Белка песенки поет...
Глава 1
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
читать дальшеСобралась она еще затемно. Чего мешкать-то? Собралась, запрягла свою пегую лошадку, вынесла вещи, что держала на постоялом дворе при себе, сказала парням, чтобы поторапливались. В Клане она их отпустит по домам - оттуда до Ноттингема совсем ничего остается, она и одна как-нибудь доберется с Божьей помощью. Так она отцу Туку и сказала: пусть он спокойно остается в аббатстве – раз уж там рукописи какие-то редкие оказались. Из самого Линдисфарна. Это ж такая редкость… Ну, что там за Линдисфарн такой она толком не знает, хоть и жалеет иной раз, что учиться по-настоящему не довелось, ведь красиво же, рукописи эти старые, буквицы, изукрашенные узорочьем… Да пустое это дело, жалеть о том, что не сбылось. Кто девчонку бы учить стал?! Разве что сам Тук. Но о нем сначала в наших краях и не слышно было, а потом уж, когда он из самой Святой Земли объявился, и вовсе не до учебы стало. Время было такое…
Так что пусть Тук остается и с рукописями своими всласть возится. До границ графства они доехали без ненужных приключений, а дальше уж она как-нибудь и со своими молодцами доберется. Еще бы, у Маленького Джона сыновья как на подбор – двадцати еще нет, но все в папашу, ростом уже его самого перегнали, дубиной орудуют – так папенька только крякает от удовольствия. С такой охраной к ней никто не сунется. Да и вообще, сейчас не то, что раньше. Это когда она еще в девяносто четвертом в Лондон ездила – вот тогда и правда, страху-то было! Сейчас, конечно, она бы так уже не смогла. А тогда – молодая была, бедовая. Отправляли ее всем миром – и отец Тук, и Джон, и Мач, и Кейт, и сам шериф тогдашний, Роберт Локсли, граф Хантингтон ее провожал, потому как много всего она в Лондон везла: и сундук с деньгами, и документы (велено ей было, как доберется, нужным людям из королевской охраны передать – тогда ведь только с надежным человеком переслать что-то можно было, крепко значит надеялся на нее граф Хантингтон). Да и снедь она с собой везла какую-никакую – и на продажу, и себе в дорогу (спасибо Кейт, напекла – до самого Лондона хватило). Молодежь теперь небось и забыла, как в ту пору по всей Англии покати шаром было, на постоялых дворах одни тараканы – да и те боялись, что их отловят и поджарят. Граф Хантингтон ей потом рассказывал, что где-то далеко на Востоке – много дальше Святой Земли - тараканов, кажется, и вправду едят… Мерзость-то какая, прости Господи! Ну может он просто так пошутил, кто ж его разберет, он всегда бывало со своими шуточками…
Вот хороший все-таки человек, граф Хантингтон. Ей он очень тогда помог, когда шерифом был, после второй осады. И с мужем помог развестись – трус был ее благоверный, что б ему!.. Она сама страсть как замуж-то не хотела, да пришлось – старшая, а в семье одни девки. Младшим-то замуж хочется, но поперед старшей идти нельзя, к ним и свататься никто не хотел. Папаша смертным боем бил, замуж хотел ее сбыть, да она сопротивлялась. А вот младшим сестрам своим отказать не посмела, пошла… Ну да не судьба, видно, была ей с мужем жить. Как война-то всерьез началась, так бывший муженек-то сразу и драпанул из Ноттингема, только его и видели…
А она осталась. Чего только ей повидать тогда не пришлось. До сих пор иной раз кровавые бинты снятся. Да какие бинты – одно слово, ветошь в крови на самом деле. Как они ходили эти тряпки к Тренту застирывать, кровь смывали, кипятили потом в котле и пускали в дело по новой, потому как ничего другого уже не оставалось. А к Тренту страшно идти было – дорога иной раз простреливалась. Мач им говорил – не бойтесь, девчонки, мы вас прикроем, бегите. Они и бежали – с корзинами с бельем наперевес. А потом обратно в гору. Господи, как страшно-то было! Слава богу, что Робинова банда – ну то есть люди графа Хантингтона и вправду хорошо прикрывали: войска старого шерифа головы поднять не смели, когда наши начинали стрелять. А может Богородице крепко она с девчонками молилась. Никто из них тогда не погиб. А белье всё на перевязочный материал пустили… Ох, вспоминать и то теперь тошно!
А граф Хантингтон ей потом и приданое помог вернуть, и работу в замке нашел. Жаль, конечно, что долго он в наших краях не задержался. Всего пару лет шерифом-то у них и был. При нем заново и отстроились: и город отстроили, и замок, можно сказать, из руин подняли. Да что там, хуже чем из руин. Как тогда замок на воздух взлетел -- мало никому не показалось. И горел он потом три дня и три ночи… Столб дыма такой стоял, что из самого Йорка, наверно, видно было. Пожарище потом еще с месяц заливать водой пришлось. Как они тогда выжили – уму непостижимо. Арчер, брат графа Хантингтона, вывел их тогда через какой-то подвал, вышли на поверхность у самого Трента, там понемногу в себя и стали приходить.
Все тогда думали, что Робин – граф Хантингтон то есть – тоже погиб. А оказалось, он не только старого шерифа в замке подорвал, но и брата своего спас. Ну то есть не брата, свойственника своего -- единоутробного брата своего единокровного брата Арчера (если такое и вправду, а не в глупых балладах бывает!). Что это за родственник такой, она толком тогда не знала. До войны-то в Ноттингеме ей пожить почти и не пришлось. Да и муженек ее -- чтоб ему, предателю… -- из дому никуда и не пускал. Так, разговоры всякие, конечно, доводилось ей слыхать. Жуткие слухи об этом человеке шли, правду сказать. Старому шерифу, Вейзи… Так, ну ладно, раз уж она это имя сегодня вспомянула, сейчас утро, авось из преисподней не явится... Стало быть, служил этот «брат» графа Хантингтона при Вейзи капитаном замковой стражи и сильно, говорят, лютовал. Много душ погубил без вины. Ну много – не много, она считать не будет, но нескольких человек она сама потом в городе знала, у кого родные от руки этого упыря погибли. Упырем - это его Кейт так называла. У Кейт он брата младшего убил, Мэтью. С этим не поспоришь. У Кейт, может, характер не сахар, но напраслину возводить на человека не станет.
В общем, сильно лютовал этот человек. Это еще когда граф Хантингтон со своими ребятами по лесам прятался и старому шерифу досаждал. А потом в городе чехарда с властью какая-то началась – старого шерифа вроде убили (только он воскрес потом – и как воскрес!), нового шерифа прислали, а заправлять всем стала почему-то шерифова жена, та еще ведьма! И было все это как раз когда она сама только-только замуж вышла и благоверный ее в Ноттингем и привез. Так что всю эту заваруху она и рассмотреть-то толком не успела. Жена нового шерифа этого названного брата графа Хантингтона казнить хотела – палач с топором уже наготове стоял, да только почему-то его так и не казнили. По правде сказать, ей тогда совсем неинтересно все это было – она от мужниных побоев встать не могла. Благоверный, впрочем, тоже на улицу неделю не высовывался -- так она ему всю его поганую рожу расцарапала! Слухи тогда разные ходили, да что их пересказывать теперь – через несколько недель война началась и всем не до слухов стало.
В общем, как война-то началась, как старый шериф с войском объявился, муженек ее из Ноттингема деру дал, а граф Хантингтон с ребятами своими в город вошел и стали они город оборонять… Так вот этот брат, Гисборном его звали, с графом вместе среди защитников оказался. Как такое случится могло – никто понять не мог. Но тогда такие дни стояли, что вопросы задавать некогда было. Да и вообще столько всего в людях открылось… Она и сама одного парня знала, законченный висельник был, клейма негде ставить – а он тогда ее от верной смерти спас, когда город обстреливать стали, закрыл собою, а сам погиб. А соседи из дома напротив – ей казалось, такие хорошие, понимающие люди были – а раненых из колодца своего поить отказались (боялись тогда, что в городе еще и чума начнется), а потом и вовсе стали народ подбивать ворота врагу открыть, а графа Хантингтона с его людьми связать, да старому шерифу выдать… Так что много тогда чудес в городе творилось.
В общем, защищал этот Гисборн Ноттингем до последнего, и все думали, что он вместе с Хантингтоном при взрыве замка и погиб. Но Робин – граф Хантингтон то есть – и сам жив остался, и брата из-под развалин выволок. Гисборн тогда точно на том свете побывал – это-то она хорошо помнит, она много тогда с ранеными сидела. И с Гисборном сидела, и с другими. Про него все думали – не жилец. Ребра переломаны, в легких – дыра, печень задета. В общем, то ли дьявол от него отступился, то ли чертям в аду при мысли о нем страшно стало. Бог его знает, что там было. В общем, выжил этот человек вопреки всему. Она помнит, как он бредил: такое говорил –выходило, что еще мягко о нем народ-то судил. Но с другой стороны, какого горячечного бреда она тогда от раненых не наслушалась. Каждому есть в чем покаяться, какие грехи помянуть в смертный час.
С Гисборном тогда почти все время граф Хантингтон сидел. Граф ей тогда сказал, что если его названный брат умрет, то он, Робин Локсли, себе этого ввек не простит. Это было, когда однажды ночью они вдвоем при Гисборне сидели. Может потому ее Хантингтон так хорошо и запомнил. С самой полуночи до рассвета тогда пришлось лед менять и обертывать рыцаря мокрыми простынями – так страшно он горел. Отец Тук был тогда уверен, что Гисборн к утру отойдет, но только граф Хантингтон этому верить не хотел. Может потому-то брат его и не умер – у графа Хантингтона, это-то она точно знает, какой-то особо упрямый ангел-хранитель. Потом, когда рыцарь уже на поправку пошел, она тоже много с ним сидела – хоть старшие подруги ее и предупреждали, что опасно это – близко с ним сходится. Неизвестно еще, что у него на уме. Но что у человека на уме может быть, когда он месяц почти с того света, можно сказать, не вылезал? Ничего, конечно, и не было. Она иной раз гуляла с ним возле реки - где еще с больными гулять было? Замок тогда только-только отстраивать начали, ютились все где попало, хорошо еще, что лето стояло, не зима. В общем, гуляли, даже иной раз говорили о чем-то, о чем - она теперь, конечно, и не вспомнит: болтать ни о чем у нее всегда легко получалось, а он все больше молчал. Спрашивал только ее: где Робин, чем он занят. Да еще однажды сказал, что она ему напоминает одну женщину, очень милую женщину, которую он и погубил своими руками. Тогда она и поняла, что он ее саму совсем-совсем не видит. И было от этого почему-то очень горько.
Горевать только особенно некогда было. Король Ричард тогда в Англию вернулся – он и его двор тогда в Ноттингеме целую неделю пробыли. Все тогда с ног сбились – города почти нет, половина домов сгорела, замок весь в руинах, а тут на тебе: завтра все будете веселиться! Сразу столько благородных рыцарей и прекрасных дам понаехало невесть откуда – и все хотят вкусно есть, сладко пить и крепко спать в чистой постели! Цены до небес взлетели, но правда и работа была. Ее тогда на кухню замковую определили, она целыми днями у печи стояла. И чего тогда только не готовили, вина какого только не было – из Испании даже, помнится, привозили несколько бочонков. Веселья только особого она что-то не помнит, хотя у господ каждый вечер и танцы были, и менестрели соловьями заливались.
Смертельно устала она к концу этого праздника жизни и рада была, когда это все наконец закончилось. Графа Хантингтона король тогда шерифом утвердил. Это хорошо очень было, хоть дальше-то жизнь все равно нелегкая была. Война-то за морем у короля все равно продолжалась и налоги платить все равно надо было. Да что там, в девяностые все, наверно, так жили, кто тогда жил – чего им объяснять, а кто не жил, они и не поймут. Ноттингему еще повезло, потому как граф Хантингтон очень хороший шериф был. Справедливый. Людей не обижал. Сам не воровал ничего и другим не давал. Очень она тогда была довольна, что в замке при нем служила. Дружно тогда жили, не то что сейчас: люди-то в замке почитай все были старые соратники графа Хантингтона те, что с ним в Святой Земле бились и потом в Шервудском лесу против старого шерифа боролись.
Тогда, наверно, самая ее счастливая пора была. Она до сих пор часто те времена вспоминает: как собирались все вечерами в большом замковом зале. Граф Хантингтон – он никогда перед своими людьми не чинился, запанибрата не был, но и не чинился, умел просто, но с достоинством себя с народом держать. Значит собирались: граф Хантингтон, оруженосец его Мач, отец Тук, Джон, Кейт, Алан… Даже Гисборн с ними был. После той осады зла особого на него уже никто не держал, да и граф не потерпел бы ничего против своего брата. Гисборн, помнится, даже пел как-то раз со всеми. Пели тогда в замке много -- и про двух братьев, и про вдову с границы, про прекрасную Анни, про рыцаря Овайна, про молодого Тэмлейна. Ей-то самой баллада про Эппи Морри больше всего нравилась: «В Стрэтдоне нет человека такого, который меня бы женою сделал…». Только вот последние слова там про то, как какому-то Джонни Форсайту стоило лишь свиснуть и Эппи сама к нему прискакала… Эппи эта, может, и прискакала бы, а ей так и не довелось такого человека встретить. Да и под венец с нелюбимым ей все-таки пришлось пойти: хорошо хоть, меньше года они вместе прожили.
И плохое, и хорошее – все быстро кончается. Жизнь-то быстро летит. Года через два король Ричард с братом своим замирился, принц Джон снова стал в Англии хозяином, потому как Львиному Сердцу нашему надо было у короля французского Нормандию отвоевывать. Ну или может не Нормандию, а эту … Аквитанию какую-то… или что там еще. Ей Тук объяснял, да она забыла, конечно. Как король Ричард из Англии за море уплыл, так принц Джон тут как тут, мигом нового шерифа в Ноттингем поставил. Граф Хантингтон тогда к своему королю подался, помогать ему французского короля воевать. И воевал он там до тех пор, пока сам Ричард на войне этой стрелу в шею не словил и не скончался на третий день от раны гнойной. Видно, не нашлось там в этой их Аквитании или Нормандии таких сиделок, как она. А может, стрелу тогда враги короля ядом отравили – и такое она слыхала. В общем, стал тогда принц Джон королем, да только граф Хантингтон ему служить, как видно, не захотел и подался куда-то уж совсем далеко в чужие края. А вместе с ним и люди его. Не все, конечно: Тук остался, отец ваш Джон. Кейт тоже осталась – у нее с графом Хантингтоном какая-то сильная размолвка, видно, случилась. Осталась она, жила какое-то время с матерью своей, а потом замуж вышла. Дети у нее теперь уже – четверо.
Король Джон, значит, нового им шерифа прислал. Ну, шериф и шериф, ничего особенного – воровать много не воровал, бесчинств особых не чинил, с местной знатью не ссорился, тихий был такой человечек, себе на уме, лишнего не болтал, пить много не пил. Но после графа Хантингтона, конечно, народ его не любил. Да и налогов при нем меньше не стало, наоборот. Потом и этого шерифа сменили. А сейчас уже третий по счету у них шериф после графа Хантингтона. И тоже ни богу свечка, ни черту кочерга. Видно такие нашему королю и нужны… Сидят, бумаги строчат - бумаг кругом стало, что грязи.
Вот она приедет и тоже будет целый день казначею отчитываться. Потому и не любит она в Лондон ездить, да кто в Ноттингеме туда ездить любит? Ей как всегда и поручили: не бог весть как много товара нужно было закупить – но ведь опять же, деньги при себе вести, смотреть, чтоб ничего из вещей не пропало, да еще отчет этот под занавес… Ну да ладно, главное, что скоро дома будем! Вас там, небось, девки в Клане заждались.
***
Сыновей Джона она, как и обещала, отпустила в Клане – до города совсем близко, доберется и одна на своей лошадке. Мальчишки всю дорогу разговорами донимали, теперь и помолчать не грех, разболталась она что-то. Отпустила парней – и не успела от Клана далеко отъехать, тут же пожалела, потому как с лесной дороги показались ей наперерз двое верхами. Она-то напрямик через Шервуд ехать не решилась: благородные разбойники там давно перевелись, а вот неблагородных подонков в графстве по лесам хватает. Эти двое были хорошо вооружены, да и дорогу, видно, знали. Ох, не нравится ей все это! Кто ж они такие? Вроде бы не из местных, но лица у обоих знакомые, где-то же она их видела, но где? когда? Оба немолодые, вид бывалый. Высокий – тот явно рыцарь будет, хотя скорее всего не из богатых. Тот, что пониже, надо полагать, оруженосец.
- Эй, добрая женщина, куда путь держишь? Не в Ноттингем? – обратился к ней тот, кого она зачислила в оруженосцы.
- Туда. А вы, господа, кто такие будете? Что-то я вас в наших краях раньше не встречала.
- Видите, сэр Гай, - обратился к рыцарю его оруженосец, -- не смеху ради, но нас с Вами здесь уже и не помнят…
- Может и к лучшему, -- усмехнулся его собеседник. По этой усмешке она вдруг и поняла, кто перед ней. От удивления женщина на телеге негромко ойкнула и всплеснула руками:
- Да как же! Вот теперь узнала! Ну конечно! Вы… – она обернулась к тому, что пониже ростом, и широко улыбнулась – Вы Алан. А Вы… – тут лицо ее приняло любопытствующее, но вместе с тем участливое выражение – а Вы – сводный брат графа Хантингтона, сэр Гай, Гай из Гизборна. Только сегодня вас и вспоминала!
Смотрите-ка, все же не забыли! – возликовал Алан. -- А ты-то, погоди, дай-ка тебя узнать! Ну, конечно, ты еще с нами во время осады была, а потом на кухне в замке служила. Звать-то, звать-то тебя как? Нет, не вспомню, прости, дорогая, – совсем память у старого афериста стала ни к черту!
- Мег. Мег Олдфилд, урожденная Беннет.
- Ну, конечно, Мег! Мег, старушка! – Алан, кажется, был искренен в своем энтузиазме. – Сэр Гай, а Вы помните Мег? Она ведь, кажется, Вас тогда выхаживала?
Гай ничего не ответил и отвел взгляд. Мег не могла понять: помнит он ее или нет. Да разве это важно? Больше десяти лет прошло, с какой радости этот… - слово «упырь», уже произнесенное сегодня, невольно всплыло в памяти, и Мег негромко фыркнула от смеха.
- А вы-то, вы-то здесь какими судьбами?
- А мы… - Алан неуверенно посмотрел на своего начальника.
- На родину потянуло, - грустно улыбнулся Гисборн. Вот эту улыбку она не помнила, но она сразу изменила все: надменное, закрытое выражение исчезло, длинные ресницы взметнулись и лицо сразу показалось моложе, в нем даже на короткий миг промелькнуло что-то беззащитное. – Служить здесь снова буду в замке, капитаном. Как когда-то... – он осекся.
- Неужели ничего получше за столько лет для Вас не нашлось? –с обычной своей прямотой выпалила Мег.
- Да я и не особо искал…
- А что у нас нынче за шериф? – Алан явно решил воспользоваться моментом и подсобрать информации. – А то может мы опять того, маху дали, лезем волку в пасть… - Он опасливо хихикнул и покосился на Гисборна.
- Да так, хмырь один, из Лестера перевели.– Неожиданно зло ответила Мег и, удивившись своей реакции, подхлестнула лошадку. – Иной раз кажется, что полный дурак, а в другой раз смотришь и думаешь, что дурость у него какая-то уж очень последовательная.
- Занятно, очень занятно. – протянул Алан, явно размышляя о чем-то, и снова покосился на своего начальника.
Но Гисборна, казалось, ответ на вопрос о шерифе совсем не интересовал. Его глаза задумчиво скользили по лицу Мег, по ветвям деревьев, по кучевым облакам, медленно проплывающим в широко распахнутом над ними небе. В этот момент путешественники как раз достигли вершины холма, с которого открывался вид на Ноттингем. Река, петляя и извиваясь, ярко сверкала внизу. Одуряюще пахло молодой травой. Маленький крольчонок выскочил прямо на дорогу, испугался и стрелой метнулся обратно в заросли. Перекликались птицы. День был теплый, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была в тени, правая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Старый шервудский дуб, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья… Мег замерла на миг. Беспричинное весеннее чувство радости охватило ее. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно, беспременно решила она, лукаво прищурившись и оглядев своих нежданных попутчиков, - в тридцать один год жизнь только начинается!»
Глава 2 читать дальше
Двумя неделями ранее, Лондон:
Массивная дубовая дверь наконец отворяется. После нескольких слов привратнику к Гисборну выходит представительного вида управляющий. Отвешивает низкий поклон и ведет рыцаря за собой через долгий лабиринт коридоров, винтовых лестниц и внутренних двориков, в одном из них степенно гуляет павлин. Кажется, переходам никогда не будет конца. Особняк лорда Уорика в Лондоне известен своими внушительными размерами. Наконец Гисборн и его провожатый достигают цели: мажордом отворяет последнюю дверь в большой зал, церемонно раскланивается и совершенно бесшумно удаляется . По случаю теплой погоды камин уже не зажигают, довольствуясь одной медной жаровней. В воздухе чувствуется сильный аромат благовоний –роза, лаванда, еще какие-то травы. На столе в центре зала стоит большая серебряная чаша с фруктами. Открытый огонь жаровни отражается на стенках кувшина с дорогим вином. Конечно, после Аквитании, Тулузы, Сицилии, Кипра Гая не проймешь показной роскошью – все-таки Англия остается Богом забытым островом на самом краю ойкумены. Но даже он должен признать – в этом доме умеют жить и имеют для этого надлежащие средства. Эта мысль немного его успокаивает.
Взгляд продолжает скользить по залу. На одном из гобеленов, украшающих стены, изображена дама с единорогом. Ее черты чем-то напоминают живую женщину, сидящую напротив в нише у окна. В рассеянном свете, проникающем сквозь тонкий слой слюды, возраст дамы удается определить не сразу. Видно, конечно, что перед ним не юная девушка, но – черт возьми! – она все еще удивительно хороша собой. Тонкие руки в серебряных кольцах с аметистами сжимают небольшую изящную книжицу в дорогом сафьяновом переплете. Вряд ли она станет читать молитвенник или часослов – размышляет Гисборн, невольно любуясь сестрой. Скорее уж сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или возможно, новомодную поэму Вольфрама фон Эшенбаха о странствиях сэра Парсифаля…
Заслышав звук шагов, Изабелла нарочито неторопливо закрывает книгу и задумчиво, без тени улыбки смотрит на вошедшего. Взгляды одинаковых прозрачно-серых глаз скрещиваются как мечи. Наконец Гай находит в себе силы улыбнуться, уступив этот поединок:
- Дорогая сестра!
- Ну здравствуй, братец! Не ждала тебя. – четко очерченная тонкая бровь иронично изгибается. – Мне почему-то казалось, что встречи на приеме во дворце будет достаточно для изъявления родственных чувств.
- Ты плохо думаешь обо мне, Изабелла.
- Как и ты обо мне. Мы всегда понимали друг друга.
… В ночь перед последним штурмом укреплений Ноттингема, Гай спустился в темницу и освободил сестру. Было решено, если войска шерифа все-таки прорвут последний рубеж обороны, взорвать замок с помощью греческого огня. В этом случае, пленница скорее всего погибла бы под развалинами. Он вывел Изабеллу через подземелье к Тренту и велел уходить и не возвращаться. Свое слово она, как обычно, не сдержала: Робин увидел ее уже через пару месяцев, когда Ричард Львиное Сердце с войском и свитой наконец прибыл в Ноттингем. Изабелла – в новом платье ослепительно алого шелка с шокирующе низким декольте, в окружении сразу нескольких пэров Англии -- гарцевала на чистокровном арабском скакуне в нескольких шагах от монарха. Увидев графа Хантингтона, она лишь иронично улыбнулась и небрежно помахала рукой. За все десять дней пребывания короля в городе они лишь раз обменялись парой ничего не значащих фраз. Было видно, что в голове у красавицы роятся уже совсем другие планы, в которых задействованы куда более значимые персоны, чем бывший командующий королевской охраны в Палестине и безземельный рыцарь с изрядно замаранной репутацией. Честно говоря, Гуд все это время не терял надежды, что Изабелла все же спросит о своем брате, но его ожидания не оправдались. Впрочем, когда Робин в частной беседе с Ричардом попросил о помиловании для Гая, бывший шервудский разбойник тут же не без внутреннего содрогания убедился, что король был уже в курсе всех последних ноттингемских дел. Решение по Гисборну, очевидно, принималось еще до того, как перед грозным монархом гостеприимно распахнулись городские ворота: вожделенный документ уже ждал графа Хантингтона у секретаря. Сам Гисборн, по понятным причинам, не присутствовал на торжествах. Позднее, еще при Ричарде, он несколько раз видел сестру в Лондоне, когда приезжал в столицу по делам графства. Изабелла тогда была уже во втором браке и пользовалась большим весом при дворе – некоторые даже уверяли, что она какое-то время была любовницей Львиного Сердца, но можно ли верить всем досужим сплетникам? Во всяком случае, ее звезда не пошатнулась и при короле Иоанне, на которого она какое-то время оказывала почти неограниченное влияние. В этот период, правда, ни Робина, ни Гая уже не было в стране.
И вот теперь, после многих лет брат и сестра снова стоят друг перед другом:
- Ты не изменилась.
- Знаешь, для женщины моих лет это комплимент. Ты тоже не изменился. Точнее, ты с обычным твоим упорством превращаешься неизвестно во что. Во всяком случае, те новости, что я узнаю из королевской канцелярии, превосходят мое понимание. Объясни мне, Гай, зачем тебе понадобилось соглашаться стать капитаном стражи в этом… как его?.. Ноттингеме?
- Страдаешь амнезией? Могу напомнить: там похоронены наши мать и отец.
- Да? – Невинно пожимает плечами Изабелла. -- А ничего, что ты не вспоминал об этом столько лет? Между прочим, это я жертвую каждый год капитулу на поминальные мессы! И знаешь, было бы неплохо, если бы в этом году ты взял на себя это бремя. Мне предстоят другие расходы.
- Приданое дочери?
- В том числе. Брак с лордом Норфолком стоит больших денег.
- Мне сказали, ему уже стукнуло семьдесят, он скуп, маниакально подозрителен, склонен распускать руки и похоронил трех жен, первая из которых была старше тебя лет на двадцать. Ты действительно думаешь, это хорошая партия?
- Не смей упрекать меня! – голос Изабеллы срывается, она действительно зла не на шутку. – Давно смотрел на себя в зеркало? Я знаю, что делаю. Норфолк - отличная партия. Он будет поддерживать меня, то есть моего мужа, в королевском совете. Его единственный сын умер в прошлом году – моя дочь, очень надеюсь, в первый же год даст ему нового наследника. Ну, а что касается возраста, тем лучше – став вдовой, Алиса сможет устроить жизнь по своему вкусу. Если, конечно, у нее хватит ума. Я не могу вечно устраивать ваши дела.
- Какие, интересно, мои дела ты устроила, Изабелла?
- А ты забыл? Кто же, по-твоему, выпрашивал вам амнистию – тебе и твоему бесценному Робину? Напомнить, как вы сбросили нашего обожаемого монарха в замковый колодец в этом твоем распрекрасном Ноттингеме? Или как ты угрожал принцу арбалетом? Ты, кстати, попал тогда в меня – может быть поэтому ты предпочитаешь не думать о своих «подвигах»?
- Сестра! –в речи Гисборна появляются вкрадчивые предостерегающие ноты - Мне тоже есть, что вспомнить о проказах твоей молодости.
- Положим. Речь не о прошлом. Ты замечательно научился уклоняться от темы. Мне интересно, что все же ты забыл в Ноттингеме? Захотелось лишний раз плюнуть в тот самый колодец?
- Я не могу объяснить – ты все равно не поймешь.
- Конечно, воинствующий идиотизм – не моя стихия. – Она раздраженно отбрасывает в сторону книгу, встает, делает несколько шагов по комнате. – Гай! Я правда хочу тебе добра.
- Я это допускаю. – Гисборн улыбается.
- Я желаю добра. Тебе. Себе. Моим детям. Всей нашей семье. Хоть в это почему-то никто не верит. Подобное назначение недостойно тебя. Я знаю, за тебя просил Фицуолтер. У него могло получиться. Были хорошие шансы. Он рассчитывал, что тебе пожалуют лен на границе с Уэльсом. Там почти все время война, только мы не можем этого признать по политическим причинам. Тебе дали бы набрать свою небольшую армию. Через несколько лет ты был бы в числе первых баронов королевства. В конце концов, ты командовал личной охраной Алиеноры…
- Не я, а Робин.
- Не придирайся к словам. Пусть так. Формально. Но все знают, что твой замечательный Робин был занят другими делами. О которых принято помалкивать. А лямку тянул ты. Многие этого не забыли.
- Да уж. Я думаю.
- Да почему ты всегда воображаешь, что весь мир идет на тебя войной? У королевы-матери было много друзей!
- Да-да, я никогда не забуду, как нам пришлось уносить ноги из Фонтевро от фламандских наемников, не успели еще гроб Алиеноры опустить в могилу!
- Ты все передергиваешь, Гай. Фицуолтер и я надеялись, что король подпишет твое назначение. В другой раз я бы его уговорила. Но, увы! Эта пигалица, Амиси де Вильмюр…
- Я думал, она твоя креатура – Гай ядовито ухмыляется.
- Вовсе нет, братец! Эту девку подсунули в королевскую постель совсем другие люди. - Глядя на сестру, Гисборну на мгновенье становится страшно за будущее этих доброхотов. - Моя протеже будет там, но на это потребуется еще пара месяцев. Вот почему я так настаивала, что нужно обождать. Но нет, мужчины, конечно, думают, что лучше разбираются в политике! Так что эта история с местом капитана замковой страже в Ноттингеме – просто горькая пилюля для Фицуолтера. Ну и щелчок по носу тебе, за все твои прошлые грехи. Но никому и в голову не приходило, что ты согласишься! Даже Иоанн не верил, что ты способен принять подобное предложение! – Она внезапно успокаивается, подходит вплотную и берет его двумя пальцами за ухо, как мальчишку:
- Я правда не знаю, что думать об этом, Гай! Зачем тебе туда ехать?
- А почему бы нет? Я решил вернуться в Англию. Я не хочу оставаться при дворе. Куда еще мне податься? Фицуолтер обещал найти для меня достойное занятие. У него не получилось. Ну и что? В конце концов, у меня достаточно денег чтобы выкупить Гисборн.
- Твоя всегдашняя навязчивая идея! Зачем он тебе? Там все давно прогнило! Там нет ничего, кроме горстки крестьянских домишек… Поместье убыточно! Аббатство держит этих людей из милости! Зачем тебе эта головная боль?
- Я там родился, Изабелла. И ты тоже.
- Я всегда знала, что у тебя с головой не все в порядке! Иначе ты бы не связался с Робином! Который, кстати, умеет устраивать свои дела, в отличие от тебя! – В этом месте она не может удержаться, чтобы раздраженно не помахать перед носом старшего брата указательным пальцем. -- Уж он-то небось не собирается возвращаться в эту дыру! Побегал в молодости по лесам – и что-то больше о его чудачествах мы не слышим! Кстати, где ты оставил его? На Кипре?
- Да, Он в неплохих отношениях с Уолтером из Монбельяра.
- С кем?
- С регентом при малолетнем Лузиньяне.
- Нимало не сомневаюсь. А тебе чего там не сиделось?
- Не знаю. – Гай улыбается. – Можешь считать меня идиотом.
- Это не новость. Я хочу знать другое: ты поссорился с Робином?
- Нет. Вовсе нет… - Гай замолкает, не решаясь еще что-то добавить. – Возможно, он тоже был бы не против вернуться, но он слишком заметная фигура.
- Так это он тебя послал сюда?
- Вовсе нет. Ты считаешь, я не могу самостоятельно принять решение?
- Конечно.
- Конечно – да, или конечно – нет?
- Прекрати! Ты знаешь, что я хотела сказать. Послушай, раз вы оба в таких идиллических отношениях с этим… как его… регентом при Хьюго Лузиньяне.
- Про себя я этого не говорил.
- Не цепляйся к моим словам! Я хочу спросить – с этим Уолтером можно иметь дело?
- В каком смысле?
- Мы можем на него рассчитывать? Он может помочь войсками, если мы захотим поддержать ломбардских рыцарей в Фессалониках против Балдуина?
- Мы – это кто, дорогая сестра? Твой муж?
- Конечно нет! Я говорю о короле.
- Ты стала канцлером Англии?
- Гай! Ты невозможен! Решения такого уровня принимает не канцлер!
- Я понимаю, король Иоанн принимает их лежа в постели с твоими протеже. После этого чему удивляться, что все его зовут Безземельным.
- Не уходи от ответа! Для меня это важно, Гай! – Изабелла берет брата за руку, снова подходит ближе и заглядывает в ему глаза.
- Ответ – нет.
- С какой стати ты заговорил как старина Вейзи? – от звука этого имени Гисборна невольно передергивает. Изабелле определенно не следует играть с огнем.
– Не злись, братец. – Она задумчиво берет Гая за складку рукава.
- Уолтер не даст людей. У него у самого проблемы под Саталией с турками. Возможно, город уже потерян.
- Значит, не поможет? И от этой замечательной Латинской империи нам ничего не отломится? Всё получат фламандцы, венецианцы и прочие проходимцы? – Голос Изабеллы звучит по-детски обиженно и недоуменно.
- Тебе и твоему королю мало того, что Вы уже потеряли Нормандию? Вам хочется еще поучаствовать в авантюрах?
- Ты ничего не понимаешь в политике! Мне наплевать, кто получит клочок выжженной солнцем земли в какой-нибудь Ахайе или Морее. Я, кстати, так и не смогла найти их на карте. Но мне важно сохранять влияние в королевском совете. Мне нужно устроить будущее моего сына, в конце концов! А в крестовые походы пусть ходят дети всякого дурачья. Вроде графа Хантингтона. Удивляюсь, кстати, что вас там не было!
- Брать штурмом христианскую столицу и при этом орать во всю глотку Deus vult? Уничтожать одну из самых прославленных библиотек Европы только потому, что солдатам недоплатили? – Гай брезгливо морщится. В ответ Изабелла не менее театрально всплескивает руками:
- Ах, Боже мой! Мой брат мой стал таким праведником, что оплакивает судьбу каких-то книг на греческом! Куда катится мир! Ну ладно, хватит об этом. У меня не так много времени. Вечером я снова должна появиться при дворе. Послушай, - ее интонация снова меняется, становится застенчиво-просительной - У тебя остались знакомые торговцы на Кипре?
- Я же послал тебе подарки.
- Братец, все эти шелковые ткани, благовония – они, конечно, восхитительны… но… мне очень нужно кое-что еще! – она переходит на шепот - Здесь это стоит баснословных денег!..
- Смелее, дорогая, признайся наконец, что тебе нужно. Яд тарантула отравить своих ближних? Толченая бирюза для приворота? Корень мандрагоры, чтобы подсыпать в кубок лорду Норфолку?
- Не смейся, Гай! - Удивительно, но она медлит с ответом.
- Ну, назови же! Как я могу догадаться?
- Это басма.
- Что?
- Бас-ма – по слогам, как ребенку, произносит Изабелла. - Мне нужно подкрашивать волосы. Да, Гай, в этом ужасно стыдно признаться. – Я старею.
Они долго пристально смотрят друг на друга. Гисборн опять не выдерживает первым: он опускает взгляд, подходит к сестре вплотную, поднимает руку и медленно проводит тыльной стороной кисти по ее шее и подбородку.
- Все равно ты самая красивая.
- Нет, Гай. Можно обманывать других, но не себя.
Они снова молчат. Потом Изабелла отворачивается к окну. Стоя к брату спиной, она спрашивает:
- Когда ты едешь?
- Завтра с рассветом.
- Один?
- Нет. Со мной Алан. Как обычно.
- Ну да. Все как всегда. – Долгая пауза. – Имей в виду: на Гисборн я не дам денег.
- Я не рассчитываю. Это моя идея.
- Дам только на надгробье. Маме. Ты увидишь, плита совсем стерлась. Пусть будет черный полированный мрамор. Понял?! – кажется, ее плечи слегка вздрогнули, или ему показалось? Гай делает шаг вперед, но так и не решается подойти ближе. Когда она оборачивается, ее глаза подозрительно блестят, но слез не видно.
- Тебе пора. Иначе я не успею собраться.
Леди Уорик провожает брата до самого спуска к Темзе. От воды поднимается холодный туман. Изабелла зябко кутается в дорогой плащ на собольем меху. Только на причале она наконец задает тот вопрос, который мучил ее все это время:
- Я слышала, Робин все же женился. Это правда?
- Да.
- Кто эта женщина?
Гай ухмыляется уголком рта:
- Тебе не по зубам. Она сицилийка.
Изабелла надменно вскидывает голову:
- Я никогда не стремилась замуж за Роберта Локсли.
- Даже когда плавала вместе с ним в подземелье в Ноттингеме?
- Вот еще глупости! Я хотела прикончить тебя, другого у меня в мыслях не было! – Невинная улыбка распускается на лице Изабеллы.
Гай осторожно целует ее в макушку. Отстраняется, спрыгивает в лодку. Гребцы ударяют по веслам. Судно быстро выносит течением на середину Темзы.
- Я напишу, Изабелла!
Она ничего не отвечает, но остается на пристани до тех пор, пока лодка не теряется в весенних сумерках.
Глава 3 читать дальше
Ноттингем. Конец лета.
Гай просыпается еще до восхода солнца. Встает, подходит к окну, открывает неплотно притворенные ставни. Скоро начнет светать. Цвет неба на востоке меняется на глазах, поднимается ветер, в кустах внизу, в лощине под стенами замка, запела какая-то птица. В постепенно расходящемся сумраке стала смутно различима светлая полоса дороги, ведущей в Ньюарк… За ней пелена тумана скрывает поля, за которыми темными купами деревьев встает Шервуд. Гай закрывает глаза: ничего не изменилось. Каждая самая мельчайшая деталь этой картины настолько знакома ему, что он с легкостью может восстановить ее по памяти. Незаметно за этими деталями перед Гаем встает его прошлое - прошлое, которое он не может ни зачеркнуть, ни забыть, ни прожить по-другому.
Это прошлое сейчас совсем рядом с ним, оно стекает утренней росой по листьям, оседает на траве, плещется волной в Тренте. Гай видит себя в самом расцвете самоуверенной и жестокой молодости – молодой безземельный рыцарь, досыта наевшийся горького хлеба изгнания, нахлебавшийся сомнительных приключений в Нормандии. Он вернулся домой, чтобы любой ценой, но вернуть себе своё – дом, состояние, власть, место под неярким северным солнцем, наконец! Под цепким взглядом шерифа Вейзи Гисборн осматривает замковые укрепления. Они еще плохо знают друг друга: Вейзи только присматривается к молодому рыцарю, а Гай… Гай пока и не подозревает, какую школу насмешек, лести, шантажа, оскорблений и заманчивых посулов, разнузданной безнаказанности и потакания самым подлым и тайным желаниям предстоит ему здесь пройти.
Проходит три года – и он наблюдает со стены, как по двору в сопровождении стражников куда-то идет жестоко оскорбившая его леди Мэриан. Накануне он своими руками поджег Найтон-холл и силой, под конвоем, доставил Мэриан вместе с отцом в замок. Глядя на нее с высоты, Гай не может отвести взгляд, у него перехватывает горло – он сам не знает, что чувствует в этот момент. Ему казалось, месть принесет освобождение. Тогда почему так мучительно сжимается сердце?
Еще несколько месяцев – и вот он с плохо скрываемым ужасом стоит у распахнутого настежь окна, не в силах оторвать глаз от дороги, над которой с каждой секундой разрастаются клубы пыли. Это крыса Джаспер вызвал войска разрушить Ноттингем до основания, коль скоро ему пока так и не предъявили исчезнувшего шерифа. Выхода нет – мелькает в голове Гая. Остается только раздать оружие всем, кто в состоянии его держать, и драться до конца…
Держаться до конца не потребовалось. Проходит еще примерно год – и Гисборн снова оказывается на том же месте. Черный рыцарь пьян в дым и не спал уже несколько суток. Люди в ужасе шарахаются от него, а он сам лишь каким-то чудом не срывается со смотровой площадки, настолько нетвердой стала его походка. Ему страшно. Все время. Каждый день и час. Страшно лечь в постель и закрыть глаза. Страшно собственной совести, которую он ошибочно принимает за призрак убитой им женщины. Жизнь действительно обратилась в прах. Но как оказывается страшно покончить с этой жизнью!
Еще два месяца. Стоит глубокая ночь, огромная мертвенно бледная луна заливает все кругом холодным призрачным свечением. Ей все равно, сумеет Гай из последних сил удержаться, зацепившись одной рукой за зубец крепостной стены, или рухнет в пропасть и с ним навсегда будет покончено. Глаза то и дела застилает пелена, пульсирующая боль от раны в бедре не дает продохнуть. «Гуманность– твое слабое место, мой мальчик!» - Как ни странно, но именно эта глумливая фраза помогла тогда не потерять сознание и выкарабкаться наверх. Эта схватка с Вейзи до сих пор иной раз снится Гаю в ночных кошмарах...
Еще три месяца – и вот уже весь мир стремительно переворачивается вверх тормашками. Ноттингем опять во вражеском кольце, надежды на подкрепление нет и остается только сражаться до последнего. Гай и его закадычный враг скрываются за выступом стены от стрел противника – ищут уязвимое место для прохода, чтобы можно было как-то подобраться к осадным машинам. У Гуда, как обычно, уже зреет какой-то план: «Ладно, пускай полплана, тебя устроит?» Лесной разбойник издевательски ухмыляется: «Ну как, готов с нами прогуляться?». Гисборн молча кивает. Неожиданно голос Робина становится серьезным:
- Глупо все получилось, Гай. Так и помрем, не поговорив толком. Я ведь тоже предал тебя тогда, мальчишкой. Я знаю, ты долго щадил меня… до того как...
- Ты тоже. Ты и потом меня не убил. А стоило.
- Нет, Гай, не стоило. Ты же здесь. По собственной воле. Пургу можешь перед ребятами нести: «мной движет месть… враг моего врага…».
Они смотрят в глаза друг другу.
- И ведь складно как врал! Любой другой бы поверил… А теперь еще настаиваешь, чтобы я тебя Вейзи выдал!.. Дурак ты, брат! -- Робин тихо смеется и Гай, невольно, неловко улыбается в ответ…
Все это было здесь. Но было очень давно. Гисборн наконец отрывается от созерцания медленно расползающегося по всему горизонту алого свечения, глубоко вздыхает и отходит от окна. Пора заниматься делами. Обойти замок и проверить караулы, потом сходить, посмотреть, как идут дела у каменщиков на южной стороне замка. Потом отработка приемов боя на мечах со стражниками. Среди них осталось всего несколько человек, с которыми они тогда выдержали осаду. И только один, служивший еще при Вейзи. Десятник Марк – вот на кого можно вполне положиться! Впрочем, Томас, Мартин и Старший Бен тоже дело знают и вполне могут командовать небольшим отрядом в мирное время. Ближе к вечеру надо будет заняться оружейной – с этой горой ржавого хлама ему еще возиться и возиться. Да, чтоб не забыть - следует заглянуть на конюшню. Конечно, за Ричи можно не опасаться. Алан его еще никогда в этом отношении не подводил. Но здешние лошади, порученные заботам двух конюхов, у которых под началом состоит еще несколько мальчишек... Длинный список получается. А ведь наверняка за день всплывает что-то еще, о чем он пока и не подозревает.
Обход постов уже не повергает Гисборна в то состояние мрачного неистовства, из которой его с трудом выводил Алан в первые две недели после их возвращения в Ноттингем. Впрочем, пару раз Гисборн все же испускает грозный начальственный рык для острастки зеленой молодежи. Орет, но при этом в голове вертится ехидная реплика верного оруженосца, брошенная украдкой накануне – что-то про отсутствие тренировки и звуки, которые вряд ли могут напугать даже монастырских послушниц.
Покончив с проверкой караулов, Гай спускается на замковый двор. К этому времени вся прислуга уже проснулась. Служанки с большими ведрами отправляются за водой. Стоя в дверях конюшни, рыжий мальчишка, ловко орудуя вилами, выгребает навоз. Высокий парень с угрюмым лицом выкатывает из погреба какие-то бочки. Из кухни, дразня воображение, доносится запах гороховой похлебки на свиной косточке и быстрый перестук ножей. Настоятельно хочется перекусить, тем более что накануне поужинать у Гисборна в очередной раз не получилось из-за утомительно долгого и как всегда бессодержательного разговора с новым шерифом.
Новый шериф, сэр Саймон из Вивенхое… Из ежедневных встреч с ним Гай вынес то же впечатление, которым поделилась Мег еще на подъезде к Ноттингему. Звезд с неба сэр Саймон явно не хватает, но при этом много понимает о себе, местом дорожит и потому очень хочет быть в Лондоне на хорошем счету. С Гисборном держится настороженно – не знает, как себя вести с таким подчиненным, а главное - не понимает, почему человек с подобным послужным списком оказался под его началом на столь незначительном посту. К тому же, можно не сомневаться, навел какие-то справки… вероятно осведомлен и про службу у Вейзи, и про осаду, и про графа Хантингтона. Вообще, черт его разберет – до чего эта говорящая белая мышь смогла докопаться… Сэр Саймон, конечно, усматривает во всей этой истории какой-то подвох для себя. Поэтому так много болтает для самоуспокоения. Рассказывает о трудностях службы в этом неспокойном и опасном краю: «В этих жутких чащобах постоянно скрываются лихие люди!! Только представьте, как сложно собирать налоги для Его величества!» Дальше шериф неизменно переходит к совсем уж бессодержательному отступлению об удивительном даре любви, которую великий монарх умеет внушить всем своим благонамеренным подданным. «Вы даже вообразить не можете, в каком беспорядке я застал дела пять лет назад!..» – За этой фразой обычно следует длинная тирада о важности своевременного представления налоговой отчетности и трудностях в поиске квалифицированных канцеляристов…
Следуя за соблазнительным ароматом, Гай заходит на кухню. Как и следовало ожидать, там уже ошивается Алан. Старый плут явно не теряет времени даром, в три щеки уплетая густую похлебку и при этом умудряясь болтать сразу с несколькими служанками. Увидев хозяина, «человек сэра Гая» еще больше оживляется и взмахом руки приглашает составить ему компанию. Эти утренние недолгие посиделки на кухне за истекшие четыре месяца уже стали почти привычкой. Старые раны - а после сорока ты начинаешь их чувствовать все чаще – меньше ноют от соседства с огромной хорошо натопленной печью. К тому же опытным путем установлено, что стряпня, приготовляемая здесь ранним утром «для своих», намного вкуснее яств, предназначенных для шерифа и его семьи.
Пока Гай подходит к столу, оживленное щебетанье служанок стихает. За истекшие после возвращения несколько месяцев они успели немного изучить нового капитана. К немалой досаде старшей из них, Бесс, этот бесспорно еще не старый и видный собою рыцарь так и не оценил ее пышных форм и бесстыдного хриплого говорка. Зато трусиха и скромница Джейн наконец перестала дрожать как осиновый лист, едва завидев в дверном проеме высокую затянутую в черную кожу фигуру. Тетка Джейн служила в замке еще до приснопамятной осады, и впечатлительная девочка в детстве наслушалась множество страшных историй, в которых Гисборн неизменно превращался в волка-оборотня и пожирал маленьких девочек, а со старшими проделывал кое-то похуже. Теперь Джейн, не поднимая глаз, спешит принести на стол еще хлеба и сыра, в то время как Бесс, явно раздосадованная прерванной беседой, демонстративно разворачивается и принимается с шумом мыть посуду. Впрочем, после хорошенькой порки, которую недавно задал ей управляющий, наглая девица все же считает нужным изобразить какое-то подобие поклона.
Гай и его оруженосец перекидываются парой приветственных фраз, после чего Алан ко всеобщему удовлетворению возвращается к рассказу о жизни на Кипре, в Тулузе и Аквитании, вываливая на ошеломленных служанок множество невероятных подробностей быта и нравов тамошних обитателей. Болтовня Алана настолько занимательна, что даже старшая кухарка Дебора – немолодая сухопарая женщина с крутым нравом – подходит поближе послушать его байки. Гай молча доедает гороховую похлебку, выпивает полкружки сидра и собирается уходить, когда на кухне появляется Мег. С ее появлением разговор вновь прерывается: служанки боятся здешнюю экономку куда больше самого шерифа и командующего охраной. Шериф, всем известно, вдов и предпочитает не вникать в мелочи быта, а его дочери слишком юны, чтобы взять на себя заботу о хозяйстве. Поэтому именно Мег непосредственно подчиняется вся женская прислуга замка. От нее зависит взять девицу на службу или рассчитать на месте и выставить за ворота.
Завидев Гисборна и его оруженосца, Мег радостно улыбается. Она, конечно, никогда не признается, что старалась так подгадать время, чтобы застать их здесь, но Алана ей не провести. Мег садится за общий стол и принимается за еду, одновременно отдавая распоряжения служанкам на сегодняшний день. Алан вдохновенно продолжает свой треп:
«… Да она похоронена там же, в Фонтевро! Ее всюду хорошо помнят – и на Кипре, и в Тулузе, и в Аквитании. Редкого мужества, говорят, была женщина. Еще бы, в двенадцать лет стать королевой Сицилии, после смерти мужа оказаться на краю гибели. Ее брату, покойному королю Ричарду, пришлось захватить Мессину, чтобы вернуть ее приданое! А потом – вы только представьте, девушки! - она пережила кораблекрушение, едва не попала в плен к византийцам, была в лагере крестоносцев под Акрой. Но и это еще не все: ее ведь и вправду чуть не выдали замуж за брата самого Саладина, прочили в жены французскому королю – какие только идеи на этот счет не приходили в голову нашему Львиному Сердцу! В итоге, в девяносто шестом она стала женой графа Тулузского, родила ему нескольких детей, защищала его права против мятежных вассалов, едва не сгорела заживо, пытаясь захватить какой-то там замок…».
Это Алан рассказывает историю младшей дочери королевы Алиеноры, Джоанны. Мег и служанки слушают его, затаив дыхание. Даже Дебора присела на край скамьи и отерла запачканные в муке руки о передник.
-Так вы сами-то ее видели, Алан? – спрашивает Мег.
- Только перед самой ее смертью, когда она попросила убежища в Фонтевро. Приехала с небольшим эскортом. Умоляла впустить. Аббатиса Матильда была против: замужняя дама, как-никак, что у нее там с супругом вышло – неизвестно. К тому же большие сомнения были насчет ее веры: все-таки граф Тулузский и его окружение… -- поймав на себе тяжелый взгляд Гисборна, Алан вовремя спохватывается и решает не вдаваться в подробности вероучения альбигойцев.
- Так графиню все же пустили в аббатство?
- Ну да. Разве найдется такой полоумный, кто станет перечить королеве Алиеноре! Вот только прожила в Фонтевро графиня Джоанна совсем недолго.
- И что с ней сталось?
- Умерла родами. Ребенок тоже прожил всего несколько дней.
Гисборн закрывает глаза. Он хорошо помнит эти сумасшедшие дни. Англия и Нормандия уже признали королем принца Джона. Зато Анжу, Мэн, Турень и, конечно, Бретань склоняются на сторону его племянника Артура. Алиенора не хочет войны и пытается образумить мать Артура, Констанцию Бретонскую. Робин первый раз в жизни не знает, как поступить – он предан Алиеноре, но видеть принца Джона королем Англии – выше его сил. Внезапное появление в Фонтевро беременной графини Тулузской, скрывающейся, по-видимому, от собственного мужа – это как раз то, чего им всем не хватало…
Разговор, меж тем, течет своим чередом:
- Могла бы еще пожить, не старая ведь еще была.
- Тридцать три года – не девочка, однако.
- А красивая хоть?
- Да не особо. Худая, глаза большие. Властная, как и мать. Только силы ее уже совсем, видно, оставили. Я ее и видел-то всего ничего. В само аббатство меня, понятное дело, не больно-то пускали. С ней все больше монахини были…
- Да, только и скажешь, судьба… - подводит итог Мег.
Она поднимается из-за стола, отдает последние распоряжения и уходит по своим делам. На пороге оборачивается и подзывает к себе Джейн:
- Что-то ты слишком бледна сегодня, девочка. Ничего не случилось?
Джейн что-то тихо и испуганно отвечает ей.
- Ну смотри. Не стой сегодня у плиты. Если нужно, я пришлю тебе Молли на подмогу.
Дебора сердито ворчит на Бесс: за разговорами дрянь-девчонка совсем забыла, что давно пора уже ставить котлы. Скоро на кухню придут поесть стражники, сменившиеся с дежурства. В самом деле, нужно идти. Гая тоже давно уже ждут мастер-каменщик и его подручные.
…
В открытую дверь долетает шум со внутреннего двора замка: очевидно кто-то приехал. Шериф сегодня целый день никуда не отлучался, его дочери тоже, племянник, кажется, уже вернулся с охоты. Скорее всего, это какой-то гость. Выйдя на порог оружейной и машинально скрестив руки на груди, Гай наблюдает занимательную сцену: оживленный двор в один миг как будто вымер, только в самом центре подбежавший конюший держит под уздцы великолепного каурого жеребца, рядом с которым стоит только что спешившийся молодой блондин в вишневом плаще. Высокий рост, красивое надменное лицо, дорогое оружие, золотые шпоры… Тычок в зубы помертвевшему от страха слуге дополняет картину. Сын лорда Перси уже достаточно известен Гисборну: предполагаемый жених старшей дочери шерифа часто появляется в замке. Смахнув воображаемую пылинку с дублета и небрежно похлопывая перчатками себя по бедру, Ричард Перси ленивой походкой направляется к крыльцу. Конюх за его спиной с видимым облегчением вздыхает, вытирая кровь с разбитой губы, и торопится отвести лошадь в стойло. Гисборн наблюдает за молодым лордом до тех пор, пока тот не скрывается за дверью, ведущей в парадные покои. Вся эта сцена, определенно, что-то напоминает…
Не успев додумать эту мысль, Гай ловит на себе чей-то взгляд. Оказывается, совсем рядом, за выступом стены, как мышка притаилась Джейн – та самая Джейн, которая подавала ему завтрак сегодня утром. Из своего укрытия служанка явно следила за прибытием сэра Ричарда, а теперь заметила Гисборна. Ее лицо выглядит измученным, губы дрожат, в огромных синих глазах стоят непросохшие слезы. Осознав, что капитан стражи тоже обратил на нее внимание, Джейн зажимает рот рукой и в ужасе бросается прочь – через какой-то миг она уже скрывается за дверями кухни. Невесело усмехнувшись, Гай возвращается к прерванной работе. История стара как мир, но наблюдать ее со стороны в этих стенах оказывается неожиданно горько. И уж совсем будет жаль, если девчонку выставят за порог с младенцем в подоле. От этого сэра Ричарда сочувствия она не дождется, это и дураку ясно. Остается уповать на Мег – если дела и правда обстоят совсем плохо, Мег, конечно, что-нибудь придумает и не оставит в беде дуреху.
«Сэр Гай!» – В дверях оружейной появляется мальчишка-слуга – «Вас ожидают к столу». – Гай досадливо морщится. Идти обедать с шерифом, его семьей и гостями нет ни малейшего желания, но и отказываться каждый раз тоже нет никакой возможности. Капитан замковой стражи делит стол и кров с местным шерифом – так повелось еще издавна. В этом городе они двое представляют королевскую власть. Местная знать не так многочисленна, большинство проживают в своих поместьях на расстоянии одного-двух дней пути от Ноттингема. Отказываться разделить трапезу с шерифом и его окружением – давать лишний повод для пересудов, настраивать против себя и без того подозрительного сэра Саймона. В других обстоятельствах Гаю было бы совершенно наплевать, но вернуться в родные края -- это был его собственный выбор. Он знал, что придется терпеть, и не только глухие угрозы и плевки за спиной от тех, кто еще помнит его молодость, но и безнадежную скуку здешнего «светского общества». Неизвестно еще, что хуже.
Когда Гай входит в большой зал, все остальные уже в сборе: шериф, две его дочери, племянник Уильям, приглашенные к обеду сэр Ричард Перси и мастер Боумэн – старшина местной гильдии торговцев шерстью. Боумэн - человек с большим состоянием и обширными связями не только в Англии, но и по ту сторону Ла Манша, именно поэтому сэр Саймон часто зовет его к себе отобедать. Ближе к концу стола свои места занимают замковый капеллан отец Ансельм, личный секретарь и казначей шерифа брат Христофор, управляющий Эдвард Лики и, наконец, Мег и Алан. Мальчишка-слуга разливает по кубкам вино, Бесс подает еду. Ее полная грудь соблазнительно вздымается перед самым носом Питера Боумэна, тот благосклонно окидывает девицу масляным взглядом и по-свойски треплет ее по щеке.
Общий разговор поначалу не клеится. Шериф, мастер Боумэн и брат Христофор между собой оживленно обсуждают цены на соль. Просто стыд и позор, что они так возросли, а вся вина, конечно, лежит на торговцах из Аквитании. Эти сладкоречивые мерзавцы умудрились захватить весь рынок даже здесь, хотя ничего бы не стоило выпаривать соль из морской воды – чем-чем, а морем Бог Англию не обидел! Сэр Ричард откровенно скучает, не забывая, впрочем, нашептывать своей нареченной что-то на ухо. Леди Элизабет благосклонно улыбается, запрокидывая назад хорошенькую головку. Ее младшая сестра, тринадцатилетняя леди Марджери по своему обыкновению не поднимает глаз от поверхности стола, но всем своим видом дает понять, насколько происходящее ее утомляет. Пятнадцатилетний племянник шерифа, весь день пропадавший на охоте, взахлеб рассказывая Неду Лики, какую великолепную сучку на днях получил в подарок его всегдашний приятель и соперник – отсутствующий сегодня здесь молодой лорд Грегори. Алан ерзает на скамье. Его явно терзает желание оживить беседу, поведав что-нибудь занятное о тех странах, где им с хозяином довелось побывать. Однако он уже достаточно пообтерся на старом новом месте, чтобы смекнуть – большая часть присутствующих воспримет подобное вмешательство враждебно, как попытку набить себе цену и выставить их замшелыми провинциалами. Что касается Мег… она, наверное, размышляет о том, что ей еще нужно успеть сделать сегодня по хозяйству. Хотя… Гай перехватывает ее взгляд, обращенный на него. Она устало улыбается. Уголком рта он улыбается ей в ответ.
-- В самом деле, Ричард? И вы только сейчас мне об этом рассказываете? Отец, да послушайте же! Оказывается, в городе на рыночной площади уже несколько дней выступают какие-то жонглеры, которых мы еще не видели! – Элизабет обращается не только к шерифу, но и ко всем собравшимся. – И что они представляют? Вы говорите, они чудо как хороши?
-- Я этого не говорил, миледи. Я лишь сказал, что возможно, они могут вас позабавить. – Небрежно возражает молодой лорд Перси.
-- Почему я ничего не знаю об этом?! Мне, как всегда, ничего не докладывают! – Возмущенно бормочет шериф. Его мучнисто-бледная кожа от волнения тут же покрывается мелкими красными пятнышками.
-- Не стоит беспокоиться, милорд, -- миролюбиво басит мастер Боумэн, поглаживая себя по массивному животу, в который только что был залит не один стакан бургундского. – Они действительно здесь первый раз, но ничего предосудительного я не заметил. Девица и с ней два парня. В воскресенье возле собора они пели что-то такое… душеспасительное.
- А в другие дни девчонка играет на псалтерионе, все они поют, один из парней жонглирует горящими факелами, другой показывает всякие фокусы, ходит на руках… Потом они оба стреляют в яблоко, которое эта девица держит на голове, а под конец один из парней мечет в нее ножи – в голову, в грудь, да так что ножи ложатся в каком-нибудь дюйме от ее тела! –- облизывая губы от возбуждения, добавляет племянник шерифа.
-- Так ты что, уже видел этих жонглеров? – леди Марджери так и впивается глазами в своего кузена – Откуда ты все про них знаешь?
- Ну да, а чего особенного? Я был сегодня в городе, видел их. – Огрызается юный Уильям. Подростки явно не ладят между собой.
-- Ты же говорил, что был на охоте!
-- Я и был на охоте. Но сначала проехался до рынка. – Всем своим видом племянник шерифа выражает презрение к словам кузины.
- Я хочу их видеть! – безапелляционным тоном заявляет старшая сестра. – Отец, их нужно пригласить в замок!
- Не знаю, дорогая, будет ли это разумно… Якшаться со всякими… проходимцами… И потом… церковь… -- сэр Саймон, несколько встревоженный тем, как поворачивается разговор, оборачивается к отцу Ансельму за советом и поддержкой. Капеллан что-то невразумительно бормочет, не прекращая жевать капустный пирог -- ему явно не хочется быть арбитром в этом семейном споре.
- Отец, мы умираем от скуки! – Элизабет не привыкла выслушивать возражения. – Ричард, завтра же договоритесь с жонглерами и приведите их в замок!
- Желание прекрасной дамы – закон. – Лениво отвечает лорд Перси, с плохо скрытым презрением наблюдая за тем, как брат Христофор украдкой прячет в рукава сутаны большой кусок сыра с общего блюда. Шериф, кажется, хочет что-то возразить, но понимает, что момент упущен и его дочь в очередной раз настояла на своем. Он сердито машет рукой, бормочет что-то неразборчивое и удаляется из-за стола, ни сказав больше ни слова. За ним начинают подниматься и остальные сотрапезники.
Еще один день в Ноттингеме подходит к концу. Душно. Над рекой с громким писком носятся стрижи. Небо затянуло тучами и от этого сумерки наступают быстрее обычного. Скоро станет совсем темно. Из открытых дверей кухни падает сноп оранжевого света. У очага сидят Алан, кухарка Дебора, Бесс и трое стражников. Все чему-то смеются. Гай еще раз обходит замок, проверяет караулы. Все в порядке. Можно идти к себе: лечь спать или выпить еще вина. Ехать в город не хочется. Сидеть в четырех стенах тоже. Гай долго стоит на замковой стене, наблюдая, как в свете факелов вьется мошкара. Вот скрипнула дверь и на заднем дворе появилась Мег в сопровождении девчонки-служанки. Они пришли снять с веревок белье. Экономка торопится: похоже, скоро будет гроза. Гаю хочется окликнуть ее, но он думает, что это покажется глупо. Подхватив корзины с бельем, Мег и девчонка уходят. Слышно, как на двери лязгает засов. А это Дебора отчитывает за что-то Бесс перед тем как улечься на боковую. Гаснут огни в городе. Постепенно все звуки стихают. Завернувшись в плащ, Гай наконец спускается к себе.
4 читать дальше sherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=60#...
5 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=120...
6 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=210...
7 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=420...
8 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=0#7...
9 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=510...
10 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
11 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=540...
12 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=570...
13 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=600...
14 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=630...
15 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=660...
16 читать дальшеsherwoodforest.diary.ru/p212186988.htm?from=750...
@темы: Кейт, Изабелла, Мег, Алан Э'Дейл, Маленький Джон, Монах Тук, Фанфики, Гай Гисборн
-
-
12.03.2018 в 23:19Самим то смысла нет рясу прятать, они и так всегда на них. Задумайтесь, рясу отца Уильяма из ц.св. Урсулы так и не нашли
А почему вы с Мари Анж решили, что это секта?
Спойлер:
читать дальше
-
-
13.03.2018 в 00:55Честно говоря, многих деталей я уже не помню.
А почему вы с Мари Анж решили, что это секта?
А так интереснее!
читать дальше
-
-
13.03.2018 в 08:09Я лишь ответила на вопрос Мари Анж, что если так, то должны быть и другие участники. А здесь видимо, явно действует один человек. Или двое, исполнитель и заказчик - (позже, если убийцу раскрыли, и заставили работать на себя).
Что до обоснуя подобной мысли, то это не похоже на катакомбы первых христиан. ))) В принципе, под Ноттингемским замком они и ранее существовали, (катакомбы, в смысле), только к началу постройки замка Бастардом Англия была уже христианской, так что устраивать тайные "часовни" нет. А здесь латинские словеса и бестиарий на стенах недавно отстроенного /восстановленного тайного хода. Да еще ряса... Да еще странные события с убийствами женщин, кинжалами со знаками евангелистов.
Задумайтесь, рясу отца Уильяма из ц.св. Урсулы так и не нашли
По моему, она давно уже уничтожена... Если только не попала в руки Кутберта, или не припрятана с целью подкинуть кому-то еще )))
Здесь у нас еще и Перси вырисовывается. С одной стороны, создавая видимость своего отсутствия в замке и городе, ему очень просто убивать, оставаясь незамеченным. С другой, ему это совершенно незачем, и появляется он не так часто. Да и возвращаться в замок ему без надобности, а убийца явно оттуда.
sciurus_vulgaris, а мои два письма ты получила? Я вчера два талмуда отправила )))
Мне казалось, что в этой главе пародия на известный роман очевидна
Мне пока ничего не вспоминается. читать дальше
-
-
13.03.2018 в 20:26И нет, это не "Имя розы" ))) это классика.
-
-
19.03.2018 в 12:53Отличная прода! В городе анархия. Наши благополучно выбрались на волю. Джон прямо-таки порадовал: "Тебя-то, Гисборн, может и не жалко… ", - и у молодняка челюсти отвалились. Очень смешной момент. А у самого слёзы на глазах.
Хотя загадок к концу не меньше, а всё больше становится ))) Надо будет перечитать всё ещё раз, а то многие детали забылись уже, жаль, что дайри так виснет немилосердно. Ты же собираешься на фикбук это выложить?
Кутберт-то, получается, не так уж неправ оказался насчёт сатанистов, просто схватил не тех? С другой стороны, автор говорит, что не секта... Теряюсь в догадках.
И нет, это не "Имя розы" ))) это классика.
Мы сдаёмся )) Мне тоже кроме "Имени розы" или "Кода Да Винчи" ничего в голову не лезет, хотя точно помню, что ни там, ни там подобного не было.
Что-то страшновато за Мэг, полезла прямо в пасть зверю.
-
-
19.03.2018 в 15:31Особенно приятно, что эта реплика Джона тебе понравилась. Мне самой она очень дорога. Я вообще много думала, каково Джону с Гисборном взаимодействовать, пусть и 10 лет спустя - но в отсутствии Робина, каковой (в моем хэдканоне) как ни крути, но смылся из Ноттингема, не переварив достигнутый его любимым Ричардом компромисс с братцем Иоанном. Так что да, пусть зеленая молодежь рты раззевает!
Про фикбук уже отвечала: допишу до конца (остался финал, главы 2 по моим прикидкам) и тогда начну 2-ю редакцию выкладывать на фикбуке.
Занятно, однако, отчего это непотребные рисунки на стенах сразу наводят на мысль о сатанистах?
Спойлер:
читать дальше
Ну а что касается доселе не угаданного вами произведения литературы девятнадцатого века, то мне казалось, СПОЙЛЕР читать дальше
Продолжение следует...
-
-
19.03.2018 в 15:42Если это "Собор Парижской Богоматери", то я, к своему стыду, так и не сподобилась его прочесть, только по мюзиклу и знакома с сюжетом. А больше вариантов не приходит в голову...
-
-
19.03.2018 в 16:06Кстати, да, это железобетонный способ связи со мной. Пинай меня по почте, если я вдруг затеряюсь - я всегда отвечаю на письма. Мне в этот раз, почему-то уведомления не пришли, когда ты продолжение выложила, а может быть в спам как-то попали, теперь уже не поймёшь, что случилось. Вот сейчас твой ответ на почту упал, значит, система работает.
-
-
19.03.2018 в 16:09Ежик Себастьян... Если это и не "Нотр Дам" Гюго, то я уже не знаю... Правда, я читала его очень давно, и многое уже стерлось из памяти - осталось только в общих чертах. А вот перечитывать вряд ли возьмусь - писатель для меня очень "тяжелый".
Кто-то возомнил себя Фролло?
но в отсутствии Робина, каковой (в моем хэдканоне) как ни крути, но смылся из Ноттингема, не переварив достигнутый его любимым Ричардом компромисс с братцем Иоанном
А как по мне, в этом весь Робин... Не знаю чем это обосновано - повышенным идеализмом, нетерпимостью (хотя его должно бы уже пообтесать после всех передряг), или чем-то еще. Сначала кричать, что отдаст все ради "своих крестьян", и будет их защищать, а затем вот так вот "свалить", имея возможность защищать их законным образом. С одной стороны, все его соратники и крестьяне - самостоятельные и взрослые люди, прощение короля за разбой получили и в опеке не нуждаются. С другой - осадочек (или некоторая обида) должно быть, у старых соратников осталась.
---
апд
Пока я печатала свой ответ, nebula17 тоже ответила ))
-
-
19.03.2018 в 19:42-
-
19.03.2018 в 21:58Я тоже...
-
-
08.04.2018 в 17:08Белочка, здОрово!!! Спасибо за глоток свежего воздуха!
Все и проясняется, и усложняется. Старая подземная крипта добавила еще и "готический" ореол, правда, судя по описанию, этот таинственный подземный ход должен тянуться через весь город, что как-то маловероятно. Но очень понравилось описание этой городской атмосферы с ее запахами! У Вас вообще отлично получаются такие живые подробности.
"Художества" на стенах - хороший психологический штрих. А "озабоченным" мог быть не только священник, но и подросток
Про рясу: вроде бы сама Мэг решила, что для отца Уильяма она мала. Еще одна ряса? Тогда, может быть, это ее запачкали и потом выстирали? Но зачем крали вторую?
Очень порадовали Джон со товарищи: не бросили, не побоялись! Хотя, конечно, этого следовало ожидать. Джон вообще, на мой взгляд, самый трогательный персонаж в сериале и самый милый. Такой юмор как раз в его духе. Но вот куда Мэг полезла? Не совсем понятно, кого и как она там среди ночи может отравить. А если и сможет, что потом будет с той же Джейн? Ведь Кутберт догадается обо всем в миг, а куда бежать бедной (во всех смыслах), беременной девочке? Да и другим слугам не поздоровится.
Одна ма-аленькая неувязочка: наши узники о начале военных действий узнали от гонца, а Джон откуда? Что архиепископ может захватить замок? Или это догадка Тука?
Маноры Робина, надо полагать, давно конфисковали и он не пытался их вернуть. В этом случае ему просто нечего делать в Англии, люди уже не "его". Для них, пожалуй, лучше, что источник раздоров убрался и можно спокойно жить, пусть и при новом хозяине.
А что писание затягивается, Белочка (можно так Вас называть?), может быть и не плохо в каком-то смысле. Голова все равно работает в этом направлении, иной раз переворачивается вообще вся задумка, видишь ошибки... в итоге все только к лучшему, главное, чтобы не пропал интерес. Ваши верные читатели все понимают и поддерживают в любом случае!
Всех с Пасхой!!!
-
-
08.04.2018 в 18:13Наверное, это последствия "блокировки" у вас в Казахстане... Посмотрите еще сейчас, будут приходить или нет.
правда, судя по описанию, этот таинственный подземный ход должен тянуться через весь город, что как-то маловероятно.
Под Ноттингемом расположена целая сеть пещер и подземных ходов. Одного сплошного туннеля через весь город может и нет, но существует ряд отдельных. Один может вести на кладбище, второй в какой-нибудь заброшенный дом, другой ведет из замка за крепостную стену, т.к. сам замок расположен вовсе не в центре города, а ближе к крепостной стене. К тому же в те времена город был раза в три меньше нынешнего, а лес находился на расстоянии полета стрелы от города. Т.е, почти подступал к нему, судя по картам.
Одна ма-аленькая неувязочка: наши узники о начале военных действий узнали от гонца, а Джон откуда? Что архиепископ может захватить замок? Или это догадка Тука? Не догадка. Там Джон говорит, что Тук перехватил Кутбертова посланца и все из него вытряс. А потом пошел в город народ мутить )))
-
-
08.04.2018 в 21:49И конечно можно меня звать белкой, мне нравится. :-) Кто-то меня спрашивал, почему белка? - я в принципе белок люблю, потом пошла цепь ассоциаций: Шервудский лес, мачевы белки, а уж когда я прочитала фик green_mouse "Гай и домашнее животное" sherwoodforest.diary.ru/p151547450.htm. я не могла удержаться. Так что будем считать, я и есть та самая белка, лоснящаяся и в меру упитанная (рыжая, правда, а не серая) :-):-)
Еще одна ряса? Тогда, может быть, это ее запачкали и потом выстирали? Но зачем крали вторую?
Ира, ты на все вопросы можешь ответить куда лучше меня.
-
-
09.04.2018 в 13:32Я не решила, что вторую рясу украли, это я про первую. Ну, раз в убийстве она не "участвовала", остается пока теряться в догадках.)
Уведомления мне вообще только несколько раз приходили, давным-давно еще, и пропали задолго до блокировки. Наверное, просто неустойчивый сервис. Будем заглядывать почаще.
-
-
03.05.2018 в 18:31После полудня начал накрапывать мелкий дождь, смывая немногочисленные следы борьбы у замковых ворот и на выходе из кордегардии. Потирая перевязанное плечо – в горячке схватки сам не заметил, как порезали – Алан дотащился до поварни. Ну конечно, так он и знал, никакого внимания раненому герою! Зал был пуст, лишь в дальнем углу у очага с аппетитом заканчивали свой нехитрый обед кузнец Дэн и сыновья Малютки Джона, да Джейн вместе с Молли домывали посуду. Кивнув ребятам, Алан устало плюхнулся на лавку.
Веки закрывались сами собой, а в голове, на зыбкой грани сна и яви, всё продолжали крутиться события уходящего дня. Вот они, оставив в тылу Кевина присматривать за связанными жонглерами, возвращаются все тем же потайным ходом в замок. Одна группа под командованием Гисборна отделяется в конце пути – они должны выйти из подземелья в главной замковой башне, нейтрализовать людей Кутберта, расставленных на ключевых постах, а затем найти и изолировать самого святого отца из Йорка. Другой отряд с Мартином и Аланом во главе занимает ворота и выход в кордегардию, где находятся свободные от караульной службы воины архиепископа. Последних вообще-то не так и много – около двух десятков – и они не ждут нападения, так что все зависит от здешних стражников: чьим приказам они станут подчиняться в предстоящей схватке.
На воротах все проходит гладко: вот по сигналу Мартин неслышно «отлипает» от скрывающей его стены, тенью скользит за спиной ничего не подозревающего вояки в гербовых цветах архиепископа Йоркского. Одно тренированное движение – и детина кубарем летит по ступенькам, задевая виском поворотный механизм, опускающий решетку при въезде в замок.
– Первый пошел! – глуховато цедит Уилл, пока его шурин костяшками кулака наносит второму охраннику удар в переносицу. Алан бережно принимает падающую ему прямо в руки здоровую тушу.
– С кем не бывает, извини, приятель, полежи пока в холодке, пока мы… – он не договаривает фразы, сосредоточенно следя за тем, как оружейник одним точным движением широко расправленной как лопата ладони вырубает третьего караульного.
Четвертый стражник – парнишка из местных, совсем недавно зачисленный в гарнизон, в смятении прижимается к самой стене. Меч выскальзывает у него из рук, он нервно облизывает пересохшие губы и силится что-то сказать. Уилл хлопает его по плечу: «Не бойся, дурашка, своих не тронем!». Людей архиепископа, пока не пришедших в сознание, связывают по рукам и ногам. На воротах остаются Дэн и Маленький Маленький Джон, и вот уже Мартин дает знак двигаться дальше.
В кордегардии все проходит не так гладко: здесь им противостоит девять или десять неплохо обученных бойцов, а их самих всего пятеро, при том что два младших отпрыска Джона как ни крути все же пацаны, еще не бывавшие в серьезных переделках. Да и сам-то Алан, чего уж там, за последние годы отвык махать мечом и каждый день рисковать собственной шкурой. Парируя следующие один за другим мощные удары противника, он внезапно теряет равновесие – нога скользит на какой-то валяющейся на полу дряни, краем глаза он еще успевает заметить холодный предательский блеск вражеского клинка… «Гиза нету, он бы прикрыл…» – тоскливо проносится в мозгу. Щелчок, свет меркнет – а через несколько мгновений Алан приходит в себя на полу. Башка трещит, перед глазами вьются золотистые звездочки, но прохлаждаться времени нет совершенно – мозолистая рука оружейника одним рывком поднимает его на ноги, а потом уже Алану приходится прикрывать спину Мартина от насевших на него воинов архиепископа.
Им приходится туго, Алан нутром чувствует: дело дрянь. Однако уже в следующий миг вокруг что-то происходит, на подмогу приходят еще какие-то люди – это в борьбу на их стороне вступили несколько человек из ноттингемского гарнизона. Еще сколько-то местных стражников толпится в дверях, наблюдая за происходящим.
–Так и будете глазеть, б… ?! – зло кричит им Мартин, стараясь побольнее засадить подвернувшейся под ноги лавкой своему противнику по коленям.
Схватка завершается также неожиданно, как и началась. Стальное кольцо стремительно распадается. В оглушительной тишине, пришедшей на смену звону металла и грохоту падающей мебели, слышно лишь как стонет тяжелораненый солдат – на его залитом кровью сюрко еще можно разобрать герб архиепископа. Двое его убитых товарищей валяются возле самого входа, еще один – в дальнем углу, у очага. Оставшиеся противники капитулируют. Мартин и Алан со знанием дела обыскивают их и, связав, запирают в зале. Среди своих невозвратных потерь пока нет. Легко ранен младший сынишка Джона, но это пустяки. Гораздо хуже дела у Уилла: его кольчуга пробита, рукав рубахи весь залит кровью, по лицу градом текут бисерины пота. Подскочивший в нему шурин оглядывается в сторону Алана, в глазах его нехарактерное беспомощное выражение.
– Оставайся с ним, и вы, мальчишки, тоже! А вы, ребята, кто с нами – за мной! – Алан командует столпившимся на выходе из кордегардии ноттингемцам. – А кто не с нами – бросай оружие и живо расходись по домам!
Ему не приходится повторять дважды: успевшая собраться в галерее толпа подобно мощной волне сначала приливает к дверям кордегардии, а потом с шумом рассыпается, открывая проход. Кто-то примыкает к той горстке солдат, что бегом следуют за Аланом через замковый двор в сторону донжона, кто-то наоборот опрометью кидается прочь из замка.
– Пропусти их, Дэн! – кричит он высунувшемуся из воротной башни кузнецу. – Пропусти, а потом закрывай решетку!
В этот момент из двери, ведущей в парадные покои замка, появляется Гисборн – левый глаз окончательно заплыл, он сильно хромает, но на лице кривится такая беспощадная, злая улыбка, что Алан понимает: игра сделана.
Взбежав на крыльцо, он скороговоркой рапортует, украдкой присматриваясь к перемазанному кровью черному дублету рыцаря.
– Тебя что, задели?
– Куда там! Они спят на ходу! – сквозь зубы цедит Гай. – Почти никакого сопротивления: все посты без проблем, только под дверью Кутберта его охрана сопротивлялась, да этот юнец, лорд Уильям, решил героизм проявить…
Ухмылка бывшего черного рыцаря красноречивее всяких слов.
– Он хоть жив, Гиз?
В ответ бровь над здоровым глазом изгибается подобно знаменитому сарацинскому луку графа Хантингтона:
– За кого ты меня принимаешь? Поваляется денек в постели и придет в себя. Ты, кстати, сам-то цел? – Гай укоризненно тычет пальцем в сторону левого плеча своего оруженосца: только тут Алан замечает у себя здоровое бурое пятно на рукаве. Зацепили все-таки, сволочи! Ладно, на мне как на собаке… –оптимистично бубнит он в оправдание, суеверно скрещивая пальцы рожками и надеясь, что рана все же не загноится.
Вместе с сыновьями Маленького Джона и несколькими примкнувшими ноттингемскими стражниками они торопливо пересекают каминный зал, поднимаются на галерею. Обшаривают взглядом амбразуры окон и стенные ниши в поисках затаившегося противника. Гисборн по ходу расставляет своих людей на ключевые точки. Подошедший откуда-то Джон тут же забирает с собою несколько человек, чтобы окончательно взять под контроль темницу: в горячке первой атаки они смогли лишь снять часового на верхней площадке и запереть на засов дверь, ведущую к нижнему караулу.
У входа в гостевые покои валяется несколько трупов – все в одежде цветов архиепископа Йоркского. Одного из покойников Алан опознает сразу: командир личного конвоя отца Кутберта.
– А где этот… святой отец?
– Здесь, дрыхнет как ни в чем не бывало. – Из раскрытой двери доносится невозмутимый голос Бена, а затем и сам он появляется на пороге. – Опоили их что ли? Как думаете, сэр Гай?
Спящие глухим, беспробудным сном отец Кутберт и брат Христофор аккуратно связаны и уложены валетом на массивной кровати, занимающей добрую половину комнаты. Гисборн и Алан какое-то время молча вглядываются в их лица. Обоих нашли в таком состоянии прямо за столом, – охотно поясняет только что появившемуся Мартину Бен. В это время Гай осторожно слизывает с кончика пальца каплю какого-то зелья. Остатки этого пойла еще плещутся в здоровенном кувшине, весело поблескивающем глазурованными боками на столе, рядом с огарками восковых свечей в подсвечнике и кипами пергаментных листов, густо испещренных колонками цифр. Судя по всему, это налоговые регистры графства за последнюю четверть века.
– Мак. Мак в бургундском вине. Концентрация не велика, но видимо доза была лошадиной… – отвечает рыцарь на невысказанный вопрос и кивает в сторону двух священников, вынужденно делящих общее ложе – Парни, за их сохранность отвечаете головой!
Он круто разворачивается и, все так же сильно хромая, покидает покои Кутберта. Алан и еще несколько воинов ноттингемского гарнизона следуют за ним. По дороге к опочивальне шерифа их крошечный отряд слегка разрастается: к ним присоединяются солдаты из местной стражи, прослышавшие про нейтрализацию людей из Йорка. Гисборн сухо отдает распоряжения: восстановить караулы на стенах, вынести трупы, пересчитать живых и погибших противников и убедиться, что никто из вооруженной охраны полномочного представителя архиепископа не скрывается где-то в замке.
Звук их шагов гулко отдается по каменным плитам. Все чувства до предела обострены. Ноттингемская цитадель как будто вымерла: служанки, мальчишки на побегушках, конюшие, плотники и шорники, трубочисты и золотари – вся замковая челядь, обычно снующая в этот час как муравьи, забилась в известные только ей одной щели.
Внезапно на противоположном конце галереи резко хлопает дверь:
– Гай! – взметая пенным вихрем подол, размахивая руками, навстречу им летит Мег. – Га-а-а-й! Все кончено, да? Я все время... я так хотела… Вы живы, Господи!
В ее распахнутых в пол-лица глазах еще плещутся непросохшие слезы, но губы уже раскрылись в невероятной, ликующей улыбке. За какой-то миг лицо Гая резко молодеет, осветившись почти забытой надеждой...
– Сэр Гай и… очевидно будущая леди Гисборн! Постыдились бы принародно целоваться взасос. Шериф типа ждет…– не без внутреннего сожаления прерывает романтическую сцену Алан. С Гизом так всегда: кто-то же должен служить ему голосом разума, не смеха ради.
-
-
03.05.2018 в 18:36Беседа с сэром Саймоном, как Гай и предполагал, выходит тяжелой. Подáть этим утром в шерифовы покои маковую настойку так и не получилось, и хозяин ноттингемского замка не мог не заметить, что у него под носом что-то происходит. Заметил – но лишь покрепче заперся в своей опочивальне, для верности забаррикадировав дверь сундуком. Этот проклятый кофр доставляет немало мороки, когда после долгих переговоров через дубовую дверь шериф все же согласился впустить своего капитана стражи. В спальню удается протиснуться с трудом: оттащить огромный сундук на место силенок сэра Саймона уже не хватает.
Убедившись в том, что лично ему ничего не грозит, законный представитель королевской власти в графстве мигом заговорил своим всегдашним брюзгливо-назидательным тоном с дребезжащими нотами: отец Кутберт, конечно, превысил свои полномочия и, вероятно, не достаточно разобрался в череде чудовищных убийств, затронувших едва ли не каждый дом в Ноттингеме… Однако его рвение можно понять: жители не могут спокойно спать в своих домах. Каждый муж, отец… – дальше голос шерифа захлебывается, в покрасневших от слез и бессонных ночей глазах появляется лихорадочный блеск, а скрюченные подагрой пальцы сжимаются в кулачки.
Боже, как ломит в виске! Дает себя знать и бессонная ночь, и вчерашние побои, и дикая жажда: утолить ее вином из кубка, стоявшего прямо в шерифовом поставце, после сбивчивого рассказа Мег Гай уже не решается.
Истеричные интонации в голосе сэра Саймона всё нарастают: возможно лорд Гисборн и прав, но… – Невинно-васильковый взгляд шерифа украдкой брошен в сторону рыцарского меча и тут же снова устремляется куда-то в бесконечность:
– Лорд Гисборн возможно и прав, расследование безусловно необходимо продолжить, виновных в безбожных злодеяниях должна настичь заслуженная кара! Что же касается полномочного представителя архиепископа Йоркского …
Глаза Гая на миг заволакивает красная пелена. С грохотом падает стоявшее на пути резное кресло (кажется, в нем сиживал еще Вейзи? – что ж, тем лучше!). Давненько эти стены так не тряслись, испытав на себе всю мощь голоса вернувшегося в Ноттингем капитана замковой стражи:
– Минувшим вечером в замок прибыл королевский посланец! Архиепископ поднял мятеж! Всякое общение с ним сейчас – государственная измена!
В горле шерифа слышится странный булькающий звук. Глазки-бусинки мечутся с крестовины гисборновского меча к неплотно прикрытой двери, за которой – какая жалость! – маячит здоровенная фигура Тома.
Делать нечего, и сэр Саймон плаксиво нудит: переговоров с вероятным противником, конечно, не будет, предусмотрительно созванный совет знати рассмотрит дело «ноттингемских потрошителей». К величайшему сожалению, сам он не сможет, по состоянию здоровья… и по семейным обстоятельствам…
– Кстати, леди Марджери все еще не нашлась! Даже бесчувственный истукан («Такой, как вы, Гисборн!» – распалившись, сэр Саймон чуть было не произносит это вслух) должен понять отцовские треволнения!!! И не забудьте, по утвержденному еще при короле Стефане положению в отсутствии шерифа простого большинства в совете знати не достаточно: чтобы оправдаться, вам придется набрать две трети голосов!
-
-
03.05.2018 в 18:40На рыночной площади – угрюмая толпа. Детей и женщин совсем мало. Стоят в основном мужчины – мастеровые, крестьяне окрестных деревень, кое-кто из купцов победнее, попроще, из тех, кто последними закрывают лавки перед неприятельским вторжением и первыми открывают их с наступлением мирных дней. Такие как Боумэн в этот час носа не кажут. Окна в доме мастера Питера уже успели затворить крепкими дубовыми ставнями, а сам купеческий старшина, по слухам, спешно покинул город еще накануне.
Завидев верховых, народ расступается, громкие голоса быстро замолкают. Кое-где в толпе мелькают знакомые физиономии местной стражи – тех, кто почел за лучшее смыться из замка, пока власть в Ноттингеме окончательно не определилась. Гай узнает и кое-кого из горожан: отец Уильям из церкви святой Урсулы, Мартин Олдершотт, бойкая бабенка с мужем – соседи Кейт. Настороженные лица, плотно сжатые губы.
Конь Гисборна злобно всхрапывает, переступает на месте, грызет удила, норовит укусить оказавшихся в опасной близости людей. Первые ряды боязливо пятятся прочь от жуткой зверюги, несущей на себе всадника в слишком уж хорошо знакомом черном дублете. Над площадью повисает звенящая тишина.
– Жители Ноттингема! Прошлой ночью из Лондона поступили чрезвычайные известия. Все переговоры с представителем архиепископа Йоркского прерваны. Вынесенные им приговоры аннулированы шерифом нашего графства…
Он всегда был плохим оратором. Это Робину достаточно обратиться к людям – и они уже после нескольких фраз готовы незамедлительно последовать за ним. Партизанить в Шервуде, умирать за короля в Палестине, брать одну за другой крепости аквитанских мятежников. Идти на край света и к черту на рога. И свято верить в то, что об этом они всю жизнь мечтали! Тем не менее по странной прихоти шутницы-фортуны именно он, Гай из Гисборна, в прошлом – сволочь, каратель и сорвавшийся с цепи убийца (а что еще могут думать о нем здешние обыватели?), должен сейчас успокаивать смятенные умы, обещая восстановить порядок и справедливость.
Как там Локсли вечно твердит? – «Никто кроме нас».
После его слов народ не спешит расходится. Кое-кто из разбежавшихся стражников неуверенно интересуется: примет ли их обратно в гарнизон сэр Гай и если да, то как им разочтут жалованье за месяц? Мастер-каменщик по своему почину берется завтра же осмотреть городские стены – Бог весть, не придется ли городу в скором времени обороняться от войск смутьяна-архиепископа Жоффруа. Дальше инициативу перехватывает умница-Алан, расспрашивая людей: не видел ли кто в последние дни леди Марджери?
– Хорошо говорил! – одобрительно замечает пробравшийся сквозь начинающую редеть толпу Тук. – Зря только этому умнику, что про твою службу у Вейзи кричал, ты в ответ не припомнил, как он сам ему подметки лизал и на соседей стучал. Об этом все знают, но дать понять, что и ты не забыл, – никогда не лишне!
Карие глаза не без лукавства изучают лицо Гисборна. Тот вымученно улыбается и монах по-свойски похлопывает рыцаря по плечу.
– Ладно, не тушуйся, сэр Гай, у нас еще столько дел впереди. Надо бы нам навестить лорда Перси. Он вернулся из Йорка, пьет с окрестными дворянчиками у себя в поместье, рассказывает, как хорошо его у архиепископа принимали… – а ведь этим господам в совете знати голосовать!
***
От сильной усталости и вкусной еды Алана разморило. Кажется, он едва успел прикрыть глаза – а за окном наступили сумерки, сыновья Джона давно закончили трапезу и разошлись по своим постам, а на их место сели Кевин и Мег. Братишке Кейт видно дали отмашку отпустить на все четыре стороны жонглеров и возвращаться в замок. Сам Алан может и предпочел бы подержать этих забавников под караулом до завершения расследования, но у Гиза слишком мало людей для охраны. Ну и дурацкие принципы, конечно!
Джейн, спешащая подать на стол все самое вкусное, что только есть в замковой поварне, не сводит глаз с Кевина – не смеха ради, но наша девочка, похоже, влюбилась не на шутку. Кевин ловит ее маленькую, но такую сильную, загрубевшую от тяжелой работы руку и смущенно улыбается: ну какой он герой, просто ему очень сильно повезло на хороших людей.
Юная женщина выглядит счастливой и сильно измученной. Да и Мег едва держится на ногах, вокруг глаз залегли темные круги. После бессонной ночи она весь день не могла даже присесть: обрабатывала раны пострадавших в схватке своих и чужих бойцов, шила саван погибшим, искала, куда разместить выпущенного наконец из подземелья лондонского гонца, а потом вместе с Деборой осматривала замковые кладовые – архиепископ, ведь как ни крути, мутит воду и кто знает, не готовит ли Ноттингему судьба в ближайшие недели новую осаду? И все же лукавая улыбка так и бродит у нее на губах. Встретившись взглядом с Аланом, она заливисто хохочет и заливается краской.
Вчетвером, они лениво перекидываются словами, вспоминая всё, что произошло за минувшие сутки. Кевин, который явно чувствует себя бодрее своих собеседников, пытается вспомнить какую-то мысль, пришедшую ему в голову, когда они бежали из замковой темницы. Что-то связанное со злополучными кинжалами. Пропавший пятый клинок, очевидно, был у него в руках – и попал потом в руки проклятого отца Кутберта. А это значит…
– Что Кутберт на досуге мог сравнить его с теми, что хранились в ларце у шерифа, изучить резьбу и клейма… – мигом выходит из полудремы Алан.
– Ну и ...?
– И догадаться, что кинжалов в наборе у жонглеров было всего пять – четыре евангелиста и один с символом Господа нашего, а стало быть… Стало быть, этот подонок раньше нас понял, что клинок с волчьей головой подложили, чтобы скрыть недостачу!
– ??! – Кевин и Мег пока не могут уследить за полетом алановой мысли.
– Элементарно, друзья мои! Элементарно! Клинков было пять, при этом один из них был задействован как минимум в двух убийствах – жонглерки и младшей дочери Кейт. Потом он попадает в руки этой полномочной скотины архиепископа Йоркского. Клинков в ларце шерифа остается всего четыре! Но потом мы каким-то образом снова обнаруживаем там пять кинжалов – из которых один принадлежал кому-то из черных рыцарей. Значит, его подложили позднее. Зачем? – Затем, чтобы заменить пропажу, ведь в прилагаемой описи, составленной после обыска в «Баране и лисе», указано число. Но Кутберт-то знает, что существует пятый клинок с орлом евангелиста Иоанна…
– Интересно, – протягивает на распев экономка, – а как вообще этот святоша так быстро оказался на месте убийства? Кевин ведь едва-едва успел войти в дом.
– И где этот ужасный отец Кутберт сейчас? – В синих глазах Джейн снова плеснулся страх.
Алан спешит ее успокоить:
– В своих покоях. Под надежной охраной. Вы с Мег сварили им знатное пойло: Кутберт с Христофором лишь недавно очухались. Последний, как проспался, умолял выпустить его – сэр Саймон, дескать, заждался.
– Отпустили?
– Конечно, мы же должны делать вид, что с шерифом и его людьми у нас полное понимание. Кутберт ему вдогонку что-то орал про совет знати, про то, как там придется предъявить истинного убийцу, если, конечно, совет и вправду состоится. Про шерифа, который все не может определиться и того и гляди помрет с перепугу. Проорался – и пожелал побеседовать с сэром Гаем.
– Так Гай… сэр Гай – поправилась Мег – у него?
Алан устало пожал плечами:
– Нет. Он с Туком отправился в поместье к лорду Перси. Тук считает, что нужно прощупать почву перед советом, показать местной знати, что происки Кутберта здесь легко не пройдут.
Джейн, кажется, хочет еще что-то спросить, но в этот момент разговор невольно прерывается – на пороге поварни появляется силуэт неуверенно переминающегося с ноги на ногу отца Ансельма.
– Сэр Саймон… Ему неможется. Живот что-то скрутило. Отвару дубовой коры велел подать… И ореха грецкого… Нам сэр Гай сказал, чтобы сэру Саймону ни в чем не отказывали. Что все будет как раньше было…
Усмехнувшись, – хорош все же Матильдин ревень! – Мег встает заварить требуемое снадобье. Встает – и тут же замирает на полуслове, уставившись взглядом куда-то в грудь пожилого священника.
– Ну конечно! Джейн, милая, сделай отцу Ансельму все что нужно, ребята, я сейчас вернусь… – Звонко хлопнув себя по лбу, экономка стрелой вылетает из поварни. Вслед ей ошеломленно глядит едва не сбитый с ног замковый капеллан в потрепанной черной сутане.
-
-
03.05.2018 в 19:54Оперативно и слаженно сработали )) И без потерь. ))
В ответ бровь над здоровым глазом изгибается подобно знаменитому сарацинскому луку графа Хантингтона:
Представила ))
Давненько эти стены так не тряслись, испытав на себе всю мощь голоса вернувшегося в Ноттингем капитана замковой стражи:
И это тоже - просто картина маслом ))
Да, даже вопли прежнего шерифа - ничто, перед мощью луженой глотки Гисборна.
Как вспомню, в одной из серий Гай так рявкнул, что Вейзи аж подскочил.
Минувшим вечером в замок прибыл королевский посланец! Архиепископ поднял мятеж! Всякое общение с ним сейчас – государственная измена!
Думается мне, Джонни отправит таки сэра Саймона на почетную пенсию...
(домой, в деревню, в глушь, в Саратов...)Перси в нынешних обстоятельствах тоже можно под госизмену подвести, тем более, если тот в открытую хвастается приемом у архиепископа Йоркского.
Кстати, леди Марджери все еще не нашлась!
Кстати, да. Девица решила спрятаться подальше, пока все не утихнет, или ее кто-то где-то держит. (не хотелось бы думать о худшем..)
С Гизом так всегда: кто-то же должен служить ему голосом разума, не смеха ради.
Да ))) Хотя бы иногда ))
Вслед ей ошеломленно глядит едва не сбитый с ног замковый капеллан в потрепанной черной сутане.
У замкового капеллана вроде бы ряса должна быть получше качеством.
Это бедному приходскому священнику дозволительно ходить в старой...
Он всегда был плохим оратором.
Думается, это свойственно если не всем, то многим замкнутым людям.
А Робик - балабол, с хорошо подвешенным языком. (Страстью к пафосным и витеватым речам "страдал" еще и Вейзи, но это уже совсем другая "песня").
Но здесь скорее, важно было не "сколько", а "как". И Гай справился. ))
-
-
03.05.2018 в 20:19-
-
04.05.2018 в 03:56Что характерно, придвинуть к двери - хватило.
Ну хоть Кутберта этого поганого захомутали, уже бальзам на сердце. Дело за малым - найти убийцу.
-
-
04.05.2018 в 11:17Архиепископу, похоже, спасибо надо сказать, что вовремя воду стал мутить, и Гай с полным правом смог вернуться к своим обязанностям. А то пришлось бы банально делать ноги из Ноттингема.
Очень понравилась сцена, где Гай на коне и перед народом, а ещё комменты отца Тука после неё
Будем теперь ждать поимки потрошителя, автор так интригу закрутил, что до сих пор не понятно, кто же всё-таки злодей.
Белочка, спасибо за классную проду!
-
-
04.05.2018 в 11:24Вот и меня такое чувство всю дорогу не покидает. Как-то слишком уж Саймон перед архиепископом выстилается. Да и вообще мягкотел и доверчив словно дитя малое. Удивительно, как он шерифом-то стал. Купил должность? Или так всем хотелось передышки после правления Вейзи?
-
-
04.05.2018 в 11:32Так у страха глаза велики, и силы удесятеряются ))) А вот обратно - уже никак )))
-
-
04.05.2018 в 11:45Так помнится, до Саймона этих шерифов еще сменилось трое или четверо... Насчет купил... Сомнительно, т.к. это не Вейзи.
Мог получить должность по протекции, или сам Джон решил, что такая мышь под веником, как Саймон, уж точно интриговать против него не будет. Поэтому и поставил его. Только вот то, что шериф и с другими власть имущими будет такой же мышью, король не учел.
-
-
04.05.2018 в 19:28Сэр Гай и… очевидно будущая леди Гисборн! Постыдились бы принародно целоваться взасос.... Ах, как хорошо, просто бальзам на душу
Сцена на площади очень жизненная получилась. И про Робина: Идти на край света и к черту на рога. И свято верить в то, что об этом они всю жизнь мечтали! - в этом-то секрет его успехов. Не в достаточно спорной "правде" и "справедливости", а в харизме и умении навязать свою волю.
Как-то слишком уж Саймон перед архиепископом выстилается. Да и вообще мягкотел и доверчив словно дитя малое. А мне все кажется, что шериф вовсе не так прост. Ну не назначали тогда на эту должность "мышей под веником", это был слишком лакомый кусок. Ее или покупали, вполне законно и за большие деньги, или она давалась в награду очень полезным людям. Если вспомнить Филиппа Марка, который на самом деле был тогда шерифом, так тот настолько "злоупотреблял", что требование его сместить (вместе с еще несколькими любимцами Джона) было включено в Великую хартию вольностей. И, кстати, этот пункт король отказался подписывать. Сия полезная личность еще много лет оставалась шерифом, как бы не протестовали бароны. Сэр Саймон, конечно, совсем другая птица, но может, все-таки не курица.
Кутберт-то знает, что существует пятый клинок с орлом евангелиста Иоанна… вот, тоже наводит на размышление. Если шериф не был с самого начала заодно с архиепископом, так не помог ли ему в этом догадливый Кутберт? Простым шантажом, его или дочерей. Арест Кутберта его в этом случае ведь не спасет, скорее, наоборот. Остается и дальше валить все на Гисборна.
При чем тут совет знати, если честно, пока не поняла. Почитаем -увидим. Белочка, спасибо за еще одну порцию удовольствия!
-
-
04.05.2018 в 20:48Если брать исторического Джона, то да )) Но наш Джонни вполне был способен назначить на должность не по числу заслуг, а по количеству выказываемой к его персоне любви )))
Сэр Саймон, конечно, совсем другая птица, но может, все-таки не курица.
Курица - конечно, нет. Но вот то, что все время трясется, как бы чего не вышло, и его попытки усидеть на двух табуретах сразу, и при этом остаться в стороне от всех этих дел (по состоянию здоровья..)...
Арест Кутберта его в этом случае ведь не спасет, скорее, наоборот.
Не совсем уловила мысль...
Если уже официально стало известно, что архиепископ - бунтовщик, то любые отношения с его посланцами подпадают под измену. И значит, долг шерифа, как блюстителя закона и правопорядка в графстве, отдать приказ о взятии оного посланца и его людей под стражу.
Если он этого не делает (неважно, по каким причинам), он - пособник бунтовщиков, со всеми вытекающими.
Если шериф честно "выполнит свой долг" , то у него появится хоть какая-то возможность оправдаться перед королем за то, что едва не позволил захватить Ноттингем посланцам архиепископа. Или по меньше мере, не будет мешать наводить в городе порядок Гаю и остальным.
-
-
05.05.2018 в 00:24Мне очень-очень приятно, что вам понравилась сцена на площади с народом. Она написалась спонтанно, в моих черновиках и "тем.планах" ее не было, но пока писала сцену захвата замка, почувствовала, что что-то подобное непременно должно быть. Мне самой она очень нравится.
Архиепископу, похоже, спасибо надо сказать, что вовремя воду стал мутить, и Гай с полным правом смог вернуться к своим обязанностям.
Когда наш ПДж был маленьким "с кудрявой головой"
И да, это еще не конец! К тому же некоторые присутствующие здесь коллеги подбивают меня на следующий фик про Гая и Робина - уже и синопсис набросали, так что планов громадье, работать некогда
Еще раз, спасибо вам, дорогие читатели
-
-
05.05.2018 в 17:25К тому же некоторые присутствующие здесь коллеги подбивают меня на следующий фик про Гая и Робина Присоединяюсь!!! У Вас так здорово получается! И тема такая неисчерпаемая и заманчивая. От души желаю всем-всем здесь присутствующим, чтобы творческие планы сумели претвориться в жизнь! читать дальше
-
-
05.05.2018 в 17:53Ну, я бы не сказала, что почти всем. Как минимум каралось огромным штрафом и/ли частичной конфискацией имущества.
А те, кто не имел заплатить достаточно, чтобы умилостивить монарха, или не было в наличии влиятельных родственников - отправлялись на плаху.
Или в лучшем случае, в изгнание. А шериф у нас не только знать, но и должностное лицо. С него спрос больше должен быть.
Но подождем, посмотрим, что там дальше будет. )))
И тема такая неисчерпаемая и заманчивая.
Да, трава у сценаристов была знатная )))