будем посмотреть )))
Uta von Naumburg, Я Вам не только позволяю, но даже Вас об этом очень прошу
Значит, в спецблокнот с клевыми идеями ) Сначала, правда, долгострои надо закончить, а там и за новое )
-
-
10.06.2017 в 18:25Минуточку. Это что же получается? Что Гай, ещё будучи подростком и осуждая свою маму за связь с Малькольмом, сам в то же время успел где-то на стороне заделать дитё? Да ещё и не со служанкой какой-нибудь, раз уж Мэг у нас оказалась благородных кровей. )))
-
-
10.06.2017 в 18:25а там будем посмотреть )))
-
-
10.06.2017 в 18:44нечего ему в гимназии учитьсяможно и забыть о его существовании? Про Сета, кстати, много разных фиков и они почти все очень славные. Самый любимый найти не могу, он смешной (стебный?) Нашла вот этот, он, правда, грустный очень:грустный очень: sherwoodforest.diary.ru/p111032324.htm?oam
-
-
10.06.2017 в 19:01Вот, с трудом, но нашла. Думаю, давно уже заброшен.
Полночь в Ноттингеме. (там как показалось, есть элементы мистики... )) Мне показался "тяжеловатым", но как основная идея, занятно..
www.diary.ru/~sherwoodforest/p167840604.htm?oam
-
-
10.06.2017 в 19:08В смысле, был? Сету три-четыре года к третьему сезону, а Мэг ровесница Арчера. Значит, если она дочка Гая, то родилась где-то перед пожаром или сразу после. А отцу на момент её рождения было 15-17 лет.
-
-
10.06.2017 в 19:08Что Гай, ещё будучи подростком и осуждая свою маму за связь с Малькольмом, сам в то же время успел где-то на стороне заделать дитё?
Нет, ну, почему-же так? Если у Гая под конец сериала 35-36, а Мег 14-15, то это было уже давно после его изгнания.
раз уж Мэг у нас оказалась благородных кровей. )))
Минуточку, минуточку! Нет, это она у Вас оказалась неблагородного проихождения в отличии от всего остольного мне известного мира. А в фиках ведь можно делать, что угодно - и Мэриан крестьянкой сделать (каковой она, кстати, является в советском фильме про Робина Гуда - прецедент уже есть), не только Мег. Хотя тут даже и благородное происхождение не помешает, так как что нам не позволяет выдумать, что Гай где-то у какого-то барона служил после изгнания из Локсли и замужества Изабеллы и там крутил роман не обязательно с женой барона, а может быть с дочерью, сестрой или кузиной ... ккак-тотак. Да, лучше пусть будет благородного проси хождения - Гаю так будет легче с его дочкой - понятнее. Он бедняга уже так настрадался и все его достали (Да, и Изабелла тоже зов крови прочувствовала, кода Мег со суда к себе взяла, а мама Мег давно умерла и "отец" - ну, тот, что не настоящий, а не Гай, потому и ее так ненавидит, что знает, что она не его дочь...). Так, хватит, меня уже понесло.
Блин, я это почитаю только ради того, чтобы посмотреть, что там можно на 20 глав растянуть с болезнью ))))
Если честно, то у меня сложилось впечатление, что там автор реально застряла - толи не знает, что писать дальше, толи боится, но определенно топтаться на месте. То, что она написала до той какой-то 21-ой главы, что я перестала это читать, спокойно бы сместилось в 5-и главах.
-
-
10.06.2017 в 19:26Почему Вы так думаете?
-
-
10.06.2017 в 19:44Я могу ошибаться, но вроде бы после гибели родителей Гай с Изабеллой сразу отправились во Францию, где у них оставались какие-то родственники. Во всяком случае, он все эти годы был очень далеко от родных мест. А Мэг явно местная. Т.е. она никак не могла родиться через несколько лет после пожара, тогда Гая просто не было на родине.
-
-
10.06.2017 в 20:14В одной из серий это говорится. По словам Гая, если бы он не устроил брак Изы, то они еще долго жили бы в забытом Богом уголке Франции, без пенни за душой, или акра земли.
Изу выдали замуж очень рано, по ее словам - в 13 лет, или чуть больше. На момент пожара, девочка выглядит на 12-13.
Оставаться в Ноттингеме после пожара, им не было смысла, да и выгнали их оттуда. Работы для Гая (а устроиться он мог разве что оруженосцем), не нашлось. Да и куда девать при этом сестру? В такой ситуации тем более не до романов на стороне, был бы кусок хлеба и крыша над головой. Поэтому подались во Францию, где могли жить родственники матери.
И Гай вернулся в Ноттингем, уже при шерифе.