Конкурсный фанфик 6. «…И белый дракон на красном поле…» (закончен)

[kate-kapella]

Название: «…и белый дракон на красном поле…»
Авторы: Яртур и Гвендайлон (Авторы благодарят Лаикалассэ за разрешение использовать в тексте его стихи, а так же Lavri за особо выразительные фразы)
Рейтинг: G
Жанр: альтернативный финал
Размер: Max
Категория: Gen
Дисклаймер: все персонажи принадлежат создателям сериала «Робин Гуд» (BBC, 2006-2009), характеры соответствуют канону.
Warning: POV
Серия: Сиквел/Приквел
Round robin
OC, OFC

Примечания и благодарности будут добавлены после открытия авторства.

Поскольку фанфик очень большого размера, выкладываться он будет по частям до окончания конкурса

…И белый дракон на красном поле…

Часть 1.
Дневник Робина Локсли, седьмого графа Хантингтона, известного так же как Робин Гуд.

Чем дальше в лес, тем интереснее вылез.

Донжон Ноттингемского замка превратился в диковинный огненный цветок. Эффектно, а главное, эффективно: то немногое, что останется от шерифа и его армии, проще будет закрасить, чем отмыть.
- Впечатляет, - высказался Арчер.
- Ты еще здесь?! - я отвесил ему воспитательный подзатыльник. - А ну-ка, живо в лес!
- А как же ты?
- Бегом, кому сказал! У меня здесь дело!
Младший братец с сомнением оглянулся на меня, однако ослушаться не посмел и резво дунул в заданном направлении. Всё пытаюсь понять, на кого он больше похож: на мою любвеобильную несостоявшуюся мачеху или на папашу-козла? Есть же люди, которые всё - даже детей - делают невовремя и некстати!
Я прошел через погреб (его, по счастью, пока что не завалило) и спустился в подземный ход. Дело, точнее тело, было там, где я его и оставил. Я уселся на пол и понял, что ужасно хочу заплакать. Даже не заплакать, а натурально зареветь, как ревел в детстве, когда мог позволить себе быть маленьким и слабым... Когда отец казался мне самым сильным, умным и добрым на свете... Когда Гай и Изабелла были живы, и тетя Гислейн была жива, и всё было хорошо, и никто не собирался умирать или исчезать из моей жизни на столько лет...
Я убрал мокрую прядь, упавшую ему на лицо. И вдруг мне показалось... Понимаете, я видел много убитых, и я всегда узнаю печать смерти - её ни с чем не спутаешь.У мертвых меняются лица, как будто кости черепа проступают сквозь кожу, и нос заостряется, а тут - нос как нос. Правда, у Гая он изначально на семерых рос, но вдруг чудо? Я поднес к его губам дагу* и едва поверил своим глазам, увидев на клинке облачко от дыхания. Живой!... Нельзя было терять времени, тем более, что я-то себя живым уже почти не чувствовал. Сколько он, бедняга, провалялся здесь без сознания? Достаточно, чтобы истечь кровью. Торопясь, помогая себе кинжалом, я расстегнул на нем заскорузлую от крови кожаную броню, разорвал рубашку и осмотрел раны. Скверные дырки, обе колотые, правое легкое пробито и сломано по крайней мере два ребра, однако ткани уже сомкнулись и кровотечение прекратилось. Такое раз в сто лет, но случается, в Святой Земле я видел воинов, выживших после подобных ран. Если не умер сразу – значит, есть шанс. Надо вытащить его отсюда, но как? Неподвижное, негнущееся тело я в своем теперешнем состоянии даже волоком не утащу. Впрочем, Малютку Джона или брата Тука ( чур меня, чур!) я бы и на пике формы с места не сдвинул. Я попытался напоить Гая водой из фляги, он не глотал. Тогда, набрав остатки воды в рот, я устроил ему небольшой холодный душ. Подействовало: Гай открыл глаза - точнее, вытаращил, силясь сообразить, на каком он свете. Честно говоря, с соображением у него всегда было не очень…
- Робин? – Нет, мать твою, Архангел Михаил! – Зачем ты вернулся?
- За тобой. Мне показалось неправильным оставлять тебя здесь.
- Ты сумасшедший.
- На себя посмотри.
Он собирался что-то возразить, но вместо этого отчетливо клацнул зубами. Потом еще раз, потом еще, потом затрясся в ознобе. Потеря крови, шок… Меня так же морозило, когда в лагере под Аккрой этот парень пырнул меня ножом. Только в Аккре было тепло и был Мач, а у Мача – жаровня, красное вино с имбирем и теплые одеяла. А здесь был только я, да и то в весьма потрепанном виде. Делать нечего – пришлось сгрести его в охапку и прижать к себе. У меня как раз начинался жар, так что мою неширокую грудь можно было смело использовать в качестве печки. Наконец он перестал трястись, и я сказал:
- Не люблю ночевать на кладбище. Пора выбираться отсюда.
- Что ты собираешься делать? – О Боже, доведет он меня своей душевной простотой!
- Нести тебя, а ты что подумал? Давай, держись за меня.
- Думаешь, ты железный?
- Верь мне! – если вы не забыли, это моя коронная фраза. С её помощью я успешно впутываю окружающих в неприятности. – Ты еще мемуары напишешь – «Я ехал верхом на легенде Англии!»
Короче, взвалил я его на плечи (шею при этом будто кислотой полили), выпрямился, сделал шаг, другой… Ничего, неплохая тренировка для любителей острых, но непродолжительных ощущений.
- Тебе тяжело, - высказал очередную светлую мысль мой «заплечный мешок».
- Мне будет легче, если ты будешь со мной разговаривать, - прохрипел я.
- О чем?
- Какая разница. Просто говори что-нибудь.
- А вопросы задавать можно?
- Глупые – нет! – отрезал я и чуть не упал. – А если не знаешь, о чем говорить, укуси меня за ухо.
- Что сделать?!
- Укуси меня за ухо. Зубами. РОтом. Мне станет больно, и я приду в себя.
Длинные волосы Гая свешивались ему на лицо, лезли мне в глаза и в нос. Говорил ведь: отрежь гриву, иначе будут проблемы – мелкие, но шустрые! И много! Хотя таких проблем у него вроде нет. У нас с ним койки на расстоянии вытянутой руки – я бы знал!
- Можно я все-таки тебя спрошу? – надо же, отмер! – В день солнечного затмения, когда ты пришел за своими людьми… Почему ты не убил меня тогда?
- А что бы я этим доказал? – я споткнулся и прокомментировал это событие тихим, незлым словом. – И потом, между нами что-то произошло… Ты как будто превратился для меня из предмета в человека. Непонятно, да? Я не умею объяснять такие вещи, но я их чувствую.
Меня штормило все сильней, а нужно было еще подняться по лестнице.
- Ты упадешь, - прозорливо предположил Гай.
- Тебе было видение? – ехидно поинтересовался я и в нехорошем контексте помянул его маму Гислейн. И тут он-таки укусил меня за ухо! Сомкнул на нем челюсти, как кабанья гончая*, и дернул головой, едва не оторвав напрочь! Король Ричард и мааааать его Элеонора!!! Я взвыл и в три прыжка одолел лестницу, как пришпоренный конь. Без особой нежности скинул Гая на последнюю ступеньку – хватит, попили нашей кровушки! – отодвинул крышку люка и долго стоял, запрокинув голову, с наслаждением вдыхая холодный вечерний воздух. Потом выбрался наружу, выволок за шиворот своего «почти семью» и сказал:
- Я просил укусить, а не отгрызть начисто! Еще раз так сделаешь – были в ряд, будут в кучу.
Потом я снова изображал верховую лошадь (скорее пони, с учетом разницы в наших габаритах!), а этот… сэр Гад обиженно сопел мне в распухшее ухо. В последнее время он вообще взял моду на меня дуться и обижаться. Как на друга. На чужих ведь не обижаются – какой в этом смысл?
- Эй, наверху! – я слегка встряхнул «седока», отчего он зашипел – видно, досталось сломанным ребрам. – У меня тоже есть вопросы. Например, с чего ты решил подставить за меня свою жизнь?
- А что хорошего в ней, в моей паскудной жизни? Я думал об этом, когда ждал казни. И не мог вспомнить ни одного достойного поступка, ни одного счастливого дня. Ты – всеобщий любимчик, Робин, и так было всегда, - с горечью отозвался он. – Откуда тебе знать, что чувствует человек, который никому на хрен не нужен?
Вообще-то я имел что сказать по этому поводу. Я считаю, что людям нужны те, кто что-то делает для них – помогает, заботится, поддерживает. А не те, кто слов-то таких не знает.
- Если у тебя никого нет, - попробуй сделать так, чтобы ты у кого-нибудь был!
Я не видел его лица, а он моего. Это было хорошо, потому что минуту спустя моей несчастной шее стало мокро и горячо. Боже, ну за что мне всё это! Почему, как рыдать, так непременно у меня на плече?! Я вам легенда Англии или всеанглийская рыдательная жилетка?!
- Слушай, - я тактично сделал вид, что ничего не замечаю, - ты хоть поговорил с Изабеллой?
- О чем?
- Ты знаешь о чем! О том, что ты сломал ей жизнь, понимаешь это и тебе не наплевать.
- Нет. Я не смог.
- Это нужно было сказать! – от досады я тряхнул головой и, по-моему, угодил ему затылком в лицо. Надеюсь, нос не сломал, а то кухарки меня не простят. – Она ждала этих слов!
- А ты?
- Меня слова не убеждают, - хмыкнул я. – Меня убеждают поступки. Я не жду от тебя исповеди и покаяния, с этим – к фриару Туку, пожалуйста. Я все равно не могу дать тебе отпущение грехов.
- Ты уже дал мне кое-что получше, - ответил он после паузы. Интересно, что?
- А что у тебя было с… моей сестрой? – Вот пристал! Тебе-то какое дело?
- Всё, - честно признался я и сплюнул, пытаясь избавиться от тошнотворного металлического привкуса. Во рту будто шервудские белки нагадили, мстя за своих невинноубиенных друзей.
- А с Мэриан? – не унимался этот правдолюбец и… надеюсь, хотя бы не богоискатель, иначе Туку я не завидую. Изведет!
- Тоже всё. Это что, допрос?
Вместо ответа он шумно, по-лошадиному вздохнул и уткнулся носом в мое плечо. Ты туда еще высморкайся, и всем будет хорошо!
- А с… блондинкой? – Ну сил моих нет! Если он еще что-нибудь вякнет, спрошу, что у него было с принцем Джоном. Хотя, может, не стоит? А то и впрямь отхватит ухо, он же псих, у него, поди, и справка есть!
- Ничего. И с брюнеткой, я имею в виду Джак, - тоже ничего. И с королевой Элеонорой у меня тоже ничего не было!!!
- А чего ты так орешь? Сожалеешь об упущенных возможностях? – Это что, юмор? Гм, похоже, я его недооценил!
- Пусть Джон о них сожалеет, - откашлялся я.
- Джооон??
- А он ей приглянулся, - вломил товарища бессовестный я. – Нора крупная женщина, и мужики ей нравятся тоже крупные. Джону она сказала: «Не могу поверить, что у тебя есть хоть что-то маленькое!»
Зря я это сказал… Как говорится, бывают шутки, от которых в зубах промежутки… В общем, мы упали. И следующие пять минут – или десять, кто их считал-то? – бились в конвульсиях от хохота. Два киснущих со смеху полутрупа…
- Держись, поехали, - отсмеявшись, скомандовал я.
- Может, не надо?
- Предпочитаешь, чтобы я тащил тебя волоком? Плохая идея. Дорога неровная, вон до того дерева одни уши доедут.
- Давай я попробую встать.
- Давай ты попробуешь не быть идиотом?
- То есть как? – мрачно ухмыльнулся он. – Вэйзи тебе подтвердил бы, что идиот – мое второе имя!
Так, это уже не юмор, а полновесный сарказм. Ну надо же! Растет на глазах!
- Тебе больно? – деловито уточнил я, взваливая его себе на плечи.
- А ты как думаешь?
- Это хорошо, смертельные раны почти не болят. Кстати, в принципе можешь и поорать, корона не свалится.
- Не хочу.
- Ну и терпи, как полный… древний римлянин. Муций Сцевола хренов. И перестань скрипеть зубами мне в ухо. Зубы-то целы?
Возле уха опасно лязгнуло. Значит, целы…
- Тебе удалось?... – Ну, наконец-то вспомнил о деле, а то всё лирика! Ты слишком занят собой, парень, вот в чем твоя главная проблема!
- Обижаешь! Я – Робин Гуд!
- Я запомню, - невозмутимо ответил этот нахал. – А что с шерифом?
- А с шерифом всё! На этот раз действительно всё. И с Изабеллой тоже, - добавил я нехотя: все-таки эта стерва была хороша! Если Гислейн была такой же – понимаю отца… - За ночь остатки галереи и деревянные перекрытия прогорят, и можно будет попытаться разобрать завал, но это уж без меня. Меня и так уже два раза тошнило.
Это в любом случае обойдется без меня, поскольку жить мне осталось от силы час, но… Робин Гуд я или нет?! Если у меня в запасе только час времени – повеселимся напоследок!
- Робин? – Повеселишься тут, как же. Скорее повесишься, с таким «жизнерадостным» собеседником!
- Ну?
- Скажи, почему ты не выдал меня Вэйзи? Это было такое простое решение проблемы!
- По-моему, ты об этом уже спрашивал. – Спокойно, Робин, глубоко вдохни и мееедленно выдохни. Леди и джентльмены, смертельный аттракцион: чудеса тупости и идиотизма! Демонстрируется регулярно!
- Но ты не ответил.
- Потому что это глупый вопрос! – Для умирающего ору я довольно громко. – Ты же не вещь! И что стало бы с моей честью? Выдать своего человека на расправу – после такого я точно Робин Гуд!
- Не ори, - попросил он. – Любой на твоем месте поступил бы именно так.
- Любой не может оказаться на моем месте, в этом-то все и дело.
- Знаешь, я, наверно, проклят. Все, кого я люблю, ненавидят меня. И умирают.
- Кто все? – Нельзя сказать, что с ним весело, но что не соскучишься – это факт!
- Мэриан… Изабелла…
- Мэриан взяла с меня слово, что я тебя не убью, если только не придется выбирать между твоей жизнью и моей. Или между твоей жизнью и жизнью короля. По-твоему, это доказательство ненависти?
- Я не знал…
- Из того, что ты не знаешь, получится Александрийская библиотека!... Теперь насчет Изабеллы – ты был виноват перед ней и отрицал свою вину.
- И что я мог сделать, чтобы она меня простила?
- Попросить прощения! Тебе не приходило это в голову, верно? Мэриан была права: ты неплохой парень. К тебе можно привыкнуть, мне это почти удалось. Но иногда ты ведешь себя как полный придурок!
- Только иногда? Ты слишком добр. Моя придурь дорого тебе обошлась.
- Брось, это судьба. - Оружие меня не берет, змеи, скорпионы и львы не кусают, в огне я не горю и в воде не тону – попытка сжечь меня за ересь бесславно провалилась, как и две попытки утопить (в Тренте и в замковом колодце), солнечный удар мне нипочем, гашеная известь – тоже, с замковых стен я слетаю как гордый орел, коридоры смерти прохожу насвистывая, всевозможные способы казни – от банальной виселицы до чана с кипящим маслом – меня тем более не впечатляют… Если еще и яд не подействует – значит, вообще никогда не сдохну! Вот, правда, в серной кислоте меня пока что не растворяли…
- Всё как-то не было времени спросить - а где твоя красавица сарацинка?
- Наверно, дома, в Аккре. Но красавица она не моя. Уилла Скарлета помнишь? Она его жена.
- !… Он что, принял ислам?
- Делать ему нечего! – поперхнулся я. – У них там все просто: трижды при свидетелях назвал женой – свадьба, трижды, опять же при свидетелях, сказал: «Талак!» - «Ты свободна!» - развод!
Джак, моя девочка… Как же мне её не хватает. Я скучаю по ней сильнее, чем по Уиллу, с которым мы выросли вместе. Умница, она всегда меня понимала. Лучше, чем Мэриан. Даже лучше, чем Мач, повидавший меня во всех видах. Я её очень любил – главным образом за то, что она не хотела за меня замуж. Ну, если и хотела, то быстро передумала… Я же говорю – умница. Какой из меня муж?
- Как ты?
- Бывало и получше. – Это уж точно. Голова гудит, как надтреснутый колокол, руки-ноги борются за независимость от организма, горло саднит, и жарко, как в пустыне. Держись, Робин. Это твоя последняя битва, и старуха с косой не выйдет из неё победительницей. Избежать поражения очень просто – достаточно умереть сражаясь. Сражайся, Робин Локсли. Еще шаг. И еще. Мысли путаются – плохой признак. Почему этот тип молчит, как рыба об лед?
- Эй, ты что, умер?!
- Размечтался! От меня так просто не избавиться. – Он прав: его ведь тоже и взрывали, и вешали, и топили, и травили, и поджаривали, и голову отрубить пытались, причем примерно в половине случаев это делал я.
- Да уж, я вижу… Слушай, а как тебе Арчер?
- А тебе?
- А я первый спросил!
- Не знаю. Я его не понимаю. Тебя я тоже не понимаю, но по-другому.
- Меня никто не понимает, и все по-разному. А Арчер – как по мне, он вроде Алана, только у покойника труба была пониже и дым пожиже…
Алан… Пятно на моей совести. Как же я не понял, что это очередной трюк Изабеллы? За одно это её следовало убить, да и меня тоже. Я поступил с Аланом как законченный… король Ричард. Так же купился на уловку врага и заподозрил в измене друга. Только меня и ребят спас Картер, а Алана никто не спас.
- Это не твоя вина. – Он что, мысли читает?! А раньше и слов не понимал!
- Тут есть и моя вина. Я должен был догадаться.
- А я должен был догадаться, как Изабелла воспользуется ядом.
- Ты другое дело. А я командир. Я отвечаю за то, чтобы мои люди не гибли зря.
- А если бы Изабелла решила подставить кого-нибудь другого, ты бы поверил?
- Гм… Нет.
- Вот видишь. Алан не был невинной жертвой.
- Ты умен не по годам! – Терпеть не могу, когда меня утешают. Я не ребенок.
Ох, не нравится мне, как он дышит. Тяжело, прерывисто, с нехорошим таким присвистом. И кровь, которую он то и дело сплевывает, мне тоже очень не нравится. Надеюсь, Тук знает, что с этим делать, потому что Матильда с Гизборном возиться не будет. То есть меня она, может, послушала бы, но я не успею, а никто другой её не уговорит.
- Было бы лучше, если бы я умер.
- Лучше для кого? – Может, он и прав. Без меня он, если выживет, останется один на свете. Арчер не в счет, ему, похоже, вообще никто не нужен… Кровь Христова*! Арчер! Он же всё слышал, чего доброго – проболтается, кто дал Изабелле яд! Если мои ребята узнают, Гай точно пожалеет, что не умер сразу.
- Знаешь, - заговорил он после паузы, - если честно, я всегда считал тебя героем. Я завидовал тебе, завидовал всему, что было твоим: титулу, землям, невесте…
- Не мучай себя. Мне это не нужно. – Некоторых ипохондриков нужно убивать в процессе постановки диагноза!
- Это нужно мне! …Я думал, что ненавижу тебя, но это было не так. В глубине души я хотел быть таким же, как ты, но знал, что у меня не получится. Зато у меня получилось стать не таким. Ты всегда присутствовал в моих мыслях, и все, что я делал, я делал тебе назло.
- Ты в своем уме?! – Я был потрясен. Всегда подозревал, что у этого парня не все дома, но не до такой же степени!
- Теперь да, - спокойно ответил он. – Я был слеп всю свою жизнь, а вот теперь прозрел, и мне от этого только хуже. Правда в том, что я всегда любил тебя, Робин.
Однако, сенсация! Храни Господь от такой «любви», а с ненавистью я как-нибудь сам разберусь! А может, мозг от этого яда погибает первым, вот мне и мерещится всякая ерунда?
- Я прожил не свою жизнь… - Он дышал часто и тяжело, как больная собака, приподнимал голову и снова ронял её мне на плечо. – Мое место было рядом с тобой, а я пытался занять твое.
- Нет, ты точно не в своем уме, - вздохнул я. – У тебя бред. Нашел, тоже, идеал. Мало ли я глупостей делаю?
- Дай мне сказать! Я не понимал, почему всё тебе – дружба, любовь, удача, слава? Почему мне - ничего? Я думал, что ты мое проклятие, а ты был моей совестью. Я как будто смотрел на себя со стороны, твоими глазами, и то, что я видел, было ужасно…
Он закашлялся, сплевывая кровь. Я опустился на траву, прислонившись спиной к стволу старой липы, и устроил его голову на коленях – всё не так жестко лежать. Лагерь близко, нас скоро найдут… должно быть, уже холодных. Как странно связаны наши судьбы! Их нити переплелись так, что не распутать – разве что разрубить. Кто он мне – враг, друг, брат, моё второе «я»? И кто я ему? Как же всё сложно…

***

Какое странное ощущение. Я стоял, не приминая траву, а рядом под деревом сидел другой я. Глаза сидящего были закрыты, голова свесилась на грудь, лицо под слоем грязи и копоти было юным и каким-то беззащитным. Он (я?!) не подавал признаков жизни. Гай тоже был без сознания, но по крайней мере дышал. Мне стало интересно – ну и дела, я что, умер? И тут появилась она.
Мэриан выглядела так же, как при жизни, - и все-таки не совсем. Она стала еще красивее и словно светилась мягким внутренним светом. На ней было что-то белое – плащ не плащ, накидка не накидка, - и она шла ко мне, не касаясь земли. Я стряхнул оцепенение и шагнул навстречу, раскрывая объятия.
- Лови меня! – счастливо, по-девчоночьи взвизгнула она и бросилась мне на шею. У нас это было вроде игры: ей нравилось, что я всегда успеваю подхватить её и не устаю держать на руках. «Ну и силища! – удивлялась она. – Откуда, кость-то у тебя тонкая?» - «А ты попробуй хоть раз натянуть мой лук – и узнаешь! – посмеивался я. – Только осторожно, он лягается как лошадь!»
Она была живой и теплой, и её губы, прильнувшие к моим губам, были теплыми и сладкими как мед. Мы целую вечность не могли оторваться друг от друга. Наконец Мэриан чуть отстранилась и снова засмеялась так радостно и весело, что я, сам не зная чему, засмеялся в ответ. Мы с ней вечно хохотали, поддразнивали и разыгрывали друг друга, и это тоже была игра: «Ты понимаешь, что я не хочу тебя обидеть? Ты мне доверяешь?»
- Милый, как же я соскучилась!
- А я без тебя чуть с ума не сошел. В прямом смысле слова.
- Я знаю, - на её лицо набежало облачко. – Я видела. Я всегда тебя вижу.
- Ээ?... – Мысль, что Мэриан видела нас с Изабеллой, меня почему-то не порадовала.
- Всегда, если тебе нужна помощь, - поправилась она. – И не красней, пожалуйста, какой ты смешной! Здесь не ревнуют, и я не такая дурочка, чтобы не понимать простых вещей!
- Такая, такая! Уж я-то знаю! – Я простил ей всё, кроме одного: дня её предполагаемой свадьбы, когда она посоветовала мне «повзрослеть». Чтобы девчонка, от горшка два вершка, давала такие советы мужчине, вернувшемуся с войны?!
- Ах, так?! Я уже говорила тебе, Робин Локсли, - когда-нибудь ты получишь! – райское видение влепило мне шутливый, но увесистый подзатыльник.
- Это ты мне? Своему господину и повелителю?! «Да убоится жена мужа своего!»
- А ты меня в угол поставь! Коленками на горох!
Мы снова расхохотались, представив эту картину. Потом Мэриан высвободилась из моих рук и тихо сказала:
- Всё, милый, тебе пора возвращаться.
- Куда? – тупо спросил я и после паузы добавил: - Зачем?
- Затем, что твой срок еще не настал, - ответила моя жена. – Ты будешь жить долго. А потом мы снова встретимся – уже навсегда.
- Но я не хочу возвращаться!
- Так надо, любимый. Господь дал нам свидеться – разве этого мало?
Я смотрел на неё не отрываясь, я хотел запечатлеть в памяти её облик в мельчайших деталях – и сияющие синие глаза, и ямочки на нежных щеках, и выбившуюся из прически каштановую прядь…
- И еще одно, Робин. Ты должен простить Гая. Сделай это ради меня!
- Я-то прощу, - усмехнулся я. – Вот не уверен, простят ли его жители Ноттингема. А есть ведь еще король Ричард…
- Я была неправа, когда играла его чувствами. Это было жестоко. Мне его жаль.
- Мне тоже. – Это правда. Даже когда я ненавидел его, он все равно оставался для меня мальчишкой, с которым я играл в детстве. Когда Изабелла занесла над ним меч, я понял, что не хочу его смерти. То же самое я почувствовал, увидев его на плахе.
- Не оставляй его, Робин. Гай не подлый, но слабый. Ты позаботишься о нем? Обещаешь?
- Конечно, милая. - Мало мне Мача, теперь еще и Гизборн! Если они вдвоем возьмутся за меня, требуя ежедневных подробных признаний в любви и весомых доказательств оной, - крестовый поход покажется мне увеселительной прогулкой. Может, не воскресать?
- Я люблю тебя.
- И я люблю тебя…
- Не забывай меня, ветреник!
- Никогда!
Меня швырнуло обратно в тело, как камень из баллисты.
- Ты жив!!! – завопил Гай, отчего я мгновенно оглох на правое (ненадкусанное) ухо.
- Что ж ты так орешь-то! – дернулся я. – Да жив я, жив, меня лопатой не убьешь… И вообще – тебе не кажется, что мы будем жить вечно?
- Мне кажется, что ты вроде выглядишь получше.
Я прислушался к себе – и правда, ничего не болит, и голова ясная. Пощупал шею – царапина как царапина. В общем, здоров как лошадь, хоть и устал, как собака.
- Я в полном порядке. А ты как?
- Тоже ничего, - с удивлением ответил он. – Дышать не так больно, и крови во рту нет. Слушай, по-моему, сюда идут!
Так оно и было. Минуту спустя на поляне появились мои ребята, и с ними были Уилл Скарлет и Джак! Откуда они здесь – их что, выгнали? Я поднялся навстречу… в смысле, хотел подняться, но тут Джак (а она никогда не была худышкой) прыгнула мне на шею с таким нездоровым энтузиазмом, что я плюхнулся на копчик, как в тот раз, когда Изабелла перерезала веревку. Мамааа!!! И это её я называл умницей?! Беру свои слова обратно! Все бабы – дуры, и всё зло исключительно от баб!

Продолжение в комментариях

запись создана: 22.05.2010 в 23:10

@темы: Арчер, Кейт, Робин Гуд, Мач, Принц Джон, Маленький Джон, Джак, Уилл Скарлет, Монах Тук, Конкурс «А в этой сказке было все не так», Фанфики, Гай Гисборн

Comments

[kate-kapella]

***

Три дня спустя. Вечер.
В Багдаде… тьфу, в Шервуде всё спокойно. Мач, насвистывая, что-то жарит (надеюсь не белок, мне им уже в глаза стыдно смотреть), рядом Джак копается в своих хирургических инструментах и пузырьках с лекарствами. ( Один только реберный нож чего стоит, вы бы его видели! При виде этих орудий пытки Гай побледнел как простыня, хотя бледнеть ему, зеленому от потери крови, было вроде бы некуда, и испуганно шепнул мне на ухо: «Слушай, что она собирается со мной делать?! Я не хочу!») Уилл мастерит какую-то новую хитровымудренную ловушку, Тук углубился в толстенный растрепанный том, Гай отсыпается после очередной перевязки, Джон отправился в приют навестить своего «крестника» - ну любит он детишек, что тут поделаешь! Арчер – на блядках, Кейт - в Локсли, в гостях у мамочки (я каждый раз тихо надеюсь, что мамочка не отпустит её обратно). Я пишу дневник и наслаждаюсь заслуженным – подчеркиваю! – отдыхом. Вчера у нас был тяжелый день: уцелевшие наемники Вэйзи, пробираясь в Уэльс, по пути решили выпотрошить Керклисское аббатство. Основанное, между прочим, моим прапра… короче, Ранульфом, первым графом Хантингтонским. Там же он и похоронен – в фамильной усыпальнице, в каменном саркофаге, на крышке которого изваяна его скульптура в полном рыцарском вооружении, с лежащей борзой у ног* – в знак того, что почтенный лорд дожил до глубокой старости и почил в мире. Рядом, в таких же саркофагах с надгробиями, спят его потомки – Рольф, Майлз, Элджернон, Хью… Не хватает там только моего отца - Малькольма, шестого графа Хантингтонского. Зато я сам вчера имел неплохие шансы упокоиться рядом со знаменитыми предками, но посмотрел на себя и решил, что недостоин таких пафосных похорон. Тем более, что однажды я уже лежал там в гробу в обществе мертвого прадедушки и живой Кейт, и нашел такой способ хранения благородного меня весьма неудобным. Короче говоря, недобитков мы благополучно добили, хотя на их стороне был изрядный численный перевес. Мой (наш) сводный братец был весьма неплох, почему сегодня я и выписал ему увольнительную. Завтра с утра нам предстоит сломя голову скакать в Хаттерсейдж – туда прибудет гонец от Финна, который стал-таки ирландским королем. Он предлагает помощь в выкупе из плена короля Ричарда – при условии, что Ричард признает независимость Ирландии. Почему бы и нет, короля Шотландии Вильгельма Льва он от вассальной присяги освободил… Надо бы собраться с мыслями и написать письма – Финну, королеве Элеоноре во Францию по поводу Финна и канцлеру Лонгшану в Лондон, - но, если честно, мне лень. Устал я что-то. Может легенда Англии, в самом-то деле, раз в жизни устроить себе выходной?!
Бздыннн!!!
Так, сработала восстановленная Уиллом сигнализация. Прощай, отдых.
- Парни, у нищих слуг нет! Сходите и посмотрите, кто там приперся?
Уилл сорвался с места, за ним, оставив стряпню, бросился Мач. Спустя минуту он с полоумным видом примчался обратно.
- Робин! Там… там… к-королева!!
- Чтоооо? Какая еще королева? Откуда? Зачем?! – Обычно я быстрее соображаю… Отдыхать вредно!
- К-королева-м-мать!! Она здесь!!!
Доведет меня когда-нибудь эта семейка! Один всё никак до дому не доедет, зато двое других вечно сваливаются как снег на голову. Ничего не имею против Норы, она хорошая тетка, вроде нашей Матильды (кстати, Матильду помочь Джак лечить Гая я все-таки уговорил!). Но, во-первых, её слишком много, если вы понимаете, что я имею в виду. Во-вторых, теперь мне придется бросить все дела и обеспечивать её безопасность. Что ей не сиделось в Аквитании, я вас спрашиваю?
- Мадам! – я куртуазно опустился на одно колено и, кипя от злости, запечатлел на монаршей ручке почтительный поцелуй.
- Рада тебя видеть, мой мальчик. – Меня августейше дернули за ухо. – Сейчас не до церемоний, между старыми друзьями – тем более!
- Мадам, прошу простить меня за то, что принимаю ваше величество в обстановке военного лагеря…
- О да, военный лагерь – это чудовищно. Особенно для участницы крестового похода* и матери самого воинственного из христианских королей!
Ребята обступили Элеонору, торопясь возобновить знакомство, и дали мне несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Зачем она приехала? Как разыскала нас? Как вообще сюда добралась?
- Здравствуй, милочка, тебя я особенно рада видеть! – Королева по-матерински расцеловала вспыхнувшую от удовольствия Джак. – А где большой медведь? Надеюсь, он жив?
- Джон в полном порядке, он скоро придет! А я – Мач! Ваше величество, вы меня помните?
О Боже, Мач, тебя при всем желании забыть трудно!... Я шмыгнул в клетушку, которую делил с Гаем с момента его появления в лагере (я решил, что так нам обоим будет спокойнее, - уж больно косились на него мои ребята). Он приоткрыл один глаз и поинтересовался:
- Что происходит?
- Тссс! На нас свалилась королева, мать её… в смысле, Элеонора Аквитанская собственной персоной. Не высовывайся и вообще не подавай признаков жизни!
- Почему?
- Не начинай снова тупить! Потому, что ты пытался лишить её обоих сыновей. Я улажу это, а пока сиди тихо, понял?
- Ладно.
Гай держался молодцом, Джак не переставала удивляться тому, как быстро он идет на поправку. Должно быть, тут не обошлось без чудес вроде того, которое вернуло меня к жизни. После того, как Джак его заштопала, а Матильда напичкала каким-то сложносочиненным зельем, он проспал двое суток и встал. Вот ведь упрямая скотина! Его штормило, по лицу стекала испарина, малейшее усилие заставляло скрипеть зубами, но гордость и отвращение к собственной слабости побеждали боль. Джак ворчала, что у неё еще никогда не было такого безрассудного пациента, и требовала, чтобы хоть я призвал его к порядку. Но я спинным мозгом чуял - вмешиваться нельзя. Пусть преодолевает себя. Пусть делает что-то достойное уважения. Единственное, на чем я настоял, - это приставил к нему Мача. Мач прирожденная нянька, он и накормит (с ложечки, «за маму, за папу»), и лекарство впихнет, к тому же Гаю скучно, а Мач любит поболтать, но его никто не слушает, - вот и пусть развлекают друг друга.
- Всё, я пошел! Королева ждет!
Элеонора по-хозяйски расположилась за столом, где лежал забытый мною дневник (я с подозрением покосился на неё и сунул его за пояс). Рядом сидела Джак, не сводя с неё завороженного взгляда. Уилл скромно держался в сторонке, зато Тук не по-монашески пялился в роскошное королевское декольте.
- Ну что, мой мальчик? – Я, конечно, не девочка, но это обращение меня почему-то раздражает! – Наслышана о твоих подвигах. Горстка храбрецов разгромила целую армию!
- Остатки которой рассеялись по всему графству. Не далее как вчера уцелевшие наемники осадили Керклисский монастырь. Просто чудо, что вы, мадам, добрались сюда целой и невредимой!
- Иными словами – чего приперлась, старая карга? – Королева рассмеялась так весело и душевно, что я, хоть и был сконфужен, не мог не улыбнуться в ответ. – Ты всегда отличался прямолинейностью, Робин. Мне это по душе, ведь я, по мнению самого никчемного из моих сыновей, больше похожа на солдата, чем на женщину.
- Принц Джон не мужчина, что он понимает в женщинах?
- В мужчинах он тоже не разбирается, иначе никогда не посягнул бы на то, что принадлежит старшему брату. Давай перейдем к делу. Я прибыла в Англию, чтобы сохранить для Ричарда верные ему графства. То есть сохранять-то их будешь ты, Лонгшан, архиепископ Кентерберийский и другие лорды, но я останусь здесь, чтобы придать вашим действиям легитимность. Одновременно я веду переговоры с германским императором об освобождении Ричарда. Он требует выкуп, к счастью, Аквитания и Анжу достаточно богаты, чтобы решить эту проблему. Сейчас важнее всего не допустить междоусобной войны в Англии, поэтому я здесь. Чем я могу быть полезной, какие тебе нужны полномочия?
- Полномочия вице-графа*, - нахально ответил я. Как говорится, «проси больше – всё равно на… посылать!» - Право вооружать местных жителей и формировать ополчение.
- Я подпишу это, - кивнула королева. – А как насчет солдат? Хочешь, я вызову сюда своих французских вассалов?
- Нет, мадам. Довольно и того, что принц Джон присылает сюда наемников.
- Ты прав. Но продовольствие, фураж, оружие, лошади тебе наверняка понадобятся?
- Разумеется!
- Ты всё получишь. Мои корабли уже в пути. Тебе удалось освободить Ноттингемшир от клевретов принца Джона – теперь постарайся сохранить его для законного короля. Я завтра же выезжаю в Лондон для переговоров с Лонгшаном и епископами. Да, само собой, от имени Ричарда я восстанавливаю тебя в правах лорда Локсли и возвращаю все незаконно отнятые титулы и владения. Что-то еще?
- Полное помилование для всех моих людей.
- Это излишне. Насколько я понимаю, они – твои вассалы, подлежащие манориальному суду. Право иммунитета*, дарованное Локсли при короле Стефане, никто не отменял.
- В таком случае – для одного из них.
- Кто же он?
- Черный рыцарь, мятежник, государственный изменник, убийца и мой друг.
- Какая разносторонняя личность! – восхитилась королева. - А зачем ему мое помилование, когда у него есть ты?
- Проблема в том, - неохотно пояснил я, - что он дважды покушался на короля Ричарда и один раз – на принца Джона. Они оба хотят видеть его голову на плахе. Может статься, я не смогу его защитить, а с вами Ричард ссориться не захочет.
- А Джон – не посмеет, - понимающе усмехнулась Элеонора. – Как его звать?
- Подпишите – и узнаете.
- Наглец! – Королева чувствительно стукнула меня по лбу перстнем-печаткой с тремя идущими леопардами – гербом Плантагенетов. – Давай сюда бумаги.
Подписав всё, она смерила меня долгим оценивающим взглядом.
- Знаешь, Робин, каждый раз, когда я тебя вижу, я жалею о двух вещах: почему ты не мой сын и зачем я слишком стара для твоей любовницы. Эээ… шутка! Ну до чего нервная пошла молодежь!

[kate-kapella]

***

За тонкой дощатой перегородкой Тук играл в шахматы с Джак, а Мач попеременно помогал обоим советами. А может, мешал, это больше похоже на Мача. Я сидел возле Гая, который спал как убитый после лошадиной дозы сиропа опиумных маков. Честно говоря, я опасался, что теперь, когда он хуже чем бесполезен для команды, неприязнь к нему только усилится, но я недооценил своих ребят. Они, напротив, подобрели к нему, повидав его в настоящем деле. Да и я показал, что больше не потерплю ничего против Гая, и сделал это так, что поняла даже Кейт. Тем не менее ему было непросто. Впервые в жизни он полностью зависел от доброй воли людей, которых судьба дала ему в товарищи. К тому же я по себе знал, что человеку, страдающему от жестоких ран, нужны не только повязки и снадобья, предупреждающие лихорадку, - ему иногда хочется, чтобы его просто пожалели. Я хорошо помню, как был рад даже Мачу, который дул мне в лицо и клал руку на лоб, когда я метался в горячке. Гай тоже наверняка хотел, чтобы кто-нибудь с ним посидел, подержал за руку, как мама в детстве. Хотел, но, гордый, не показывал вида. Это и понятно: можно попросить совета, защиты, помощи, но как попросишь ласки?.. Да он и не подпустил бы к себе никого, кроме меня и, может быть, Арчера. Хотя Арчер таких вещей не понимает и не скоро поймет. Не потому, что тупой, а потому, что щенок.
Занавеска колыхнулась, пропустив Джак. Она присела на мою неразобранную постель и усмехнулась:
- Не так давно он был для тебя в одной цене с чумой!
- Не так давно ты ненавидела всех крестоносцев, - парировал я. – У нас с тобой не было времени поговорить. Я рад, что Уилл и ты снова с нами, но почему вы вернулись?
- Потому что здесь наш дом, - пожала плечами сарацинка. – Наш дом и наша семья.
Я смотрел на неё и чувствовал, как по лицу расплывается идиотская счастливая улыбка. Всё-таки я ужасно её люблю. Как сестру, которой у меня никогда не было. Оказывается, можно не любить женщину, которую хочешь (я про Изабеллу). А можно таять от нежности к женщине, которая совершенно не нравится. Кстати, интересно почему? Джак ведь красавица, это разглядел даже Гизборн. И так соблазнительно орет, вонзая меч в очередного врага!...
- Где ты откопал эту горшечницу? А главное, зачем?
- Сама завелась. От сырости, как плесень. Не гнать же её теперь.
- Женщины не собачонки, Робин. Никогда не подбирай их из жалости. Как она себя поведет, когда убедится, что не нужна тебе?
- А я знаю? - Женщины вообще непредсказуемы. Думаю, Изабелла сама от себя не ожидала того, что в итоге натворила.
- По-моему, Арчер на неё заглядывается, - заметила Джак.
- Заглядывается? Это что-то новенькое. Обычно он сразу переходит к делу!
- Странный у тебя брат. Совсем на тебя не похож.
- Он вообще ни на что не похож, - проворчал я. – Но я обещал отцу о нем позаботиться.
- Ты всегда делаешь больше, чем обещаешь. Это редкое качество. Ты очень хороший, Робин. Лучше тебя человека я не встречала.
- Гм, а Уилл как же?
- Уилл мой муж, я его люблю. А тебя уважаю. Ты соединяешь в себе столько прекрасных качеств, - неудивительно, что мужчины сохнут от зависти, а женщины – от любви.
- Издеваешься, да?
Сарацинка улыбнулась и бесшумно выскользнула наружу. Она всегда верила, что я поступаю правильно. Её не было с нами, когда я привел Гизборна, она знала его только как убийцу Мэриан и цепного пса Вэйзи. Но когда Гаю понадобилась помощь, её не пришлось просить дважды. Он терпел, пока мы с Джак обмывали его раны от грязи и запекшейся крови. Не издал ни стона, когда она удаляла осколки разрубленных ребер и накладывала швы – только грыз кожаный ремень, который Джак со словами «На, прикуси, а то зубы попортишь» сунула ему в рот. А потом я так же, как сейчас, сидел на краю постели и гладил его грязные спутанные волосы. Мач ревниво и раздраженно бубнил «Тебе самому нужно поспать», Кейт маршировала вокруг с невидимым плакатом «Он убил моего брата!!!», Тук предлагал меня подменить, не понимая, что это невозможно. И только Джак взглянула на меня своими бездонными глазищами и деловито спросила:
- Ты будешь до утра с ним сидеть?
- Да, буду.
- Хорошо, - кивнула она. – Следи за пульсом, он должен быть таким, как сейчас, - слабым, но ровным. Смотри, чтобы он не мерз. И не давай ему метаться: если начнется кровотечение, мы его потеряем.
В ту ночь я до зари сидел возле Гая, вглядываясь в его иссиня-бледное осунувшееся лицо. Страдание стерло с этого лица высокомерие и жестокость, и оно казалось помолодевшим, доверчивым и очень красивым. Дико хотелось спать, и я больно щипал себя свободной рукой. Мой брат не умрет из-за того, что у меня, видите ли, слипаются глаза. Ближе к рассвету он начал бредить, и я принялся тормошить его, называя по имени. Очнувшись, он тихо спросил:
- Ради Бога, Робин, зачем ты это делаешь?
- Я не хочу тебя потерять, - ответил я и с удивлением понял, что так оно и есть.
- Я думал, что ты никогда меня не простишь.
- Я сам так думал. Спи.
Спи, спи-усни!
Там, в степи золотой,
Ветер нежно ласкает ковыль.

Спи, спи-усни!
На зеленых волнах
Качаются белые птицы…

Спи, спи-усни!
В темном небе ночном
Месяц звездам поет эту песню…*

[kate-kapella]

Эту колыбельную напевала мне мама в детстве. Чудны дела твои, Господи! Сказал бы мне кто-нибудь хоть месяц назад, кому я буду петь мамину песню!... Он заснул, не отпуская моей руки, а утром в наш закуток заглянула Джак, послушала его дыхание, посчитала пульс и сказала, что ручается за его жизнь. Только тогда я плашмя повалился на топчан и вырубился прежде, чем моя голова коснулась подушки…
Сейчас мне просто не хотелось спать – в голове после общения с Норой царил полнейший хаос. Поэтому я даже обрадовался, когда из-за занавески высунулась лоснящаяся от удовольствия физиономия Арчера. Нагулялся, котяра!
- Как он? – громким шепотом спросил младший братец.
- Нормально. Скоро будет как новенький.
- А он теперь точно не умрет? – Это что, проявление родственных чувств? Рехнуться можно!
- Не волнуйся. У него нет гиппократова лица.
- А что это такое?
- Когда человек смертельно ранен или болен, черты его лица изменяются. Это ни с чем не спутаешь, особенно если видел сотни раз. А я видел много смертей.
- В Святой Земле?
- Да.
- Круто! Расскажешь мне об этом как-нибудь потом?
- Мач тебе расскажет, - отмахнулся я. – Он тоже считает, что это круто. А я не люблю воспоминаний. Джон уже вернулся?
- Забудь о нем! Услышав о королеве, он с великого перепугу залег на дно.
- Что это значит? – Уж если наш храбрый Джон чего-то боится – от него можно ожидать любого сюрприза. Надеюсь, он по крайней мере не сбежал в Уэльс!
- Я встретил его, когда возвращался из Неттлстоуна. Он сказал, что до отъезда королевы погостит у Матильды. Ей, кстати, крышу надо починить.
- Нам бы это тоже не помешало, - хмыкнул я. – Иди спать, Арчер. Завтра у нас много работы.
- Как думаешь, Гай согласится, если я попрошу его поменяться со мной местами?
- Я не соглашусь, Арчи, и хватит с тебя.
- Почему?
- Потому, что я привык по утрам находить свои вещи там, где я их оставил вечером.
Родственничек надулся, но больше для вида. В сущности, он добряк, хотя принципы у него чересчур гибкие. Дитя улицы, что возьмешь!
- Так что на «большого медведя» завтра не рассчитывай, - заключил братец и злоехидно добавил: - Зато Кейт уже здесь!
- Иди спать, я сказал!
Арчер вымелся, гадко захихикав. Так, если сейчас сюда явится Кейт, я… Я просто всех пошлю и уеду в Австрию освобождать короля Ричарда! Чья-то рука отодвинула занавеску…
- Мач! Как ты мне… дорог!!!
- Разве? Что-то не заметно, - скепсиса в голосе Мача хватило бы на дюжину покойных шерифов. – Ты то с Арчером, то с Уиллом и Джак. Или с ним! Я ему уже завидую!
- Завидуешь чему? Сломанным ребрам или дырке в легком?
- Нет, тому, что ты с ним разговариваешь. Уделяешь ему столько времени.
- Мач, я тебя умоляю!... Ты же знаешь – для тебя я сделал бы то же самое. Как говорил Демокрит, «мы нуждаемся не столько в помощи друзей, сколько в уверенности, что мы её получим».
- Кто такой Демокрит? – Как мне знакомо это выражение лица: «Хозяин, пойдем лечиться, а?»
- Древнегреческий философ.
- Ненавижу это! Когда ты рассказываешь о спартанцах, или о Ганнибале, или о Цезаре и Вар… Вор…
- Верцингеториксе?
- Да!... В общем, каждый раз, когда ты о них вспоминаешь, - это означает «Давайте сделаем то, чего вам не хочется делать ни в коем случае!»
- И ты еще жалуешься, что я с тобой не разговариваю!
- Нет, я жалуюсь, что ты меня не ценишь и не замечаешь! Всегда есть кто-то, кто для тебя важнее, чем я. Кто я, Робин, - твой друг или твои старые домашние тапочки? – Такое впечатление, что Мача воспитывала стая дятлов. А потом они его выгнали, потому что он всех задолбал!
- Мач, ты больше чем друг. Ты член семьи.
- И поэтому завтра ты опять меня с собой не возьмешь?
- Ты же знаешь, Гая нельзя оставлять без присмотра. Вдруг ему хуже станет?
- Пусть за ним присматривает кто-нибудь другой! Почему я?
- Потому что я тебе доверяю.
- Это агрумент, - согласился Мач. Господи, это от меня он нахватался таких слов? Или от Тука? Хотя слово «эвфемизм» он выучил, когда Тука еще с нами не было. Значит, все-таки от меня…
- Аргумент, Мач. Кстати, о чем вы обычно разговариваете, когда остаетесь вдвоем?
- Ну… о тебе, - пустился перечислять Мач, - о короле Ричарде, о наших приключениях в Святой Земле…
- Ты что, произносишь монологи?
- Я иногда отвечаю на его вопросы.
- Да, и о чем он спрашивает?
- Где ты, чем занят, когда вернешься и кто еще там с тобой.
- И всё?!
- Нет, - признался Мач, решив быть честным по отношению к подопечному. – В первый раз он еще спросил, не сержусь ли я за то, что из-за него ты оставил меня в лагере.
- И что ты ответил?
- Что не могу на него сердиться, он ведь спас тебе жизнь.
- А на меня, значит, можешь?
- Я не сержусь. Я беспокоюсь о тебе, Робин. Кто-то ведь должен беспокоиться и о тебе тоже!
- Я ценю это, Мач. Со мной ничего не случится. Не надо переживать.
- Ты всегда так говоришь! Думаешь, ты неуязвим?
- Думаю, что я не готов к внеочередной ночи Калилы и Димны. Иди спать
- А ты?
- Я тоже, если со мной не захочет побеседовать кто-нибудь еще. Тук, например, пока что не приходил…
- Спокойной ночи, хозяин. – Иногда, без свидетелей, Мач называет меня так. Он скучает по тем временам, когда нас было только двое.
Я стащил с Мача дурацкую засаленную шапчонку (хоть бы он постирал её, что ли?) и взъерошил ему волосы. Все мы когда-то были маленькими, помним об этом и изредка хотим на ручки, но Мач, дай ему волю, с моих ручек вообще бы не слез! Он душит меня своей преданностью, как плющ, порой это утомляет, и тогда я могу сорваться и наорать, но потом мне бывает ужасно стыдно. И я спешу загладить вину, а есть только один способ это сделать: позволить обожать себя дальше. На Мача бесполезно сердиться, его бессмысленно перевоспитывать, его нужно принимать таким, какой он есть.
Оруженосец ушел. Я пристроил на коленке дневник, хотя писать при свете масляной лампы было неудобно, слишком темно. К тому же коленки у меня костлявые, почти как спина у Кейт. (О Боже, только не это…) В дощатую перегородку деликатно поскреблись. По крайней мере, это не Кейт, она обычно старается застать меня врасплох.
- Кто там? Входите, только тихо.

[kate-kapella]

- Это я, - Уилл уселся ровно на то место, где до этого сидела его жена. – Робин, все в порядке. Я доставил королеву в Керклисс, как ты и велел. Она переночует там, а утром отправится в Лондон.
- Одна, что ли?! – подскочил я. С ума сойдешь с этой семейкой Плантагенетов!
- Нет, под охраной троих монахов, которые до пострига были воинами. И сама королева переоденется бенедиктинкой, так безопаснее. Путешествующую знатную леди могут ограбить или захватить ради выкупа.
- Разумно, хотя монахиня из неё та ещё… В котором часу завтра она тронется в путь?
- Уже сегодня, Робин. Рано, на исходе третьей свечи*.
- Отлично, Уилл. Ты свободен, только пришли ко мне Тука. – Прочь, пошлые мысли! Каждый раз, когда я вижу довольные рожицы Джак и Уилла, мне становится интересно: когда они успевают, а главное, где?
Наш воинственный фриар не заставил себя долго ждать:
- У тебя появился план, Робин?
- Полплана, - дежурно отшутился я. – Отправляйся в Керклисс, ты едешь с королевой в Лондон.
- Ты подвергаешь мой обет целомудрия опасности.
- Подвергаю, а что делать? Я не могу оставить королеву без надежной охраны, Джон её боится, а разлучить Уилла и Джак у меня не хватит духу. И отпустить их обоих я тоже не могу, у меня останется слишком мало людей. Гай еще долго не удержит ничего тяжелее ложки, Мач занят Гаем… Кто остается? Ты, я, Джон, Кейт да наш безголовый братец. Силища!
- Ты прав. Хорошо, Робин, я иду. – Интересно, в каких войсках он служил, прежде чем стать священником? Надо будет оставить его заместителем, если все-таки надумаю ехать выручать короля.
- Даже не думай об этом, - отрезал Гизборн. Интересно, как давно он не спит?
- Ты ясновидящий? Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
- Я знаю тебя, - безмятежно сообщил Гай, ухмыляясь углом рта.
- Ну и что?
- А то, что ты думал о короле Ричарде и о том, как его освободить.
- А почему бы и нет? В Священной Римской империи у нас найдутся союзники – помнишь того баварского графа? К тому же все замки похожи один на другой, и устроить побег из любого из них вполне возможно. Тем более, что, по сведениям Элеоноры, Ричарда не держат в цепях и даже позволяют ему ездить на охоту.
- Уже известно, где именно его держат?
- Да, это романтическая история. Его отыскал трубадур по имени Блондель*.
- Должно быть, он похож на Мача, - тихо засмеялся Гай. Ему было больно смеяться. – Мач тебя тоже где угодно отыщет.
- Оставь Мача в покое. Не надо его обижать и высмеивать, а если это делаю я, значит, я неправ. Хорошо, предположим, ты угадал насчет Ричарда. Почему ты считаешь, что это плохая идея?
- Потому, что ты нужен здесь. Я допускаю, что ты сумеешь добраться до короля и даже – чем черт не шутит! – сумеешь вызволить его из плена. Я даже не исключаю, что вы с Ричардом благополучно ускользнете от людей принца Джона и Филиппа Французского, - тебе нет равных по части героических авантюр. Но здесь ты потеряешь всё, чего достиг.
- Какой же ты зануда, - уныло проворчал я. – Согласен, всё это пустые мечты. Я знаю, что моё место здесь, и дай-то Бог, чтобы нам с Элеонорой хватило сил сохранить для короля хотя бы часть Англии!
- Английский король не тот человек, которого можно долго держать в заточении, - задумчиво проговорил Гай. – Так или иначе, скоро он будет свободен. И тогда ему очень пригодится то, что ты здесь для него делаешь!
- Тебя не подменили часом? Раньше ты не был таким умным!
- Раньше я вообще старался поменьше рассуждать, но это не значит, что я дурак. Просто, начав думать, я неизменно приходил к выводу о собственном ничтожестве.
- Духоподъемный вывод, - посочувствовал я.
- Не то слово.
- На, это твоё, - я протянул ему подписанное королевой помилование. Глаза Гая полезли на лоб.
- Как ты это получил? Ты что, пытал её?!
- Пытать старую леди – это грязно, Гизборн! Просто шантажировал.
- Надеюсь, о тебе она тоже не забыла. Потому что ты бы ей не напомнил, это уж точно.
- Я восстановлен в правах графа Хантингтона и лорда Локсли. Но это не более чем формальность. Пока король не вернется, принц Джон не оставит попыток украсть его трон.
- Мой отец был вассалом твоего, - заметил Гай. – Может, нам стоит продолжить семейную традицию? Ты примешь от меня оммаж*?
- Это важно?
- Для меня да.
- А я планировал, когда ты поправишься, порекомендовать тебя Элеоноре.
- Хочешь пристроить меня в хорошие руки?
- А ты что, пес? – Почему в девяти случаях из десяти он понимает меня неправильно? – Не пори чушь. На службе у королевы-матери ты получишь то, к чему всегда стремился, - земли, титул, положение. И я буду за тебя спокоен, потому что Нора своих людей ценит и бережет. И не дает их в обиду никому, даже собственным сыновьям.
Гай пристально смотрел на меня снизу вверх, опираясь на локоть и дыша ртом – как видно, усилие потревожило раны. Меня поразило пришибленное, сердито-беспомощное выражение его лица.
- Я тебе не навязываюсь, - вздохнул он. – Ты много сделал для меня. Я не могу требовать большего – по какому праву?
- Ты о чем?! – Я ошалело затряс головой, как конь, замученный оводами (одним, чернявым таким, носатым…). Похоже, стая дятлов потрудилась и здесь. – Я думал, так будет лучше для тебя!
- Нет! Если хочешь от меня избавиться, так и скажи. Но по своей воле я не оставлю тебя. Никогда.
- Надеюсь, это обдуманное решение, - я пожал плечами. – Хорошо, я приму от тебя коммендацию. При условии, что мы обойдемся без преклонений. (Я бы обошелся и без поцелуев, но тогда этот ипохондрик опять что-нибудь напридумывает!)
- Нет, всё должно быть по правилам.
- Я изменяю правила, когда они мне не по душе. Никто не будет стоять передо мной на коленях.
Мы сели лицом к лицу, взявшись за руки, как велит обычай.
- Сэр, отныне я ваш человек, - произнес он отточенную столетиями формулу вассальной клятвы. – Клянусь, если Бог мне поможет, любить и почитать вас, служить вам советом и мечом, быть вам опорой в дни войны и мира.
- Сэр, я высоко ценю вашу преданность, - ответил я, отчего-то волнуясь (не хватало еще забыть или перепутать слова!). – Клянусь любить, почитать и защищать вас, как члена моей семьи.
- Теперь дай мне что-нибудь, - шепотом подсказал Гай, видя, что память мне явно изменяет.
- Вот, у меня больше ничего нет. – Я порылся в карманах и вытащил медаль, привезенную из Иерусалима*. Оставалось скрепить клятву поцелуем мира. Кто-то же их сидит и придумывает, эти обычаи?! В глаза бы ему посмотреть!
- Ладно, давай сделаем это! – Мы одновременно наклонились вперед, едва не треснувшись лбами, поскольку оба со страху зажмурились. Я поцеловал его в щеку (как оказалось, это не больно) и подставил свою. И в этот момент…
- Хозяин Робин! Я твою рубашку постирал и зашил, вот… А почему вы целуетесь?!
- Мач, заткнись!!! – зашипели мы, как две кобры. А что толку-то? За Гиза не поручусь, он у нас везунчик, но я ТАК еще ни разу в жизни не попадал!

[kate-kapella]

***

Мне все-таки удалось немного поспать. Ключевое слово «поспать», поскольку снилась мне война, а это удачей назвать трудно. Во сне я мчался верхом на боевой арабской кобылице*, с кривой дамасской саблей в руке. Брр! Терпеть не могу арабских скакунов, они красивые, но… короткие. Задница на них еле-еле умещается, так и кажется, что лошадь сейчас выскочит из-под тебя и ты останешься висеть в воздухе. Галоп у них бешеный, с непривычки со страху можно помереть, зато рысь такая мелкая и частая, что у всадника щелкают зубы. Биться на саблях я тоже не люблю, хоть и умею: они удобны только для всадника, тогда как меч хорош и в пешем, и в конном бою. Но всё это пустяки по сравнению с тем, как я ненавижу пустыню!
Будь проклят белый песок, слепящее раскаленное солнце, воздух, колеблющийся от зноя! Будь прокляты пересохшие колодцы, раскаленные доспехи, жажда, пыль, скрипящая на зубах! Как я тосковал в этом царстве песка по зеленым холмам, полноводным рекам и ежевичным зарослям моей далекой родины! Какого рожна я вообще туда поперся, кретин?
Сарацинские женщины, впрочем, мне нравились. Они такие страстные, чувственные, жаль только, что «после» с ними не о чем поболтать. Не раз, обнимая очередную Лейлу-Зухру-Фатиму, я называл её именем невесты, оставшейся дома, в Найтон-холле. Именем Мэриан… Красотки не обижались. Вот Изабелла почему-то обиделась… Так, воспоминание об Изабелле было определенно лишним…
- Ааааааа!!!
- Эй, ты чего? – Гай озабоченно потряс меня за плечо.
Он еще спрашивает! Забыл, как сам орал в первую ночь в лагере? Ребята чуть с коек не попадали! И дружно проголосовали за то, чтобы впредь он спал с кляпом во рту. Господи, ну и семейка – то у одного сезонное обострение, то у другого!
- Интересно, наш младшенький тоже орет?
- Младшенький редко спит один, - зевнул мой новоиспеченный вассал. – Орет он или нет, это у его девок надо спрашивать. Хрр…
Правильно, пусть себе дрыхнет дальше, а меня, как обычно, ждут великие дела. Хотя лучше бы меня ждали ванна, бокал вина и здоровый восьмичасовой сон в нормальной постели!
Полчаса спустя мы с Арчером и Уиллом уже скакали в Хаттерсейдж. Мач, как обычно, остался в лагере, Джак отправилась к Матильде обмениваться опытом и рецептами, заодно и Джона заберет, загостился он там. Кейт пыталась напроситься со мной, но я под благовидным предлогом отослал её в Локсли. Ну и что, что вчера она уже там была, - вчера была увольнительная, банно-прачечный день, а сегодня – командировка по казенной надобности. Пускай потренирует местный отряд самообороны, раньше этим занимался Тук, но теперь им самим занимается Элеонора…
Я скакал стремя в стремя с Арчером; конь Уилла был поплоше, да и в седле он держался похуже, поэтому отстал на два корпуса. Искоса поглядывая на братца, я думал: как, интересно, ему удается без истерик отцеплять от себя бесчисленных случайных подружек? Мне почему-то все они пишут письма и хотят замуж… дуры.
Мальчишка выскочил как из-под земли, я едва успел осадить жеребца. Гнедой, которого я за ветвистую родословную и скверный норов назвал Принцем, заржал, негодуя на такое обращение, и взвился свечой.
- Тебе что, малый, жить надоело?!
- Робин, это я, Мэтью! – Вот теперь я его узнал. Один из тех пострелят, которые здорово нам помогли в давней истории с черными алмазами.
- Привет, Мэтью. Я тоже рад тебя видеть, но под копыта-то бросаться зачем?
- В Хаттерсейдже рутьеры*! Они пришли ночью!
- Сколько?
- Не знаю, много, - растерялся парнишка. – Я не умею считать.
- Все равно спасибо! Молодец, что предупредил.
- А как же иначе? – Мальчуган расплылся в щербатой улыбке и вытянул из-под рубахи шнурок с нашим знаком – луком со стрелой на тетиве. Я потрепал его по макушке и спохватился:
- А человек Финна? Он у них?
- Нет, он еще не приехал. Не беспокойся, Робин, ребята его тоже предупредят.
Мэтью порскнул, как заяц, и исчез в кустах – даже ветки не качнулись. Арчер проводил его взглядом и хмыкнул:
- Ты популярен!
- Рви ж…у на сто лимонных долек, как я это делаю, - тоже станешь популярным… если успеешь! – огрызнулся я.
- Что будем делать, Робин? – вмешался Скарлет, как обычно – вовремя и по существу.
- Мы с Арчером проведем разведку боем, - ответил я. – Уилл, останешься здесь, стрелок ты неважный. Если все будет нормально, вступишь в бой. Если увидишь, что мы завязли, - прорывайся к нам с лошадьми.
Скарлет кивнул, хоть и без особого энтузиазма, - он редко со мной спорил. Все-таки молодчина Джак, выбрала в мужья наиболее вменяемого из нашей компании буйнопомешанных!
Мы спешились, оставив лошадей на попечение Скарлета, достали луки из налучей и крадущимся охотничьим шагом двинулись вперед. Как всегда перед боем, я ощущал острое, пьянящее возбуждение. Арчер, судя по блеску глаз и румянцу на скулах, чувствовал то же самое. Нехорошо. За себя я был спокоен, семь лет непрерывных сражений научили меня обуздывать своих демонов, а вот за Арчера… Он хороший боец – храбр, сметлив, ловок, - но молод, молод, черт побери!
- Арчи!
- Робин?
- Не теряй головы!
- В каком смысле?!
- Во всех!
- Ладно!
Мы увидели их сразу. Десятка два наемников таскали узлы с нехитрым крестьянским скарбом, волокли на веревках коз и телят, ловили заполошно мечущихся кур. За жалобно блеющей белой козой, подвывая, на коленях ползла простоволосая тетка. Собачьего лая не было слышно, и я понял почему: возле ближайшего дома в луже крови лежал зарубленный пес. Наверняка остальных хаттерсейджских собак постигла та же участь. Блеяние, кудахтанье, бабьи причитания и ругань по крайней мере на трех языках создавали изрядную какофонию, но всю её в один миг перекрыл пронзительный женский вопль. Так не кричат, оплакивая отнятое добро. Я слишком долго воевал, чтобы не знать, когда и отчего так кричат.
- Аааргх! – Как оказалось, Арчер тоже хорошо это знал. На кого из нас он все-таки больше похож? Рычит как Гизборн, стреляет почти как я…
Семь стрел с визгом вспороли воздух. Я кидал к тетиве четвертую стрелу прежде, чем первая находила цель, Арчер если и отставал от меня, то ненамного. Семеро наемников умерли, не успев осознать собственную смерть. Остальные, побросав добычу, укрылись под телегами.
- Готов, Арчи?
Братец радостно оскалил безупречные зубы.
- Пошли!
Мы ринулись вперед, на ходу выхватывая мечи из ножен. Рутьеры были опытными вояками, они не испугались. Скорее обрадовались, увидев, что противников только двое.
- Зато каких! – сообщил я здоровому парню в бригандине, попытавшемуся достать меня секирой. – Я тебе не дрова!
В подтверждение своих слов я свалил его подрезом справа в бедро и добил, проломив висок крестовиной меча, - дрова так обычно не поступают. Боковым зрением я видел Арчера – он рубился с великаном в вороненой кольчуге, не иначе, главарем. Противник Арчера умело орудовал мечом-бастардом*. Братец ловко уходил от ударов, но его фальшион* был короче на целую пядь и не позволял достать наемника наверняка.
- Он мой! – крикнул я Арчеру, срубая второго врага. Этот был в кожаной броне из дубленого подошвенного чепрака, вываренного в кипящем воске, - не из всякого лука пробьешь. Мечу, впрочем, броня уступила как миленькая. Один удар наискось, на два пальца выше портупеи*, - и жена рутьера, если таковая имелась, стала вдовой. Навряд ли безутешной: по мне, так большое счастье избавиться от такого урода!
К Арчеру сзади попытались подобраться двое – я вбросил меч в ножны и взялся за лук. Две стрелы – два трупа, а вот главаря никак не выцелить – слишком быстро перемещаются бойцы, слишком велик риск попасть в своего!
- С меня пиво! – сверкнул белозубой улыбкой младшенький и тут же поплатился за самонадеянность: его противник двумя руками занес бастард, тут и конец бы Арчеру, если бы не спасительная случайность. Он поскользнулся и упал, наступив в коровью лепешку, поэтому его попросту не оказалось там, куда обрушился меч. Везучий он все-таки, такого кинь в омут – выплывет, причем с рыбой в зубах. Арчер проворно, как кот, вскочил на ноги и кинул метательный нож в рутьера, заряжавшего арбалет. Нож вошел в глазницу, наемник умер прежде, чем упал. Но тип в кольчуге был слишком матерым волчарой, не по зубам щенку, даже если это щенок волкодава. Он одним движением высвободил глубоко врубившийся в землю меч и очертил им смертоносный полукруг, отгоняя противника. Только бы Арчи не вздумал ловить и отбрасывать своим фальшионом тяжелый бастард! Отдача в запястье будет такой, что он точно удержит меч, выронит от боли… Разумеется, именно это и произошло.
- Я спешу! – сообщил я третьему по счету противнику, всаживая эсток* ему в брюхо. Жрать надо поменьше, если кормишься мечом, а тренироваться побольше!
- Извини, парень! – Пинок в голень, удар рукоятью в лицо – вы будете смеяться, но сторонников принца Джона снова постигла тяжелая и где-то невосполнимая утрата!
- А ты тем более извини! – Этот глянул мне в глаза, развернулся и рванул наутек. Поскольку нам было по пути, я охватил локтем сзади его шею, услышал характерный хруст и перепрыгнул обмякшее тело.
Я быстро бегаю. Ноги у меня длинные, а мышцы сухие и крепкие, как у охотничьей лошади, - без одежды я выгляжу даже внушительнее, чем в ней. Я успевал. Вот тип в кольчуге занес меч (силён, собака страшная, - такой оглоблей играть!), вот Арчер кошачьим прыжком отлетел в сторону… Я отбил мечом арбалетный болт, а голову арбалетчика секундой позже раскроил надвое метко брошенный топор. Уилл! Я коротко кивнул, мол, продолжай в том же духе, и свистнул, привлекая внимание типа в кольчуге.
Какой же он был громадный, прямо медведь. И, как настоящий медведь, состоял из сплошных мышц и двигался с быстротой ртути.

[kate-kapella]

- Потанцуем, дядя? - предложил я вежливо, уходя с линии атаки. Кто ж так рубит-то? Замах ради замаха – действие, работающее на противника. Нетрудно угадать, куда рухнет эта оглобля, - вот почему я не люблю эспадоны* и бастарды. Их единственное преимущество – длина, позволяющая держать легковооруженного противника на расстоянии.
- Сегодня не твой день, дядя! – Я оплясывал его, как борзая оленя, вновь и вновь вынуждая атаковать пустое место. «Медведь» был зол, но свеж как огурчик, выносливый, черт! Измотать такого не получится, значит, лучшей тактикой будет «вытянуть» его на атаку и рубить, пока он находится в стадии завершения «холостого» удара. Так нас учил Шеридан.
Меч дунул ветром мне в лицо, я отскочил, но не вбок, как до этого, а по прямой. Двигаться спиной вперед человеку не свойственно, при этом неизбежно теряется скорость, и атакующий противник, разогнавшись, сметает тебя, как тряпочного. «Медведь» воодушевленно взревел и полетел на меня, занося бастард. Таким ударом можно разрубить пополам лошадь. Я пробежал еще пару шагов и вежливо посторонился, уступая дорогу. При промахе рука и корпус «пролетают» вслед за мечом, даже если меч – одноручный, а за бастардом тем более. Я хорошенько пнул пробегавшего мимо меня «медведя» под зад, а когда тот начал падать – рубанул вслед поперек туловища. Кольчуга от такого удара не спасает. Готов!
Я огляделся – противники были поражены. Во всех смыслах. Арчер вытирал клинок пучком травы, стоя над свежезарубленным наемником, Уилл запасной тетивой вязал руки другому, в сторонке крестьяне – а преимущественно крестьянки – делали фарш из третьего при помощи кос, цепов и вил.
- Робин, а как насчет пленных? Мы их берем? – с некоторым опозданием поинтересовался Скарлет.
- По-моему, ты уже взял.
- Могу и передумать.
- Н-не н-надо!
Я уселся на телегу, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Хорошо бы лечь на спину и упереться ими в стенку, чтобы отхлынула кровь, но неохота народ шокировать – обо мне и так уж каких только небылиц не плетут! В бою мне как будто не хватало рядом чего-то привычного. Осознав, чего - точнее, кого - именно мне не хватало, я с трудом водворил на место отпавшую челюсть, поскольку это был Гизборн!
- Парни, соберите стрелы, они еще пригодятся. А ты постарайся в полной мере удовлетворить мое любопытство. Иначе я просто отдам тебя этим добрым женщинам, они будут искренне рады!
- Н-не н-надо! – Это я уже слышал.
- Обоснуй!
- А?!
- Я говорю – убеди меня, что не следует так с тобой поступать. Докажи, что можешь быть полезен.
- Я… Всё что угодно, сэр!
- Итак, кто ваш наниматель?
- Его вы…высочество п-принц Д-джон, сэр!
- Так я и думал. И какого рожна он на вас раскошелился?
- К-королева-м-мать… простите, сэр! Её ве-ве-личество Элеонора…
Упс! В него что, бесы вселились – посылать в погоню за матушкой брабантскую руту?! Захватить королеву и сделать пленницей, а заодно и заложницей – это понятно, покойный король Генрих в своё время именно так и поступил. Но рутьеры – мясники, похищения не по их части! Неужто Джон осатанел до того, что решился на убийство собственной матери?
- Робин? – обеспокоенно окликнул меня Скарлет. Поскольку он не говорил по-французски, а наемник – по-английски, содержание нашей беседы от него ускользнуло. В отличие от выражения моего лица.
- Всё в порядке, Уилл. Брабантцы охотились за Элеонорой, но теперь она в безопасности.
- Принц Джон хочет её убить?!
- Как и Ричарда.
- Он одержимый.
- Вне всякого сомнения.
Я задал пленному еще несколько вопросов, выяснив, что зарубленный мною «медведь» действительно был их командиром. Звали его Рейнольд де Шатобрен – надо же, француз и аристократ к тому же! Послужной список покойника впечатлял. Имей я возможность воскресить его, дабы подвергнуть показательной казни, - сделал бы это без промедления.
- Сколько интересного я пропустил! – восхищенно прищелкнул языком веснушчатый парень, державший в поводу некрупную, но очень красивую белую лошадку. Ирландский пони коннемара*, отметил я и лишь затем сообразил, что физиономия малого мне вроде бы знакома. Человек Финна! Как же его звать-то? Патрик! Точно, Патрик!
- Рад тебя видеть, Патрик. Надеюсь, ты привез хорошие новости?
- Хорошие для тебя и твоего короля, плохие для принца, - весело оскалил зубы ирландец. – Мой король Финн готов предоставить тебе военную помощь, если ты нуждаешься в ней. А так же часть суммы, необходимой для выкупа Ричарда Плантагенета из плена.
- Ты привез письмо?
- Конечно, хотя главное я уже сообщил тебе на словах.
- Отлично, пойдем куда-нибудь, где я смогу без помех написать ответ. Уилл, проследи за тем, чтобы пострадавшие разобрали свое имущество. Арчи, собери доспехи и оружие, какие получше.
- А с этим что делать?
- Облупите до исподнего, дайте по шее и отпустите.
Мы отправились в церковь – я надеялся, что у здешнего священника найдутся письменные принадлежности. Мои ожидания оправдались, письмо я написал, а старичок каноник отжалел нам с Патриком из церковных запасов бутылку кагора. Мы выпили по бокалу, остальное я хозяйственно перелил во флягу:
- Это для одного из моих парней, он ранен. – Я благоразумно не стал уточнять, для которого именно. Хотя в Хаттерсейдже моего «брата по оружию» знают не так хорошо, как в Локсли или Клане. Вот там ему без меня лучше не показываться – лицо набьют!
Человек Финна уехал. Похоже, я вхожу в роль государственного деятеля… И, зная моего короля, можно не сомневаться – я из неё не выйду. Зачем распрягать лошадь, которая везет? Вспомнилось предложение Финна выдвинуть мою кандидатуру в короли. Как бы не так, пусть сначала поймают!... Мы забрали в качестве военного трофея одну из телег, погрузили на неё снятые с убитых доспехи и оружие и отправились домой. По пути заехали в Локсли – там мои арендаторы под руководством Кейт осваивали военное дело. При виде того, как они управляются с оружием, хотелось уйти в многодневный запой. Хотя Мач, когда я взял его с собой в Святую Землю, был точно таким же неумехой, может, и из этих со временем будет толк?
- Арчи, - вкрадчиво обратился я к младшенькому, - ты ведь хороший парень, правда?
- Бесподобный, а что?
- Погоняй этих олу… молодцов, ладно? Ты, вон, свеженький как пэрсик, а я намахался что-то. Старость не радость…
Подвижная физиономия родственничка отразила сложные чувства. С одной стороны, он был польщен, с другой – огорчен: похоже, тщательно взлелеянные планы на личную жизнь накрылись медным тазом.
- Только под твоим руководством. А то я их плохому научу!
Гм, иногда мне кажется, что я – единственный взрослый человек во всей Англии…

[kate-kapella]

***

Хочешь, чтобы дело было сделано, - поручи его Уиллу. Так я и поступил, отправив Скарлета с трофеями в кузницу, а сам в обществе братца приступил к занятиям. Во-первых, я отобрал у ребят мечи, пока они не поубивали друг дружку (надо будет озадачить Уилла, пусть сделает деревянные). Во-вторых, велел им сесть в кружок, смотреть, слушать и запоминать.
Гай был неправ, когда говорил: «Не лги, что не любишь войну!» Мне нравится оружие, а не убийство. Это совсем особое чувство – когда ты берешь меч, прикидываешь его вес и балансировку, когда оплетенная рукоять сама ложится в ладонь, а клинок поет в предвкушении поединка. Бой на мечах очень красив – как красивы шторм и гроза, танец огня и реющее на ветру боевое знамя. Когда-нибудь люди перестанут убивать друг друга, но боевое фехтование не исчезнет – им будут заниматься просто для красоты.
- Парни, для начала запомните главное – никогда не работайте «холодной» рукой. Запястье – самое слабое звено в связке «плечо – рука – клинок», всегда разогревайте его вращательными движениями кисти, вот так!
Потом можно приступать к отработке ударов по «Сарацину»*, но не в полную силу – сначала рука должна привыкнуть к отдаче. Второе по важности правило – не прилипайте взглядом к оружию противника! Вы ведь сражаетесь с человеком, а не с мечом! Иди сюда, Кейт!
Хороший боец с большой неохотой встает в пару с неопытным новичком. Неумеха плохо владеет оружием и собственным телом, не чувствует дистанции, его движения непредсказуемы, как у пьяного. Убить не убьет - для смертельного удара нужна сила и концентрация, с которыми у начинающего тоже не очень хорошо, - но ухо отрубит или глаз выколет запросто. А за движениями двух мастеров меча неопытный глаз просто не уследит, так что Кейт в этом смысле – ходячее учебное пособие. Кое-что умеет, так что меч мне на ногу не уронит (не хотелось бы), но ошибок в единицу времени делает столько…
- Кейт, ты – девушка, значит, сокрушительные прямолинейные удары – не твой конек, для них у тебя просто не хватит сил. Да это и не нужно. Смотрите, ребята: подрез под колено, отрубание кисти или удар рукоятью в лицо подчас эффективнее смертоносного рубящего удара!
Ишь размахнулась! Ух ты моя хорошая…
- Кейт, ты подставляешься! Открылась, побежала вслед за мечом… Бить нужно без замаха, вот так! – Молниеносные удары с разворотом корпуса – мое маленькое хобби. – Замах – причем подчеркнуто наивный, «с плеча» – служит лишь для того, чтобы обмануть противника, заставить его открыться. Целимся якобы в голову, а бьем в бедро или бок!
- Кейт, спасибо, отдыхай! Арчи, иди сюда… А вот этому учиться нужно подольше. Пока просто смотрите и имейте в виду – такое тоже бывает!
Я не люблю техники «меч-щит» и редко ей пользуюсь, предпочитаю обоеручное фехтование - «меч-дага». Мой учитель лорд Шеридан использовал дагу для вспомогательных ударов, нанося ею противнику неглубокие, но болезненные и обильно кровоточащие порезы. Оно и понятно, - вы бы видели, какое у старика пузо! Мастерство, может, и не пропьешь, но с таким пузом особо не побегаешь. Я молодой и борзый, поэтому поступаю наоборот: ложный выпад мечом – противник открывается – разворот корпуса - клинч – удар кинжалом в сердце или в почку.
- Что смотришь? Падай, ты убит! – В королевской охране я, знаете ли, не крестиком вышивал!
- А теперь внимание! Кольчуга не защищает от эстоков и концентрированных рубящих ударов, поэтому противника в кольчуге нужно рубить и колоть. Панцирь надежнее кольчуги, пробить его сложно, зато можно промять. Запреградное действие – слышали о таком? Сейчас объясню: это когда доспехи немного сплющены, а под ними – гуляш и раздробленные кости. Значит, вполне эффективным оружием против рыцаря в доспехах является что? Лес рук! Правильно – старая, добрая английская дубинка!
- Арчи, возьми меч! Нет, другой, этот жалко. А ты принеси мне палку поухватистее. Рраз! – Кто сказал, что дубинка – не оружие против меча? Хороший удар в боковую плоскость – и в руке противника остается осиротевшая рукоять!
О, Скарлет вернулся – вовремя!
- Уилл, становись! Парни, перед вами самое смертоносное оружие – боевой топор, или секира! Скандинавские викинги предпочитали секиру мечу, а воевать эти ребята умели. Король Стефан, величайший из английских рыцарей, в битве при Линкольне в 1141-м году от Рождества Христова разил врагов огромным боевым топором. Хронист Роджер де Ховден описал подвиги Стефана в этом сражении, и наш король Ричард, прочитав хронику, тоже обзавелся секирой, одним ударом которой можно отрубить голову коню. Секира прорубает любые доспехи! Секира благодаря своему балансу позволяет наносить страшные, сокрушительные удары! От неё нужно либо уворачиваться, либо подставлять щит. Уилл, давай!
Скарлет улыбнулся и всё с той же доброй, застенчивой улыбкой домашнего мальчика сплеча рубанул «Сарацина» по башке. Брр… впечатляет.
- Отлично, Уилл! А теперь ты, Арчер. Бери лук, стреляй.
- Куда? – растерялся младшенький.
- В меня! Только помедленнее, чем обычно.
- Но… как это? – беспомощно и чуть ли не испуганно переспросил сводный братец.
- Тебе показать как? Разучился? – рявкнул я.
- Смелее, - еще шире заулыбался Скарлет. – Робин знает, что делает.
Надувшийся Арчер взялся за лук – я не глядя отбил стрелу мечом. Та же участь постигла вторую и третью, а от четвертой я попросту увернулся, после чего кабаньи глазки Арчера сделались большими, как у Гая. Потом он с тем же успехом метал в меня ножи, а расслабившиеся зрители бурно аплодировали «английскому самоубийце». Выглядит это и впрямь зрелищно, а достигается элементарно: берешь палку и просишь товарища кидать в тебя детский тряпичный или кожаный мячик. Сначала - в голову, отвыкая моргать, отшатываться и дергаться, потом – в корпус…
- В общем, ребята, на каждую кастрюльку есть своя крышечка! Главное, чтобы одно к другому подошло по размеру!
Всё, хватит с них на сегодня. Значит, так: завтра пошлю в Локсли Джона, пусть поучит парней орудовать дубинкой, у него это здорово получается. Послезавтра – Уилла, он поднатаскает их с топором. Потом – Мача, с мечом и щитом он неплох. С Гаем разок Джак посидит, Арчера с Кейт (кто сказал, что я интриган и сводник?!) отправлю в Клан, а мы с Уиллом организуем народное ополчение в Неттлстоуне. Жалко, фриара нет, у него к крестьянам подход, а меня они пару раз привечали вилами…
Мы отправились в усадьбу мыться и приводить себя в порядок – все, кроме Кейт, которая побежала проведать мать и сестренок. Мне было неприятно находиться в усадьбе Локсли – это место больше не было моим домом. Мелькнула дикая мысль - спалить её, что ли? Шучу, я же не принц Джон, лучше отдам под лазарет или школу…
До лагеря мы добрались уже затемно. Остальная компания была в сборе: Джак что-то помешивала на сковородке (эй, оно не взорвется?!), мрачный набычившийся Джон (это признак смущения и раскаяния, если кто не знает) поворачивал на вертеле оленя, отстраненный от кухни Мач с видом неоцененной добродетели пришивал к моему шапу* полуоторванный капюшон. Эх, хорошо-то как… Я почувствовал затылком пристальный взгляд, обернулся и увидел Гая. Бледный как снятое молоко, он подпирал спиной дверь в деревянный схрон, куда мы с ребятами перебирались на зиму. Придурок! Вот чего он стоит, - у нас сесть не на что, что ли?
- Мач, позаботься о лошадях, пожалуйста. А плащ оставь, там уже латать – не за что хватать!
- Все в порядке, Робин? – подняла голову Джак.
- Мы сегодня втроем перебили отряд наемников, посланный принцем Джоном в погоню за королевой, - сообщил я, расстегивая портупею. – Конечно, все в порядке!
- Весело живем! – подтвердил младшенький, встряхиваясь, как большой невоспитанный пес. – Робин, а ты нам расскажешь про короля Стефана? Ну, того, про которого этот, мать его, Ховден хронику написал?
- Могу, в принципе. А тебе зачем?
- Ну… просто интересно.
Остальные тоже поставили уши топориками, похоже, мне не отвертеться. Просветительские, философские, душеспасительные, воспитательные и прочие беседы традиционно провожу я, обнять и пожалеееть – тоже по моей части, а теперь и сказку на ночь ждут от меня? Да что я им, Шахерезада, что ли?!
- Ладно, будут вам дозволенные речи. Только поесть-то дайте, или меня уже сняли с довольствия?

[kate-kapella]

***

- Как вы, наверно, знаете, у Вильгельма Бастарда было трое сыновей – Роберт Коротконогий, Вильгельм Рыжий и Генрих Грамотей. Вильгельма Рыжего застрелили из засады на охоте, и тогда Генрих сразился со своим старшим братом Робертом, пленил его и до самой смерти держал в заточении в замке Кардифф. Так Генрих стал королем Англии. У него было двое детей – сын Вильгельм и дочь Матильда, которую он выдал замуж за императора Священной Римской империи. Принц Вильгельм погиб во время кораблекрушения, когда корабль «Бланш Неф» затонул при отплытии из Барфлёра. Единственной наследницей осталась Матильда – впоследствии она овдовела и вышла вторым браком за Жоффруа Анжуйского, но до конца дней требовала, чтобы её титуловали императрицей. Король Генрих созвал своих вассалов и заставил их поклясться в верности Матильде как будущей английской королеве …
- Ого! Значит, Англией должна была править женщина? – нехорошо оживилась Кейт.
- Так оно и было бы, но у Бастарда, кроме сыновей, имелась дочь по имени Адель, которая вышла замуж за Стефана, графа Блуа, - одного из пэров Франции и героя Первого Крестового похода. Адель была необычной женщиной – мудрой, деятельной, очень образованной, покровительницей искусств…
- Как королева Элеонора? – предположила Джак.
- Да, наверное. Но речь не о ней, а о её старшем сыне Стефане, который был родным племянником английского короля. Стефан тоже, как и все английские бароны, поклялся служить Матильде, но после смерти короля Генриха в 1135 г от Рождества Христова нарушил клятву и захватил трон. Его поддержала церковь, поскольку епископом Винчестерским в ту пору был его родной брат Генрих.
- Должно быть, церковникам не очень понравилось, что женщина сядет на трон! – презрительно фыркнула Кейт.
- И это тоже, - миролюбиво поддакнул я. (С ней иначе нельзя – устроит скандал на ровном месте, а нам всем так хорошо...) – Но сыграла свою роль и репутация Стефана как великого воина. Он еще в юности прославился своими подвигами, сражаясь в Нормандии на стороне своего дяди Генриха против французского короля Людовика Шестого. К тому же Матильда отличалась безрассудством, высокомерием и жестокостью, а Стефан, напротив, был истинным рыцарем, великодушным и благородным.
- А что это за битва при Линкольне? – подал голос Арчер. – С кем он сражался – неужели с Матильдой?
- Да, именно с ней. Матильда, при всех своих недостатках, была решительна и смела, как львица. Она не смирилась с тем, что кузен похитил её корону, и в Англии вспыхнула многолетняя гражданская война… Стефан был благородным человеком и великим воином, но недальновидным королем. Много раз он наносил императрице поражения, однажды захватил её в плен – и вернул ей свободу без всяких условий вместо того, чтобы принудить к миру! И знаете, как она ему отплатила?
- Убийц подослала, наверное? – предположил Мач с присущим ему оптимизмом.
- Нет, до этого не дошло. Они же как-никак были кузенами, росли вместе… Но когда в 1141 г от Рождества Христова Стефан потерпел поражение в битве при Линкольне и тяжелораненным был взят в плен, Матильда заковала его в цепи. Думаю, она хотела его смерти, но вмешался её сводный брат и полководец – граф Роберт Глостерский. Он был единственным человеком, с которым Матильда хоть как-то считалась, поскольку он командовал её армией. Он помешал ей убить Стефана.
- А почему король потерпел поражение, если он был такой великий воин? – Дотошная все-таки эта Джак!
- И лучшего воина можно задавить числом, застать врасплох или заманить в ловушку, - вздохнул я, невольно вспомнив о своем короле. – Стефану изменил Ранульф Честерский, Матильда его перекупила. К тому же Стефан – рыцарь во всем! – добровольно оставил превосходную позицию на холме, спустившись в болотистую низину.
- Зачем?! – поперхнулся сидевший рядом Скарлет.
- Чтобы не запятнать себя нечестной победой, - я с усмешкой пожал плечами, сам не зная, как относиться к этому самоубийственному великодушию. – К тому же Матильду поддержали валлийцы, а Стефана предали фламандские наемники. Боевой конь Стефана пал, пронзенный арбалетными болтами. Король дрался как лев, его меч сломался после града богатырских ударов, тогда-то он и взялся за секиру.
- И что с ним случилось? – заинтересовался Арчер. – Он так и умер в плену, как Роберт?
- Нет, - снисходительно успокоил его Гай, - Стефан вернулся на трон и правил вплоть до своей смерти в 1154 году. Ты бы хоть книжки иногда читал, что ли!
- А я неграмотный!
- Не мешайте! – зашикали на них остальные, а я продолжил:
- Жену Стефана по странному совпадению тоже звали Матильда. После того, как король оказался в плену, многие отвернулись от него, решив, что все кончено. Но королева Матильда возглавила армию, разбила войска императрицы и взяла в плен самого Роберта Глостерского. Матильде пришлось обменять Стефана на Роберта, в противном случае её бы осудили и покинули все её сторонники. Отважная королева не только вернула свободу и, возможно, спасла жизнь Стефану, но и отстояла его трон. Разбитая на голову императрица так и не смогла короноваться и с позором бежала из Лондона!
- А как случилось, что наш король Ричард – внук Матильды? – спросил Уилл.
- У Стефана был единственный сын по имени Юстас, и он погиб. После этого Стефан и Матильда по настоянию своих вассалов, уставших от войны, заключили мир. По его условиям императрица отказалась от прав на престол, а король взамен назначил её сына своим наследником.
Наступила та особая сосредоточенная тишина, которая возникает, когда несколько человек размышляют об одном и том же. О верности и предательстве, доблести и жестокости, коварстве и благородстве… В этой тишине их мысли словно смешиваются, и говорить незачем – всё понятно и так.
- Робин, а Стефан похож на короля Ричарда? – Что я говорил по поводу стаи дятлов?
- Мач, я не был знаком с королем Стефаном. Но думаю, что похож.
- Робин, откуда ты столько знаешь? – Надо же, младшенький впечатлен!
Я пожал плечами. Никогда не считал себя кладезем учености (смешно сравнивать с той же Джак), к тому же мое образование прервала война.
- Робин по рождению – лорд и пэр Англии, - вместо меня ответил Гай. – Его готовили для этой роли.
- Да, и почему тогда он здесь?
- Потому, Арчи, что я осознаю обязанности, вытекающие из моего происхождения.

[kate-kapella]

***

Я сидел на поваленной бурей сухой лесине и смотрел на звезды. Если долго смотреть, начинает казаться, что они тихо-тихо шелестят, словно шепчутся между собой. А иногда – звенят, как хрустальные колокольчики. А потом запрокинутая голова начинает кружиться, и звезды кружатся вместе с ней… В Шервуде много уголков, куда я прихожу, если хочу побыть в одиночестве. У меня тоже есть мысли и чувства, которые я не поверяю другим. Здесь, например, я обычно отдыхаю, а в другом месте ору во всю глотку: «Ааааа! За…и ВСЕ!!!» и другие слова, недостойные слегка одичавшего, но все-таки графа. Что характерно, помогает.
- Джак, бесполезно прятаться от меня в моем лесу! Я знаю, что ты здесь. Выходи.
- Не помешаю?
- Ты – нет. – Вот почему умные девушки достаются другим, а меня осаждают истерички и дуры? Тут поверишь в рок, фатум, магометанскую судьбу, - как бишь она называется? Кысмет?
Сарацинка уселась рядом со мной. Ей наверняка было холодно. Я расстегнул пряжку плаща и укрыл им девушку.
- Ты это делаешь не задумываясь, верно?
- Делаю что? – растерялся я. Меня нелегко поставить в тупик, но Джак это иногда удается.
- Заботишься о других. Я наблюдала за тобой – ты помогаешь и отдаешь так же легко, как другие берут и просят.
- Незачем за мной наблюдать. Нашла малоизученное явление природы. Твой муж о нас ничего ненужного не подумает?
- Подумает ненужное – уволю из мужей, - беззаботно отмахнулась свободолюбивая женщина Востока. - Уилл не глупец, он уважает меня. И знает, что ты – выше любых подозрений.
- Алана жаль, - вздохнула она после паузы.
- И мне жаль… - Вслух я вспоминал о нем редко, но это не значит, что я забыл. Не забыл и не забуду. Как всех, кого я потерял. Как всех, кому я остался должен, кого подвел, кого не сумел спасти…
- Когда умерла мама, мне было всего пять лет. Я не понимал, как она могла оставить меня одного, уйти навсегда? И тогда папа сказал, что после смерти мы становимся звездами, чтобы светить друзьям и любимым, которых оставили на земле…
- Твой отец был хорошим человеком, - грустно улыбнулась Джак. – Может быть, Алан сейчас смотрит на нас с небес?
- Может быть… «Звезды мрака ночного – живые они или нет? Может быть, и разумны, и чувствуют собственный свет? Говорят – воздаяние ждет за могилой людей, говорят и другое: мы сгинем, как злаки полей…»
- «Я же вам говорю: совершайте благие дела, не бегите добра, сторонитесь неправды и зла! Мне воочию видно: пред тем, как начать переход, покаянные слезы душа истомленная льет…» - подхватила девушка. Гортанная арабская речь диковато звучала посреди английского леса.
- «Наши души заржавели в наших телах, как мечи, но вернется их блеск, столь же яркий, как звезды в ночи!» Я еще не забыл арабский?
- Говоришь не совсем чисто, но правильно, - ответила Джак с присущей ей прямотой. – Не ожидала встретить франка*, цитирующего великого аль-Маари. Это мой любимый поэт!
- Мне он тоже нравится. А теперь давай помолчим, - попросил я. – Просто смотри.
Во ведь странно – с женщинами, которых любил, я никогда не смотрел на звезды. С Мэриан нам вечно не хватало времени, а Изабелла… она была слишком земной. Сидеть бок о бок, деля на двоих один плащ, - это было так здорово, что я пожалел об отсутствии у меня сестры. Потом вспомнил Гая с Изабеллой, облился холодным потом и передумал.
- Ты спрашивал, почему мы вернулись, - после долгого молчания заговорила Джак. – Мы вернулись к тебе, Робин. Знаешь, в чем твоя сила? Ты возвращаешь людям самих себя. Ты как будто открываешь в них то, чего они сами о себе не знали. Джон до встречи с тобой был обыкновенным громилой, Алан – мелким жуликом, Мач по натуре – нытик и трус…
- Они не такие, Джак.
- Потому что ты их сделал другими. Твой брат тоже стал другим.
- Арчер? Он просто не привык думать ни о ком, кроме себя, потому что о нем тоже никто никогда не думал. Но он быстро учится.
- Гизборн тоже.
- В том, что Гай стал таким, есть и моя вина. Я не должен был о нем забывать.
- Ты был ребенком!
- Я был лордом, Джак. Защитником своих людей.
- Сказать тебе, о чем я думаю? – улыбнулась сарацинка. – Пройдут десятки, может быть, сотни лет… Забудутся битвы, деяния королей… Забудется многое, но не твое имя.
- Не сходи с ума, Джак. Только не ты. Я этого не переживу!
…Гай листал книгу, которую я позаимствовал у Тука. Он скосил на меня глаза:
- Свидание было успешным?
- А ты ревнуешь или завидуешь? – Я кинул в него подушку. – У меня все свидания успешные, других я не признаю! А кстати, почему ты не спишь? Опять вылил снотворное, бессовестное лицо?
- Ну вылил… Мне не настолько больно, чтобы нельзя было терпеть, и надоело все время спать. Мне есть о чем подумать, Робин.
- Думай, - разрешил я, - но, раз ты больше не нуждаешься в лекарствах, значит, пора тебя приставить к работе!
- Ыыы?! – По-моему, перед внутренним взором Гая промелькнули уборка территории и рубка дров.
- Будем испытывать трофейные мечи. Какие годятся, а какие – лучше сразу о колено. Поможешь?
- Попробую, - отдышался этот умник. - Я же не оружейник, каких-то тонкостей могу и не знать…
- Ничего, я подскажу, если понадобится. Мечей целая телега, а я один. Не дотемна же мне с ними …ся?
- Так ты завтра никуда не едешь?
- Надеюсь, что нет, - сонно пробормотал я, падая в койку со смутной мыслью о неснятых сапогах. Спаааать…

[kate-kapella]

***

Люблю я палаток белеющий ряд,
Там копья и шлемы на солнце горят,
Разносится ржанье коней,
Сердца крестоносцев под тяжестью лат
Без устали бьются и гневом горят!
Люблю, как вассалы, отваги полны,
Сойдутся друг с другом в упор!
И шлемы разбиты, мечи их красны,
И мчится на вольный простор
Табун одичалых коней!
Героем умрет – кто героем зачат!
О, как веселится мой дух и мой взгляд!*
Я не пьян! Просто выспался впервые за последнюю неделю. И впервые за последний месяц с утра пораньше у меня не запланировано совершение подвигов. В общем, настроение хорошее, вот и пою.
- Мач, только не вздумай подпевать! – Голос у моего верного оруженосца на редкость противный, король Ричард как-то заметил, что в жизни не слыхал подобного ослиного рёва.
Сопя от обиды, Мач приволок и брякнул передо мной вязанку мечей. Именно вязанку - их там было штук пятьдесят, не меньше. В лагере нас было трое – Гай, Мач и я. Вдвоем мы точно до обеда провозимся. Почему вдвоем? А потому, что если Мача тоже припахать, - обеда не будет!
Как испытывают мечи? Рубят сухое дерево и смотрят, не расхлябалась ли рукоять. Кладут плашмя на голову и резко пригибают к ушам – если закалка слаба, клинок выпрямляется не сразу. Бьют плашмя по гладко оструганной доске – недостаточно вязкий металл при этом разлетается вдребезги. А еще…
- Ты умеешь на звук определять однородность металла?
- Вообще-то нет.
- Это несложно, - я наугад выбрал меч и щелкнул по нему ногтем. – Звон должен быть чистым, высоким. А этот дребезжит – значит, там раковина. Вот, послушай этот меч. А теперь – сравни с моим!
Я достал из ножен свой меч и подал Гаю рукоятью вперед. Он попробовал ухоженный клинок ногтем, послушал, кивнул… кажется, дошло.
- Теперь смотри: если поднести его ко рту, на клинке появится облачко от дыхания, видишь?
- Ну, это все знают.
- Конечно. Но штука в том, что это облачко должно уменьшаться в размерах, сохраняя правильную форму. Важно не то, как долго оно продержится, а именно равномерность.
- И что мы таким образом проверяем?
- То же самое – плотность и однородность металла. Если след от дыхания исчезает неравномерно, значит, внутри пустоты, раковины и пережоги. Такой клинок, во-первых, легко ломается, во-вторых, перекалённый металл образует осколки с острыми краями. Подобное оружие опасно только для своего хозяина.
- Слушай, откуда ты столько знаешь? – Они с Арчером поют с одного голоса!
- Я отпахал пять лет войны. - Как же я устал растолковывать очевидные вещи! – Страшной войны, в сравнении с которой то, чем мы занимаемся здесь, - детские игрушки. Я научился выживать и побеждать на этой войне. Поэтому я не пренебрегаю ничем, от чего зависят поражение или победа.
Гай спрятал глаза под своими коровьими ресницами, будто затаившись. С ним это часто бывает. Точно такое же лицо у него было, когда мои ребята прощались друг с другом в тот день, едва не ставший последним для нас обоих. Иногда он наблюдает за мной, думая, что я этого не вижу. Зря он так думает. Причина та же – я воевал, он – нет. Человек, который выжил на настоящей большой войне, волей-неволей приобретает глаза на затылке, но это так, к слову. Смешное у него при этом выражение, что-то вроде: «Ты на самом деле такой или притворяешься? Но с какой целью?» Короче, если я внезапно (для него) оборачиваюсь, он моментально прячется в невидимую скорлупу. Без скорлупы я его видел всего раза три: когда шериф предлагал мне выдать его и разойтись без драки, когда он думал, что умирает, и когда я тащил его в лес. Сейчас он хотя бы не делает вид, что он здесь проездом. «Враг моего врага», ха-ха! Я понимал, что он лжет, и он знал, что я понимаю. Чудной он все-таки. Не моргнув глазом признаётся в убийстве, зато любовь и благодарность скрывает, как преступление. Проявляет жалость и доброту – и стыдится их, как чего-то глубоко неприличного. Не понимает, что для ненависти не требуются сила и храбрость – они нужны, чтобы любить и доверять! Любовь – самый многотрудный подвиг из всех возможных: тебя ведь могут оттолкнуть, бросить, предать. Любовь делает беззащитными и уязвимыми самых гордых и сильных. Но только она придает жизни красоту и смысл.
- Эй, ты где? О чем думаешь? – Я слегка подтолкнул его локтем.
- Так… Думаю, вот если бы людей можно было так же проверять…
- Башкой об пень, что ли? – расхохотался я. Он обалдело уставился на меня, потом неуверенно улыбнулся. Слава те Господи, хоть улыбаться начал как человек!
- Короче, смотри: мечи с зазубринами сразу откладывай в сторону! – В местах зарубок клинки неожиданно ломаются, поэтому каждую зазубрину нужно сразу же обрабатывать напильником. Ничего не попишешь: незарубающиеся клинки слишком тяжелые, быстро утомляют руку.
- А если рукоять без оплетки?
- Такие тоже. Молодец, у меня это из головы вон. – Рукоять без кожаной оплетки «щучкой» выскальзывает из руки. Конечно, некоторые привязывают её к запястью петлей, но это уже per aspera ad astra*… Зачем решать проблему, если можно её не создавать?
Я взялся за дело. Посвист моих молодецких ударов и хруст разрубаемого дерева заставляли Мача досадливо морщиться – он хлопотал на кухне, то есть священнодействовал, а я создавал нервную обстановку. Ладно, потерпит… Я же терплю, когда он хнычет или требует подробного отчета о том, как конкретно он мне дорог!
Плохих клинков было неожиданно мало, зато хорошие были в ужасном состоянии. Зазубрины, пятна ржавчины, зарубки на рукояти… Кто не уважает и не бережет свое оружие, тот недостоин его носить. Ну кто же подставляет крестовину под удар? Пальцы лишние, что ли? А главное, хвостовик клинка – штука тонкая и хрупкая, сломается же запросто, и много вы навоюете с одной рукоятью?
Гай, в общем, справлялся со своей частью работы, хотя было заметно, с каким трудом он одолевает слабость и головокружение. Пару раз я открывал рот, чтобы сказать: «Отдохни, хватит!», но так и не сказал. Судя по лицу, упрямец был близок к обмороку. Надо устроить перерыв, тогда и он переведет дух. Не успел я подумать об этом, как взгляд его вдруг «поплыл», меч выскользнул из раскрытой ладони, и он упал мне на руки.
- Мач, принеси воды, быстро!
- Зачем? – флегматично поинтересовался оруженосец, стоя ко мне спиной и помешивая суп.
- Утопиться хочу!! Достал ты меня!
Мач принес-таки воду в кружке и флягу с вином – тем самым, из запасов хаттерсейджского каноника. Вина там убыло меньше чем на треть. Я смочил водой лоб и виски Гая, и он открыл глаза.
- Выпей это! – я поднес ему флягу.
- Зачем? Я в порядке…
- Не умничай! – разозлился я. – Полведра кровищи вытекло, тявкаешь мне еще! Хочешь, чтобы я зажал тебе нос?
- Не хочу. – Он все-таки отпил немного. – Помоги мне встать.
- По-моему, тебе лучше лечь.
- Да говорю же, я в порядке! Сил только что-то нет.
Бздынн!!!
- Мааач!!! Гости у нас!
- Слышууу! – ответный вопль слился с удаляющимся топотом.
Я отволок Гая в нашу ээ… кладовку? чуланчик? (Ну точно не спальню! Спальням графьев полагается быть помпезными!) и таки заставил лечь. Тут появился Мач с гостем, который оказался ни кем иным, как сэром Джоном из Йорка! Боже, как тесен мир…
- Рад тебя видеть! Как Беатрис?
- На Троицын день родила дочку и с тех пор, по-моему, еще похорошела. Девочку назвали Мэриан – как юную леди, с которой ты так мило беседовал. Беатрис загадала: будет сын – назовем в твою честь, дочка – в честь твоей дамы сердца! Кстати, как она?
- Неплохо, я полагаю. Она в раю.
- Как?! – отшатнулся Джон. – Умерла?...
- Убита, мой друг. Погибла, защищая своего короля. – Я не хотел, нет – я просто не мог говорить о Мэриан. Слава Богу, Джон это понял и прекратил расспросы.
- Вот о короле, а также о его брате я и хотел с тобой поговорить, - начал он, когда мы сели за стол и налили по кружке. Не кагор, всего лишь яблочный сидр, но все-таки…
- И что не так с королевским братом? Не считая того, что он чокнутый придурок? – устало спросил я.
- Этот придурок додумался до весьма неглупой идеи, - пожал плечами Джон. – Хотя, может, ему подсказали… Словом, в Михайлов день* близ Йорка состоится турнир, на котором наш дорогой принц устроит своим сторонникам нечто вроде смотра. Шериф Йорка – его креатура, местные бароны так же держит его руку. Я решил, что тебе следует об этом знать, и вот я здесь.
- Ты правильно поступил, Джон. Кроме тебя, много ли в Йоркшире дворян, верных законному королю?
- Немало, Робин, но в основном это нетитулованные бедные рыцари. Те, кому есть что терять, поддерживают принца или выжидают.
- Они дождутся, - сплюнул я. – Наши, местные, уже дождались!
- Что ты задумал? О, нет! – воскликнул Мач.
- О, да! – ответил я и, не удержавшись, показал ему язык. Джон, непривычный к моим выходкам, слегка окосел…

[kate-kapella]

***

- Турнир? – Уилл Скарлет поднял красивые, будто углём прорисованные брови. – Очередная попытка завоевать популярность?
Умница Скарлет, как же я его люблю!
- Да, но не только. Еще и демонстрация силы, - заметила Джак. А её я люблю еще больше!
- На турнир съедутся Черные рыцари, - начал Тук (он имеет привычку рассуждать вслух). – Люди увидят их и подумают, что дело короля проиграно.
- Этого нельзя допустить! – воинственно тявкнула Кейт.
- Мы не допустим этого, правда, Робин? – Малышу Джону, как обычно, не терпится перейти от слов к делу.
- Конечно, нет! Мы примем участие в турнире и унизим принца в лице его сторонников.
- Это самоубийство! – Мач в очередной раз попытался воззвать к здравому смыслу, отроду не ночевавшему в моей голове.
- Нет, Мач. Это поступок, - возразил ему Гай. Одно из двух: или безумие – наша фамильная черта, или оно заразно, вопреки мнению врачей!
- Кто это мы? – насторожился Арчер. По-моему, перспектива поездки в Йорк его совсем не радует. Интересно, в чем дело – в виселице, которой он чудом избежал, или в перезрелой красотке Гвинет?
- Я еще не решил, Арчи. Мне нужно подумать.
- Я еду с тобой! – Мач насупился, сделавшись похожим на смелого и воинственного… хомячка.
- Как же я без тебя? – улыбнулся я, и оруженосец просиял. К Мачу я отношусь как к ребенку-нытику, которого любишь, но иногда не можешь удержаться от затрещины.
- А я? – ревниво спросил Гай. Господи, начинается…
- Да ты даже в седло сесть не можешь – швы разойдутся! – возмутилась Джак. – Твоя забота – употреблять Матильдины микстуры внутрь, а мои бальзамы - наружно, подопытный ты наш!
- До Михайлова дня больше месяца, я буду в порядке!
- Вот когда будешь в порядке, тогда и поговорим, - отрезал я. – И прекратите спорить, я же сказал – мне нужно подумать!
Подумать действительно было о чем. Кого взять с собой, а кого оставить, да чтобы те и другие не передрались между собой, а оставшиеся в мое отсутствие не наломали дров? Мача я, конечно, возьму – его попробуй не взять! Малыша Джона оставлю – здесь от него больше пользы, да и не любит он покидать обжитые места. Джак возьму обязательно: нас и наших лошадей могут ранить, помять в общей свалке-мэлэ*, как же без врача? Кейт не возьму ни за что!!! Во-первых, кто-то должен возглавлять отряд самообороны, во-вторых, какого лешего она будет делать в моей свите?! Оруженосец у меня уже есть, а прачек и кухарок благородные рыцари за собой не таскают. Хоть бы Тук поскорее вернулся из Лондона! Оставлю его за себя, а Скарлета заберу в Йорк. Иначе моим полномочным заместителем придется назначить Уилла, а я без него как без рук…
- Робин?
- А?!
- Я хочу в этом участвовать. К Михайлову дню я буду в форме, обещаю.
- Очень хорошо, я на тебя рассчитываю.
- А Арчера ты берешь?
- А ты сам как думаешь?
- Гм… Я бы не оставлял его без присмотра.
- По-моему, он не горит желанием ехать в Йорк.
- Если прикажешь, он поедет.
- Там нам будет некогда за ним присматривать. Если Тук возвратится до нашего отъезда, Арчера я оставлю здесь, а нет – пусть едет с нами. Если ему шлея под хвост попадет, Уилл с ним не справится.
- Уилла ты оставляешь вместо себя?
- Лучше бы Тука. Вернется Тук – значит, Скарлет едет, Арчер остается. Нет – поступаем наоборот.
- А кто поедет при любом раскладе?
- Я, ты, Мач и Джак.
- Нужны доспехи, - заметил Гай.
- Есть трофейные, в Локсли отличный кузнец, он их подлатает. Скарлет проследит за этим. Что ты на меня так смотришь?
- А у тебя глаз горит и ноздри раздуваются. Были бы копыта – ты бы рыл ими землю.
- Да, я такой. Люблю приключения. А это обещает быть великолепным!

[kate-kapella]

***

Даааа… Давненько не надевал я доспехов – еще со службы у короля Ричарда. Успел основательно подзабыть, как это тяжело, противно и неудобно. Стеганый гамбезон, набитый путанкой из конского волоса, вороненая кольчуга двойного плетения, шлем-шишак с кольчужным капюшоном (на ватном подшлемнике, мама родная!). А я, дурак, еще не верил Туку, когда тот рассказывал, что человек на восемь десятых состоит из воды!
Хотя чего это я разнылся? Совсем избаловала меня вольная жизнь. В возрасте Арчера, готовясь к посвящению в рыцари*, я бегал, плавал и даже танцевал в доспехах – и ничего! Опять-таки, как я уже говорил, на всякую кастрюльку есть своя крышечка. Кольчугу нужно очень туго подпоясывать – это уменьшает нагрузку на спину и плечи, а если поверх неё надеть льняную котт-д-арм*, железное кружево не будет раскаляться от солнца. На шлем с той же целью наматывают кеффе – белое… собственно говоря – полотенце. Здесь, в Англии, этот обычай еще не привился, поэтому по намету на шлеме легко узнать крестоносца. Озадачу девиц, пусть сошьют мне кеффе и верхнюю тунику с крестом. Надо бы еще homme le guerre* придумать, что ли…
День за днем проходил в изнурительных многочасовых тренировках. На поляне Рыцарей Уилл Скарлет установил вращающегося «Сарацина», и я с упорством мученика идеи атаковал его, меняя Принца на Забияку, а меч на лэнс*, от которого тоже порядком отвык. Манекен имел противовес – полупудовый мешок с песком, который при промахе вышибал всадника из седла. То-то повеселились ребята, когда в первые дни я летел вверх тормашками два раза из трех!... Потом тело вспомнило былую науку, и теперь гордый Мач не успевал подавать мне новые копья взамен изломанных и переседлывать лошадей.
С лошадьми, кстати, тоже хватало мороки. Поскольку Джак еще не разрешала Гаю садиться в седло, я тренировал обоих наших коней, припахав к этому делу ополченцев из Локсли – заодно и сами поучатся уворачиваться от копыт, кованных на шипастые боевые подковы!... Дела у парней, между прочим, шли на лад. Конечно, мечи – пока учебные, деревянные - они еще держали как мётлы, зато с секирами и дубинками управлялись неплохо, и из длинного лука по мишени не промахивался ни один. До меня или Арчера им по-прежнему было как до Луны, но для эффективной боевой стрельбы их навыки вполне годились: вражеские солдаты далеко не ивовые прутики. Всё же привычка к оружию меняет человека, помогает ему выпрямиться и подтянуться, в том числе и духовно!... Мои арендаторы больше ничем не напоминали забитых, сломленных морально людей, которых заботит лишь собственное выживание: теперь это были гордые, уверенные в себе мужчины, настоящие английские йомены. Дать им толкового командира – того же Тука или хоть Скарлета, - и Локсли голыми руками не возьмешь. Неттлстоун и Клан тоже надежно защищены, мы с ребятами хорошо потрудились, так что в Йорк я поеду с легким сердцем, оставив дела в порядке.
Что требуется от рыцарского дестриера*? Он должен быть резвым и поворотливым, уметь осаживать, резко останавливаться, с места подниматься в галоп, делать левады, курбеты и каприоли*. В схватке дестриер кусает и валит грудью вражеских коней, давит пеших врагов, вид оружия его не страшит, а приводит в ярость. С Принцем мне в этом смысле повезло - он был злобным и норовистым от природы, а вот Забияка, вопреки кличке, оказался несколько туповатым. Парни сломали о его сытые бока не один дрын – всё это под громкие обиженные вопли Гая, который решил, что его повторно лишают любимой лошади. Когда Забияку спер Арчер, Гай с этим кое-как смирился – брат все-таки! – но смотреть, как несчастного коня крестьяне забивают дубьем, ему было невмоготу.
- Это не конь, это дрова! – орал я в ответ. – На дровах на турниры не ездят! Или я выучу его как следует, или забирай своё сокровище и оставайся с ним дома!
После месяца упорных тренировок Забияка выдал-таки первый приличный каприоль. Помощники с заранее отрепетированными паническими воплями брызнули врассыпную, и воодушевлённый жеребец погнался за ними, кровожадно хрюкая. В тот день произошло еще одно долгожданное и радостное событие – вернулся Тук.

[kate-kapella]

***
Внушительную фигуру фриара я заметил издали и, бросив Мачу копье, поскакал навстречу. Я был рад его видеть. Осадив Принца, я спешился, и мы обнялись. Меня считают сентиментальным, но я рано лишился родителей и слишком хорошо знаю, каково это – когда тебя некому обнять. Мы с моими ребятами каждый день рискуем жизнью, и, по-моему, грешно жалеть любви для тех, кого можешь потерять. Тук выглядел довольным.
- А знаешь, кого я тебе привез?
- Надеюсь не кота в мешке, - пошутил я. – И не какую-нибудь фрейлину королевы, которая наслушалась дерри-даун* о моих приключениях и жаждет стать наградой герою!
- Имя Гираута Борнеля* тебе о чем-нибудь говорит?
- Эн* Гираут здесь?! Откуда? – Лиможский клирик Гираут Борнель, «Глава трубадуров», был с королем Ричардом при Аккре. Из Святой Земли он отплыл в Испанию, ко двору Альфонса Арагонского. Где Испания, и где Ноттингемшир?
- Я встретил его на обратном пути из Лондона, - пояснил монах, широко шагая и делая отмашку на солдатский манер. Я едва за ним поспевал. – Точнее, выручил. Бедняга продулся в кости, и хозяин гостиницы удерживал его насильно, потому что ему нечем было заплатить.*
- Надеюсь, ты заплатил за него?
- Гм… в каком-то смысле. Я наставил хозяина на путь христианского милосердия и гостеприимства. – Манера Тука наставлять несколько брутальна, хотя в убедительности ей не откажешь - однажды он хуком справа «упокоил с миром» меня самого!
- Гостиницы больше нет?
- Не делай из меня вандала! Она просто требует ремонта!
- Капитального?
- Ну разумеется!
- А как королева?
- Хорошо. Хотя, видимо, не так хорошо, как до моего отъезда.
- Аххахаха!!! – я толкнул его плечом и чуть не взвыл: такое ощущение, что со всей дури врезался в каменную кладку. Стесняюсь спросить – как конкретно он умерщвляет грешную плоть, что эта самая плоть вздувается стальными буграми, как у хорошо кормленного племенного быка? Во всяком случае, постом он себя в дороге точно не изнурял. Сколько нужно жрать, чтобы поддерживать такие кондиции? Я же его не прокормлю!
- Я уже был в Локсли, - продолжал Тук, - что ты сделал с крестьянами? Их невозможно узнать!
- Зажарил и съел, - отмахнулся я: неохота было пускаться в длинные путаные объяснения. Да Тук и сам знает – ничто так не унижает человека, как беспомощность, и ничто его так не возвышает, как способность постоять за себя и свою семью. Мысли о родине, свободе и справедливости приходят потом, для начала хотя бы это!
- Как Гизборн? И как ваш брат?
- Арчер - нормально, не пропускает ни одной юбки. Гай - тоже неплохо, похож на ручку от метлы, но швы уже сняли, выкарабкивается.
- Вот так промысл Божий обращает к добрым последствиям даже дурные поступки, - изрек монах. – Грех, который совершили ваши родители, сделал вас братьями и помог переступить вражду!
- Угу, - меланхолично подпел я. – Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься…
- Эй, ты на что намекаешь?
- Я тебе не «эй», а граф Хантингтон. И не намекаю, а прямо говорю: епитимья тебе обеспечена!
- А ты не епископ! – Фриар попытался «благословить» меня как в день нашего знакомства, но во второй раз со мной такие штуки не проходят. Я увернулся и ткнул его кулаком (кулак бы тоже ушиб, не будь на нем кожаной, обшитой кольчужными звеньями боевой рукавицы).
- Зато из тебя со временем получится образцовый епископ Церкви Воинствующей. Вроде Турпена*!
- Аминь. Я за это выпью! – подобрел фриар. Всегда подозревал, что он человек с амбициями!
- А я бы уже съел что-нибудь! – встрял подбежавший Мач. Тук чуть не лишил меня оруженосца, хлопнув его по плечу. Видимо, тоже соскучился.
Сейчас вернемся в лагерь – впервые за долгое время вся моя команда в сборе. Господи, хорошо-то как! Кейт на радостях покроет меня поцелуями, как горшок глазурью… Мамаа! Не хочуу!!!
- Тук, а где ты оставил Гираута?
- В усадьбе Локсли, а что?
- Съезжу повидаюсь с ним! Вернусь к вечеру! – я вскочил на Принца и дал ему шенкеля прежде, чем Тук успел удивиться, а Мач – начать канючить. У меня гость, и я, как вежливый хозяин, просто обязан его почтить!

[kate-kapella]

*************************************************************************************************************
А вот сегодня я пьян! А чё, имею право! Я, этта… целый месяц тре-ни-ро-вал-ся, ддаа! Зато теперь одной левой всех победю… жу? жду?! Короче, отмутузю!
Нечего и пытаться перепить трубадура, а если он носит рясу – тогда тем более! Мы выпили за встречу, за короля Ричарда, за королеву-мать, за Англию, за рыцарство, за поэзию, за прекрасных дам, за Святую Церковь, за… какая, в сущности, разница – за что? Щаззз спою!!!
Увы! Любовь, зачем ты мне велела
В последний раз переступить порог
Прекраснейшей, которая умела
Так много лет держать меня у ног!
Но вот настал разлуки нашей срок…
Что говорю? Уходит только тело,
Его призвал к себе на службу Бог,
А сердце ей принадлежит всецело.
Скорбя о ней душой осиротелой,
В Святую Землю еду на Восток,
Не то Спаситель горшему уделу
Предаст того, кто Богу не помог.
Пусть знают все, что мы даем зарок
Свершить святое рыцарское дело
И взор любви, и ангельский чертог,
И славы блеск стяжать победой смелой!*
- С-с-стяжал? – поинтересовался мой собеседник (или честнее назвать его собутыльником)?
- Чё, с-славу-то? Ддаа! А х… ли толку? – Интересно, почему после второй (третьей? пятой?!) бутылки петь получается лучше, чем говорить? А соображать так вообще не получается, если честно…
Господь сидит на царственном престоле,
Любовь к нему отвагой подтвердят
Все те, кого от горестной юдоли
Он спас, приняв жестокий смерти хлад.
Простит он тех, кто немощью объят,
Кто в бедности томится иль в неволе,
Но все, кто молод, волен и богат,
Не смеют дома оставаться в холе.
Потоки слез мне щеки бороздят –
Я еду вдаль, предавшись Божьей воле,
Я не боюсь страданий и преград,
Одна любовь – причина тяжкой боли…
- Одна! – я грохнул кружкой по столу, пресекая возможные возражения. – Одна этта… любовь! Изабелла не считается, она сама ко мне лезла, а Кейт ваще дура, дура, дура! Ик…
…Как я садился на лошадь – не помню. Кажется, со скамейки, причем с третьей попытки. А может, с седьмой. Как ехал – тем более не помню, умница Принц, что довёз, с меня полбутылки белого в дробленую пшеницу. Вот как ребята, давясь от смеха, вынимали мою светлость из седла – помню… частично. К сожалению. Вроде бы я свалился на Джак и, оценив шанс, навязчиво одарил её не вполне дружеским поцелуем. Если это видел Уилл – лежать мне в уютном гробике красного дерева, украшенном высокохудожественной резьбой. О Боже, я действительно сказал Кейт «Уйди ты, сссудорога…» или только подумал?! Если сказал – жить я, может, и буду, но недолго и несчастливо. Ооой…
- Pax vobiscum!* – зычный голос фриара прогремел над моей контуженной башкой, подобно трубе Судного Дня.
- Аминь, рассыпься… - проскулил я, загораживаясь локтем от солнца. Глаза слезились и наверняка были опухшими и красными, как у кролика. И чувствовал я себя как освежеванный заживо кролик.
- Головушка бо-бо? – ехидно поинтересовалась Джак.
- Доброе утро, хозяин! – внес свою лепту в издевательство над командиром бессовестный Мач.
- Какое оно, на хрен, доброе?! – озверев окончательно, я попытался его пнуть, но не достал. Зато убедился, что головушка таки бо-бо. И сильно!
- Ыыыы… Есть у нас что-нибудь выпить?
Скарлет, сжалившись (значит, не видел!), подал мне кружку с яблочным сидром. Выхлебав его, я понял, что жизнь налаживается. На службе у короля Ричарда мне случалось, продрав глаза наутро после попойки, оглашать окрестности паническими воплями: «Ты кто?!» и «Где я?!». В этот раз, хвала Пречистой Деве, обошлось. Но столько пить мне нельзя! Во мне после второй бутылки просыпается нездоровый отцовский интерес к чужим ба… в смысле, супругам!
- И что вы на меня уставились? Легенда Англии с похмелья выглядит так же неприглядно, как легенда Франции или этой, как её… Руси!
Я гордо (но меедленно) встал и, пошатываясь, поплелся на реку – купаться. Вообще-то на дворе не май месяц, с наступлением холодов мы моемся в бочке, подливая в воду отвар полыни*. Но после вчерашнего ледяная вода мне не повредит.
…По возвращении я уже был в порядке – настолько, что рискнул сунуться к Джак с извинениями:
- Я вчера перебрал немного… какое там! Нализался как рутьер! И вел себя соответственно. Ты это… того… не обижайся, ладно?
- Ты о чем? – сарацинка так натурально округлила глаза, что я чуть было ей не поверил.
- Вчера ты и правда напился, - вмешался Тук, - если не как рутьер, то как тамплиер. Но оно стоило того!
- Не понял? – вытаращился я. – Что ты имеешь в виду?
- Эн Гираут едет с вами в Йорк! – Тук восторженно, как давеча Мача, ударил меня по плечу. – Я ни на что подобное даже не рассчитывал! Ты понимаешь, Робин?
- Нет, - жалобно ответил я. – Какого чер… в смысле, зачем он с нами едет? И что в этом хорошего?
- Да ты что! Великий Борнель, Глава трубадуров, желанный гость при дворах Альфонса Арагонского, Адемара Лиможского, Бокэра, Оранжа! К тому же духовное лицо!
- Начинаю понимать…
- Вот именно! – Фриар хотел было огреть меня по второму плечу, но я был наготове и увернулся. Кость у меня тонкая, и вообще я, знаете ли, вам не лошадь. – Принц Джон не осмелится прикончить вас в его присутствии, иначе он ославит его на всю Европу! А его самого – тем более: попробуй тронуть личного друга того же Альфонса Второго, а потом направить к нему послов!
- И… что? Я уговорил Гираута ехать с нами? – Не пом-ню! Мач имеет полное право сказать мне: «Хозяин, пойдем лечиться!»
- Нет. Он тебе проспорил. Вы держали пари, кто вспомнит больше сирвент, и ты выиграл!
- Дааа?! – Перепеть трубадура – это покруче, чем перепить! Интересно, как мне это удалось?
- А пари состояло в том, что проигравший выполнит одно желание победителя. Борнелю в таких случаях обычно заказывают песни, но ты пошел дальше – ты велел ему сопровождать вас в Йорк!
- Ну, раз велел… - я помотал головой, утрясая новости, и рявкнул: - А чего вы расслабились? Тук, Джон – марш рыть ямы Вегеция*, Уилл, Арчер – делать ловушки, девушки – на вас сегодня обед, Гай, Мач – со мной в Локсли! Будем учить наших ол…потенциальных героев строить стену щитов*.
- Думаешь, они уже готовы к этому? – усомнился Мач.
- Может, и не готовы. Но до нашего отъезда осталась всего неделя. И я не хочу, чтобы в мое отсутствие кто-нибудь нагадил мне в тапки!

[kate-kapella]

***

Всю неделю мы лихорадочно подчищали хвосты. Гай каждый день тренировался на Поляне Рыцарей, Джак вместе с Матильдой сбились с ног, готовя всевозможные снадобья, от ранозаживляющих бальзамов до суставных растирок для лошадей. Поскольку сарацинка регулярно шепталась то с Туком, то с Арчером, я подозревал, что народной медициной дело не ограничится. Ну что ж, раз мы собираемся на вечеринку, - небольшой фейерверк не повредит!
Тук, Малыш Джон и Кейт каждый день отправлялись в Локсли и окрестные деревни – тренировать ополченцев, Скарлет и Арчер в поте лица рыли схроны, настораживали ловушки и самострелы на всех дорогах через Шервуд – в общем, готовили Ноттингемшир к полномасштабной партизанской войне. Во второй раз врасплох нас не застанут. Мач приводил в порядок два комплекта доспехов – мои и Гизборна, а я успевал ВСЁ.
В день отъезда выпал первый снег, и пришедшая проводить нас Матильда авторитетно заверила, что это к добру. Джак в платье пажа уверенно сидела в седле, держа в поводу пони, навьюченного доспехами и припасами на дорогу. Гордый и сосредоточенный Уилл упирал в стремя древко баньеры* с белым саксонским драконом – под этим знаменем первый эрл Хантингтон сражался с данами при короле Альфреде. На мне снова был плащ крестоносца, мой щит украшал свежеизобретенный герб – замок, охваченный пламенем. Такой же герб красовался на щитах Гая, Уилла и Мача. Мое копье*.
К нам подъехал Борнель. Знаменитый трубадур ловко правил пегим жеребчиком, который ему, как священнику, вообще-то не подобал – служителям церкви полагается ездить на мулах. Впрочем, это даже хорошо, лошадь резвее и выносливее мула, но вот эти поводья с бубенчиками… Они всю дорогу будут так бренчать? Никогда не понимал этой моды!
Мач напялил начищенный до блеска шлем-шапель, привезенный из Святой Земли.
- Сними эту штуку! – засмеялась Джак. – У тебя уши к ней примерзнут, пока доберемся до Йорка!
Оруженосец не удостоил её ответом, тогда Уилл, улучив момент, гулко щелкнул по шлему. Мач возмущенно обернулся, но Скарлет с каменным лицом смотрел на дорогу между конских ушей. Мач наклонился поправить пряжку путлища, и в тот же миг подзатыльник ему отвесил Гай. Рука у него тяжелая – шапель отозвалась жалобным звоном… Надо ли говорить, что на кошачий вопль разъяренного Мача он ответил презрительно-недоуменным взглядом? Спасибо Мачу, теперь ребятам будет чем заняться в дороге!
- Ну, что? Пора!
Нам действительно было пора. Мы уже попрощались с теми, кто оставался дома. Не хотел бы я быть на их месте. Ненавижу беспомощно ждать. Я первым пустил Принца рысью, следом мерно защелкали подковы Забияки и остальных коней, зазвенели бубенчики, гулко хлопнула, расправляясь на свежем ветру, баньера, поплыл над головами крылатый дракон…
Проезжая Локсли, мы поравнялись с церковью, недавно отстроенной заново после приснопамятного пожара.
- Езжайте, я догоню, - я спрыгнул с коня и шагнул в полумрак, пахнущий смолой, ладаном и воском. Служба только что закончилась, прихожане разошлись. Это было кстати: я хотел побыть наедине с той, кого про себя считал своей госпожой и верховным сюзереном. Раскрашенная гипсовая статуя Девы Марии в окружении горящих свечей стояла у алтаря. Я опустился на одно колено, глядя на неё снизу вверх: склоненный лик Пречистой Девы, освещенный десятками трепетных огненных язычков, казался живым и печальным. Наскоро пробормотав «Ave Maria», я встал и надел на шею статуи ожерелье Изабеллы*. Я сохранил его – сначала потому, что собирался вернуть хозяйке, потом – как память о нашем маленьком приключении, а потом просто рука не поднималась выбросить или отдать. Пусть Дева Мария помолится за грешную душу той, которая дала мне это ожерелье…
- Святая Дева, тебе ничего не нужно? Не обижают? Если что, я разберусь!
Конечно, гипсовая статуя ничего не ответила, но мне показалось, что уголки карминовых губ дрогнули, пряча улыбку. Я вышел из церкви – ребята терпеливо ждали меня в седлах. Принц щипал побитую инеем травку. Я вскочил на коня и с места поднял его в галоп. В уши ударил слитный топот копыт, мы вброд пересекли Трент и, не сдерживая рвущихся вперед лошадей, поскакали по старой римской дороге…

Конец первой части

[kate-kapella]

Комментарии к первой части

*Дага – длинный кинжал для обоеручного фехтования (меч/дага и шпага/дага).
*Задача кабаньих гончих как раз и состояла в том, чтобы удерживать вепря за уши, пока хозяин-охотник подбегает с рогатиной.
*Средневековое ругательство (божба)
*Лежащая у ног борзая символизировала мирную кончину, живой лев – гибель в бою на стороне победителей, мертвый лев – тоже гибель, но на стороне побежденных, отсутствие шпор, меча и шлема – смерть в плену и так далее.
*Элеонора Аквитанская в молодости сопровождала в крестовом походе своего первого мужа, Людовика Французского, и принимала личное участие в боевых действиях.
*То есть шерифа.
*Иммунитет – неподсудность королевской власти.
*Стихи Лаикалассэ.
*Третья свеча – примерно 5-6 часов утра. Ночь делилась на три свечи: первая догорала в полночь, вторая – около 3-х часов, третья – перед рассветом.
*Как гласит легенда, место заточения Ричарда случайно обнаружил трубадур Блондель де Нель, исполнив под стенами замка кансону, которую сочинил по заказу короля. Тот услышал и подпел ему из башни, где томился в плену.
*Оммаж, или коммендация, - вассальная рыцарская присяга. Вассал, стоя на коленях, вкладывал свои руки в руки сеньора и произносил клятву верности, после чего они обменивались ритуальным «поцелуем мира». Считалось, что отныне сеньор и его «верный рыцарь»(то есть принявший присягу) - члены одной семьи.
*Медаль паломника – обычно такие «сувениры» изготавливались из олова, а носили их на шляпах или приколотыми к плащам.
*Мусульмане предпочитали именно кобыл, в знак уважения к пророку Мухаммаду, никогда не ездившему на жеребцах. Рыцари, напротив, принципиально не садились на кобылиц, как впоследствии русские казаки.
*Рутьеры (брабантская рута) – фламандские наемники, отличавшиеся такой жестокостью, что *Церковь призывала всех добрых христиан истреблять их, как бешеных собак.
*Бастард, или седельный меч, - меч с рукоятью в полторы руки, оружие пешего боя.
*Кривой меч (по сути – длинный тесак), ведет родословную от скрамасакса – боевого саксонского ножа.
*Портупея – перевязь для меча и кинжала, носили её обычно не на талии, а на бедрах.
*Эсток – название меча, предназначенного как для рубящих, так и для колющих ударов, а так же название колющего удара мечом.
*Эспадон – двуручник, оружие пешего боя.
*Коннемара, гафлингер, уэльский и нормандский коб в Европе традиционно считаются пони, но в нашем понимании это некрупные лошади.
*Сарацином назывался манекен для тренировки.
*Шап – суконный плащ с капюшоном.
*Арабы называли франками всех европейцев.
*Сирвента, написанная Бертраном де Борном по заказу Ричарда Львиное Сердце.
*Через тернии к звездам
*В рыцари традиционно посвящали юношей не моложе 21 года.
*Цветная (как правило, гербовая) туника, которую носили поверх доспехов.
*Nom de guerre – например, Тель-Баширский Волк - прозвище иерусалимского барона Жосслена де *Куртэнэ - или Манифер (Железная Перчатка)- прозвище Алана, графа Бретани.
*Лэнс – рыцарское копье.
*Левада – свечка (конь поднимается на дыбы, позволяя всаднику рубить нападающих пехотинцев с обеих сторон). Курбет – прыжок на задних ногах, при этом передние копыта коня яростно бьют, помогая разорвать кольцо окружения. Каприоль – высокий прыжок, которым рыцарский конь ломает боевое построение пехоты.
*Дерри-даун – старинная английская хоровая песня. Именно к этому жанру относятся баллады о Робине Гуде и его вольных стрелках.
*Гираут Борнель – лимузенский клирик незнатного происхождения, прославленный трубадур, признанный «глава цеха». Был с Ричардом Львиное Сердце при Аккре.
*Эн – уважительное обращение к уроженцу Окситании.
*Распространенная в Средневековье практика.
*Епископ Турпен – герой «Песни о Роланде», священник-воин.
*Конон де Бетюн, «Песнь о Крестовом походе»
*«Мир вам!»
*Охотничья хитрость. Запах полыни отбивает запах человека и помогает скрадывать дичь.
*Ямы-ловушки с острыми кольями на дне.
*Боевое построение саксонской пехоты. О стену щитов Гарольда раз за разом разбивались атаки рыцарей Вильгельма бастарда в битве при Гастингсе.
*Боевое рыцарское знамя
*Копье – рыцарь со свитой вассалов и оруженосцев, средневековая боевая единица.
*Таков обычай католиков.

[Волчица Юлия]

Ох и не легкая это работа из болота тащить бегемота подвала вытаскивать Гисборна. особенно учитывая разницу в их росте и весе. Робин заслуживает титула Робин Поддубный.

Теперь по существу: понравилось, что есть много исторических подробностей. С нетерпением жду продолжения, потому что похоже, это не конец.

Взаимоотношения братегов - прекрасно! Отношение к младшему
Гисборн приносящий омаж весьма неожиданно... но как ни странно верю. После замка вполне могло случится.

Жаль что Алан мертв Но по крайней мере его вспоминают.

Уил и Джаг вернулись! Первая семейная ячейка шервудского общества готова. Ура!

[Merelena]

Здорово!
Особенно психологические зарисовки понравились. Робину, оказывается, можно кабинет частной практики в Шервуде открывать. От клиентов не будет отбоя

Еще часть с перепившей "легендой Англии" понравилась. А уж над этим

О Боже, я действительно сказал Кейт «Уйди ты, сссудорога…»

- я сползла под стол

Одинокая Волчица (Юлия)

Уил и Джаг вернулись! Первая семейная ячейка шервудского общества готова. Ура!

Боюсь, только, этой ячейке общества предстоят побывать в переделках

[Кышь]

*едва не свалилась от хохота с постели*
шикарно) и взаимоотношения, и комментарии и исторические моменты)))) спасиб)

[kate-kapella]

Часть 2.
Турнир в Йорке.

Гисборн зажал зубами кожаный ремень, и Джак занялась его раной. Робин что – то говорил ему, Гай слышал его голос, но смысла слов уже не понимал - боль заслонила собой всё. В висках стучало одно: «Только не стонать…». Страх показать свою слабость, да ещё перед женщиной, пересиливал даже адскую муку. Как долго продолжалась эта пытка – Гай не знал, кажется, время остановилось для него. В какой – то момент дыхание перехватило настолько, что он стал близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. «Боже милосердный…, пошли мне беспамятство», - Гай нечасто обращался к Господу, и эта мольба была всего лишь соломинкой, за которую хватается утопающий. Он ненавидел это чувство, когда вот – вот перестанешь быть, когда лоб ломит так, как будто к нему прижали кусок льда, а перед глазами стоит густой фиолетовый туман из множества мелких точек. Но сейчас Гисборн хотел только одного - он хотел, чтобы этот тошнотворный шквал накрыл его, он оглох бы и провалился в небытиё.
Постепенно боль отпустила настолько, что Гай смог открыть глаза. Свет из высоких окон ослепил, и невозможно было понять, где он находится. Ноги подкашивались, он почти упал на кресло с низкой прямой спинкой и тяжело навалился локтями на стол. Гисборн поднял голову – рядом с ним сидела Мэриан. Она не была светящимся ангелом, ничто не изменилось в ней - она была такой, какой он знал её всегда.
Мэриан улыбнулась по своему обыкновению, склонив голову набок, и накрыла своей ладонью его руку. Боль отпустила совсем, и голова стала ясной. Гай глубоко вздохнул. Странно, он смотрел на Мэр и у него было такое чувство, что они расстались только вчера и только за тем, чтобы сегодня встретиться снова. Как будто не было между ними никаких недомолвок, лжи…, не было тех унижений, которыми он мстил ей… Не было убийства…Но его любовь к ней не стала слабее – и это тоже было там, с ним.
- Мэриан, чем я заслужил такую милость? – он говорил тихо, едва слышно.
- Своим упрямым характером, сэр – она улыбнулась. – Эта милость для нас обоих, Гай, - лицо её сделалось серьёзным, но не строгим, скорее, просто спокойным, – второго шанса у нас не будет.
Гисборн смотрел на Мэриан, и ему совсем не хотелось ни о чём говорить. Если бы время перестало существовать…
- Я не понимаю…, впрочем, я вообще мало что понимаю... в жизни.
- Ты научишься, Гай. Научишься быть самим собой,– она помолчала, – ты должен стать самим собой.
- Сомневаюсь, что я успею, Мэр. Кажется, мои попытки умереть несколько участились, - Гисборн грустно усмехнулся.
- Ты просто устал, но теперь всё изменится…
- Что изменится, Мэриан? Никакой жизни не хватит на то, что бы искупить весь тот позор, которым я покрыл своё имя.
- Не тебе судить, Гай. Ты нужен Робину. Ему многое дано, и многое предстоит сделать. Провидение хранит его, но оно не может быть абсолютно бесплотным.
- Мэриан, ты хочешь сказать, что доверяешь мне его… жизнь? – брови Гисборна поползли вверх, и выражение лица сделалось почти детским.
- Да, Гай. Теперь никто не сможет стать ему более надёжной опорой, чем ты. И ты позаботишься о том, что бы имя его осталось в памяти людей.
Немой вопрос застыл морщинкой между бровей Гисборна. Мэриан снова улыбнулась:
-Ты найдёшь способ…, твоего характера хватит на всё.
Какое - то время они смотрели друг на друга, решая известную только им двоим общую задачу.
Мэриан хотела подняться, но Гай удержал её:
- Мэриан… Мне нужно знать…
- Что, Гай?
Он хотел было спросить - и не мог, язык присох к нёбу. Она поднялась и встала у него за спиной, положив руки ему на плечи.
- Гай, я знаю, что ты меня любишь… И тогда знала.
Прости меня.
Он не смог запрокинуть голову, что бы взглянуть на неё. Сил хватило только на то, чтобы поцеловать её руку и прижаться к ней мокрой щекой.
- У нас больше не будет возможности встретиться, - она как будто хотела заставить его договорить начатое, но Гисборн молчал - он чувствовал, что если сейчас попытается сказать хоть слово, то просто разрыдается.
Помедлив немного, Мэриан заставила Гая подняться. В его сознании чётко отпечаталось, что она простила ему ВСЁ и эту его слабость тоже.
- Я буду твоим Провиденьем, Гай Гисборн, я обещаю, - она провела рукой по его волосам, заставив немного наклониться вперёд, и коснулась губами лба.
В ответ она услышала: «Спасибо, Мэриан», - но это не были слова, произнесённые вслух.

[kate-kapella]

***

Солнце было ещё высоко, но воздух уже начал наполняться вечерними запахами. Ветки деревьев на фоне осеннего неба казались нарисованными тушью. В прозрачном воздухе всё было чётким и ясным. Осенняя иллюзия - уходящее, ускользающее нечто.
Чтобы не быть застигнутым короткими и скоротечными сумерками, отряд встал лагерем. Развели костёр, обустроили место для ночлега. До ужина все занялись походными хлопотами, а после того, как труд Мача был оценён по достоинству, и добрый эль дал о себе знать лёгким туманом, стали собираться ко сну. У костра остались только Робин, Гай и Мач. И если первым двум явно было о чём поговорить и что обсудить, то Мач остался исключительно из чувства солидарности с Гудом, как он сам себе это объяснял, на деле же - ревность и любопытство были главной причиной его бессонницы.
- Нам нужно выбрать девизы…, может быть, взглянешь? - Гай протянул Робину клочок бумаги, на котором было что – то написано.
- Первый девиз - для тебя, второй – для меня, - пояснил он.
Робин прочёл вслух: «Уверен», «Я верю».
Гуд высоко вскинул брови и широко улыбнулся. Выражение его лица словно говорило: «Почему бы нет?»
- А почему такие? – Мач с серьёзным видом уставился на Гая.
Потупившись, Гай ответил:
- В отношении Робина, думаю, что для человека, в чьей голове «отроду не ночевал здравый смысл», девиз вполне подходящий.
Робин расхохотался. На лице Гисборна появилась полуулыбка.
- А ваш? Почему вы себе выбрали такой девиз?
- Здесь всё просто - во-первых, он созвучен с девизом Робина, а во вторых, - Гай немного помолчал и обратился к Гуду: - помнишь, что ты сказал мне в подвале, перед тем как взвалить на себя?
- А ты, что…, помнишь, что я тогда нёс? - лицо Робина выразило крайнее удивление, - ты же был в полубессознательном состоянии.
- Ты сказал: «Верь мне», это я точно помню.
- Да у меня была лихорадка, Гисборн, - Гуд хохотнул, - А если меня потянет не в ту степь? – Робин попытался подколоть и поубавить пафос своего новоиспечённого вассала.
- Робин, это – девиз, - на лице Гая появилась его знаменитая нахальная ухмылка, - Мы же в Англии, и по нашим правилам он может быть приурочен только к этому турниру. Впредь я могу не обременять тебя и прочих благородных рыцарей такими громкими заявлениями. – Гисборн подхватил тон и явно издевался. Робин сделал в сторону Гая резкий выпад, но тот успел сгруппироваться, и кулак «легенды Англии» встретился с «железом». Оба, едва расхохотавшись, опомнились – их маленький отряд, не считая Мача, спал…, или делал вид, что спит.
Мач подобрал выпавшую у Робина записку с девизами и заметил:
- А у вас красивый почерк, сэр Гай.
-Мы-гы – одна из причин, по которой Вэйзи взял меня на службу, - Гисборн произнёс это таким тоном, что было непонятно – шутит он или нет. Робина снова начал разбирать смех.
- Шучу, - Гисборн криво усмехнулся, покосившись на Мача. – Нет, конечно, просто…в своё время меня готовили к поприщу герольда. Так, что… хороший почерк – это как владение мечом – практика.
- Герольд? Вы что, дудели в горн? – Мач задал этот вопрос с такой непосредственностью, что Гай, решивший в этот момент промочить горло, громко закашлялся, и фляжка едва не выпала у него из рук. Робин уже не хохотал, он просто согнулся пополам и смеялся беззвучно.
- Почему вы смеётесь, хозяин Робин? Вас что, не удивляет, что сэр Гай горланил о рыцарских подвигах на турнирах? – «добил» Мач.
- Не удивляет, - сквозь смех простонал Робин, - просто у Гая было время поведать мне об этом прежде. На второй вопрос Гай тоже ничего не смог ответить – его продолжал душить кашель.
- А почему же вы не стали герольдом, сэр Гай? - кажется, удивленная физиономия грозила Мачу надолго сделаться его маской. Его ни капли не волновало, что Гисборн не мог прокашляться и всё время вытирал слёзы. Наконец несколько придя в себя, Гай не без сарказма прохрипел:
- Таланта менестреля не хватило, - и снова сдавленно закашлялся.

[kate-kapella]

***
Мы не станем утомлять читателя историей о том, как молодые Гисборны добрались до имения своего родственника, сьёра де Баро, во Франции. Скажем только, что для того, чтобы совершить это путешествие, Гаю пришлось продать то немногое, из числа их с сестрой украшений и предметов туалета, что осталось у них после пожара, и добавить ту мелочь, которую удалось спасти.
Дядя Гисборнов – сьёр Ги де Баро, принял их ровно и довольно радушно, что немало удивило Гая - после случившегося в Локсли он не питал никаких иллюзий на свой счёт. Вообще его больше заботила судьба сестры, так как он был уверен, что сам он рано или поздно устроится. Живя с матерью в Англии, Гай привык к тому, что был единственным мужчиной в семье, а то воспитание и прагматичный взгляд на происходящее, которые Гислейн сумела привить ему, не позволяли раскисать и опускать руки. С Изабо же всё обстояло сложнее. Она была младше брата, к тому же Гай совершенно не представлял, что он в своём положении может дать ей. На его счастье, жена дядюшки – леди Урсула, оказалась дамой не только здравомыслящей, но и милостивой. Видя, в каком положении оказались племянники её супруга, она приняла решение оставить Изабеллу у себя. Сьёр де Баро в свою очередь взял на себя труд устроить Гисборна в качестве новиция* ко двору кого - нибудь из числа знакомых ему влиятельных сеньоров, и случай не заставил себя долго ждать. Барон де Ламбри был некоторым образом обязан сьёру де Баро, а плата за некогда оказанные услуги была делом чести.
Де Ламбри являлся прямым вассалом короля Людовика и, следовательно, человеком влиятельным. Недавно он вернулся из Святой земли, так как дела требовали его присутствия в родовом замке La tour blue*. Старший сын его, никогда не отличавшийся хорошим здоровьем, подхватил какую-то лихорадку, и был совсем плох. Получив от своего сенешаля письмо, барон поспешил с тем, чтобы успеть увидеть своего умирающего отпрыска, уладить наследные дела своих младших детей и посему на какое то время оставил бранную службу.
Барон был человеком широкой души, но, сказать по правде – любил блеснуть своим титулом и состоянием. За то время, что он воевал в Святой земле, двор его утратил свой размах, и теперь ему хотелось восстановить былое величие, благо – было на что. Святая земля оказалась щедра к нему, и вкупе с боевой славой он приобрёл и нечто материальное. Заметим, что La tour blue был не единственным замком барона и, хотя он был хорошо укреплённой крепостью и мог разместить средних размеров гарнизон, барон предпочитал жить в Le rayon solaire - фамильном замке и колыбели рода Ламбри. Для прочего обустройства двора барону требовался герольд и, как выяснилось, не один. В замке-крепости на этом поприще уже трудился сьёр де Гинь – человек умудрённый дипломатическим опытом, имевший весьма широкие познания в истории фамилий и практике составления геральдических свитков. Но с возвращением сюзерена вставал вопрос о том, что его двору требуются герольды и для выполнения представительской миссии, да и геральдические своды и правила не стояли на месте. К тому же де Ламбри был истинный француз, а французы, как известно, придают больше значения таким вещам.
Таким образом, Гаю было предложено поступить на место ученика герольда, и он согласился не раздумывая. Сказать по правде, молодой Гисборн и не ожидал, что ему могут сделать подобное предложение. Тем более, что оставаться далее в доме своего родственника он не мог и прекрасно понимал, что другого случая может и не представиться, а посему, сделал свой выбор в пользу учёбы и службы. Итак, на тот момент эта вакансия стала для молодого Гисборна спасением, ибо кому был нужен почти безродный мальчишка, не умеющий толком практически, ничего и не имеющий ни состоятельных родственников, ни покровителя. К слову сказать, Гай рассчитывал, что со временем положение его может измениться, и, хотя характер его отличали горячность и вспыльчивость, но, как мы знаем, терпение Гисборн имел редкое – оно и позволяло ему надеяться на возможные перемены. В пользу Гая говорило то, что молодой человек вполне сносно знал латынь, имел хороший голос и дикцию, прилично держался в седле и, что совсем немаловажно для герольда, – обладал высоким ростом и привлекательной внешностью.
По прибытии в La tour blue Гисборн обнаружил, что он не единственный ученик и что кроме него имеется ещё один молодой человек, чья учёба началась несколько раньше, и в чьи обязанности уже входило участие в турнирах. Звали этого юношу Рене Де Ла Гош. Он был младшим сыном одного из вассалов барона и, на тот момент, имел серьёзные намерения сделать карьеру герольдмейстера. Это был юноша среднего роста, подвижный и худощавый. Тёмно-русые вихры скрывали высокий лоб и доходили до самых бровей. Рене обладал весёлым, хотя и нервным характером, и во многом благодаря именно лёгкому своему нраву сошёлся с молодым Гисборном.
На первое время основным занятием для Гая стало чтение свитков и хроник. Как нетрудно догадаться, просто чтением это назвать было нельзя. От ученика герольда требовалось точное запоминание того, что содержалось в геральдических записях. Библиотека де Ламбри составляла на тот момент приличное количество документов, причём и в переплётах тоже. Зубрёжка сменялась уроками каллиграфии, а каллиграфия – рисованием. Поначалу Гисборн просто сходил с ума от того количества часов, которое ему надлежало проводить за чтением, однако у молодого человека хватило ума оценить то, что фактически ему давали образование, а при этом стол и кров. Отдельным пунктом стояли занятия по правилам обустройства и ведению рыцарских турниров, изучение различных команд, знаков и жестов и прочих действий, которыми пользовались герольды в ходе проведения боёв. Де Гинь – герольдмейстер и наставник время от времени экзаменовал молодых людей, периодически устраивал им тренировки на настоящих турнирах и рыцарских поединках.
Настоящей отдушиной для молодого человека стали занятия, обучающие владению мечом и щитом, луком и арбалетом. Всему этому молодые герольды обучались наравне с новициями, хотя и держались несколько особняком. Барон справедливо полагал, что владение оружием одинаково важно для любого дворянина, и ему льстило, что молодые герольды, входившие в его свиту, способны постоять за жизнь своего суверена, хотя по сути имели военную неприкосновенность.
В общем, учёба и служба были молодому Гисборну вполне по плечу, если бы не…
Со временем стало понятно, что Гай абсолютно не обладал никакими актёрскими наклонностями и представительская, основная, часть службы при дворе барона грозила превратиться для него в сущую пытку. Не спасало ничего – ни голос, не внешность. Он был абсолютно зажат, и самое большее, на что оказывался способен в ходе проведения турнира – это принятие грамот и щитов, подача сигнальных команд и способность верно оценить турнирное оружие. Гордый от природы, он терпел насмешки новициев и молодых рыцарей – им доставляло удовольствие посмеяться над будущим угловатым герольдом, чьего красноречия явно не хватало для описания блестящих рыцарских подвигов и славных побед. Масло в огонь подливало и то, что Гай многое бы отдал, что бы получить перспективу стать не герольдом, а рыцарем и желание склонить судьбу в свою сторону завладевало им всё больше и больше.

[kate-kapella]

В своё время в разговоре с Гисборном Робин спросил его:
- Неужели ты не понимал, что вступив в гильдию, со временем ты мог бы стать уважаемым человеком, знающим своё дело?
Гай повернулся к нему:
– Ты помнишь меня в детстве? Ты мог бы себе представить, что я всю жизнь буду заниматься ведением геральдических записей и красоваться на турнирах, приёмах или нести дипломатическую службу? Разве сам ты хотел бы зависеть от щедрости рыцарей, выступающих на турнирах и принимать подачки, именуемые подарками?
- А разве рыцарь не зависит от щедрости своего сеньора?
- Это другое, - Гай вздохнул, - согласен… я был бы неплохим знатоком фамилий, геральдических сводов, законов и правил. Но, поверь, даже если бы я не представлял рыцарей на турнирах, это бы не решило проблемы. Несколько раз мне приходилось выезжать со свитой барона в качестве помощника де Гиня, и я хорошо усвоил, что, при положительном раскладе, в мои обязанности будет входить и решение приватных вопросов и прочего и прочего. Поверь, даже в том возрасте я не питал иллюзий на счёт своих способностей. Я всегда знал, что лишен живости ума, но именно это и подсказывало мне, где я могу потерпеть неудачу. Теперь, по прошествии времени, ты можешь сказать, какой из меня дипломат. Останься я в герольдах – я либо оказался бы вечным персевантом*, либо погряз бы в фамильных свитках … и то и другое не для меня.
- Зато вряд ли кто – то сравнился бы с тобой в умении публично молчать, - Робин похлопал Гая по плечу. – Послушай, откуда у тебя этот вечный страх оказаться смешным? Это ведь как стена, об которую ты лбом бьёшься…и за которую сам никого не пускаешь. С опытом пришла бы и уверенность в себе, разве тебе требовалось объяснять подобное?
- Моего опыта «оказаться не у дел» в Гисборне мне вполне хватило. К тому же я был смешон, Робин…, был смешон, и надо мной смеялись. В своё время я решил, что никому не позволю посмеяться над собой «за так». Я знаю, что, находясь рядом с Вэйзи, я внушал страх, отвращение, что угодно, но…кроме тебя никому не приходило в голову смеяться надо мной. Возможно, тебе покажется странным, но поверь, таких провидцев и смельчаков, как ты, слишком мало, а за силой и властью можно скрыть очень много.
- «Посмеяться за так…». Ты что, хочешь сказать, что и теперь позволяешь мне посмеяться над тобой в обмен на что-то? Ты действительно веришь в то, что говоришь?
- Да, в обмен на то, что смех твой будет беззлобным и в обмен на твоё братское отношение ко мне... Робин, я перестану, как ты говоришь «прятаться за этой стеной» только в одном случае – если встречу ещё одного такого же… - Гай попытался подобрать слово, но красноречия ему не хватило, - как ты.
- Ты идиот, Гисборн.
- Это не новость и это ничего не меняет.
Какое – то время они молчали. Робин мысленно удивлялся упрямству Гая. Гай же, в свою очередь, думал совсем о другом. Он заметил, что не чувствует никакой неловкости в этом молчании. Подобное впечатление дорогого стоит, и Гисборн очень чётко обозначил это в своём сознании.

- Значит…, герольдом вы не стали? - и без того круглые глаза Мача казались почти совиными под вздёрнутыми бровями.
- Нет. Так случилось, что мне было позволено стать одним из оруженосцев при младшем сыне барона. Гийом был законный бастард, - Гисборн вдруг замолчал, а потом медленно повернулся к Робину. Оба подумали об одном и том же и поняли, что мысли их сошлись. Гай сделал какое то непроизвольное движение руками, как будто не знал, куда их деть, но совладал с собой и продолжил:…

[kate-kapella]

***
После смерти старшего сына у барона осталось двое наследников. Сьёр Жюль, который должен был унаследовать титул и большую часть земель и младший – сьёр Гийом – законный бастард.
Жюлю в ту пору было около двадцати. Это был высокий молодой человек крепкого сложения, сильный и уверенный в себе. Внешне он был похож на отца – темноволосый и кареглазый, со смуглой кожей… У него были прямые, без излома брови, прямой нос и тонкие, немного капризные губы, но они совсем не портили его лица.
Младший - Гийом - не уступал старшему брату в статности и росте, а внешне позаимствовал черты и отца и матери. Он тоже был темноволос, но его лицо не было таким смуглым. Взглядом Гийом походил на мать - зелёно-карие глаза, длинные брови с изломом…, и тот же прямой нос и такой же немного капризный рот.
У братьев были ровные отношения. Старший никогда ничем не выказывал своего превосходства, но и особых братских чувств тоже не проявлял. Младший был открытым во всём, имел характер весёлый и лёгкий. Гийом был моложе Жюля всего на год, поэтому разницы в их воспитании и обучении не было – они имели одних приятелей, делили покои и конюшню и были одинаково умелы в обращении с оружием.
Однажды братья затеяли забаву вкупе с молодыми рыцарями, новициями и молодыми герольдами. Организовали свой небольшой турнир в виде «защиты проходов»* и разделились на две кампании. Одна группа защищала небольшой мост, вторая должна была этот мост преодолеть. Молодые герольды, облачённые в лёгкие доспехи – Ла Гош и Гисборн выступали в роли так называемых капитанов - следили за честностью схватки и должны были пресечь недопустимые манёвры, если таковые могли быть совершены. Условием поединка было то, что биться молодые воины будут только конными. Всякий, кого вышибут из седла, должен оставить место схватки.
Братья де Ламбри стояли в одной линии и должны были защищать мост. Вообще, вся их кампания насчитывала семь человек, равно как и противная сторона. Первую атаку они отбили, хотя и не без труда, но с перевесом. Соперники потеряли троих, сами «защитники» остались впятером. Однако схватка проходила весьма стремительно. Отступившие было нападающие двинулись в новое наступление. Гийом, чувствуя в себе силу и разгорячённый первой победой, выдвинулся во фронт, когда вдруг почувствовал, что не может удержаться в седле. На хорошей скорости его выбросило, в то время как наступавшие рыцари уже были в самом пылу атаки. К тому – же и «свои» тоже не стояли на месте, и хотя видя, что их товарищ оказался на земле, стали «сдавать», тем не менее, Гийому грозило оказаться «между молотом и наковальней».
Будучи одним из капитанов, Гисборн в купе с Ла Гошем, должен был остановить потеху. Он и впрямь был больше воин, чем герольд, и сноровки к ратному делу у него, не в пример Рене, было гораздо больше.
Пустить коня на перерез – было бы громко сказано – пространства для свободного манёвра не было. Нужно было скоро двинуться с места поперёк атакующих и по возможности остановить их. У Гая хватило ума, бросив впереди себя жезл*, пустить своего коня не строго наперерез, а под углом к нападающим – щита у него не было, и такой ход мог хоть как – то направить удар по касательной, если бы он пришёлся по нему самому. В результате атака была сломана, Гисборну на себе пришлось испытать, как ломается турнирное копьё, но атаковавшие всё же начали «сдавать» и из седла он выбит не был. Вся эта свалка дала возможность оруженосцу Гийома помочь молодому рыцарю покинуть ристалище.
После того как страсти улеглись, Гай улучил момент и осмотрел снаряжение и сбрую коня Гийома. Подпруга была подрезана – это было видно с первого взгляда. За исправность и соответствие сбруи и турнирного оружия непосредственно перед началом турнира отвечали герольды. Если герольды выступали в качестве судий или капитанов – они отвечали за это вдвойне.
Гийом подошёл к Гаю как раз в тот момент, когда тот сделал это паршивое открытие. Молодой де Ламбри хотел было поблагодарить герольда за то, что тот, здорово рискуя, практически спас его, но Гисборн указал ему на подпругу…Истории этой Гийом продолжения не дал, но выразил желание видеть Гисборна в качестве одного из своих оруженосцев. Барон эту затею воспринял без особого энтузиазма, но препятствовать сыну не стал. В конце концов, по всему было видно, что служба герольда не была для Гая особенно подходящей.
Молодые люди быстро сошлись. Гисборн умел держать дистанцию, был, по большей части, сдержан и молчалив, что нравилось весёлому по духу Гийому. К тому же они были равны по силе, и молодой бастард часто обращался к Гаю с тем, чтобы потренироваться вместе на мечах или копьях.
В лето, когда Гисборну исполнился двадцать один год, он вместе с прочими новициями, в праздник Святой Пятидесятницы был произведён в рыцари. Гийом сделал Гисборну щедрый подарок – он оплатил две трети рыцарского снаряжения и подарил ему шпоры. Барон, в свою очередь, в качестве шуточной мести за то, что лишился герольда, дал Гисборну рыцарское прозвище, дабы он не стеснялся уронить своего имени в первых турнирах, и помнил о том, с чего начинал. «Красивая рука». Гая это несколько смутило, но сьёр Гийом ободрил его, сказав, что оно не обязывает к непременным победам, и проигрыши, а они будут обязательно, никак не отразятся на нём, так как бахвальства в этом имени нет. Что ни говори, но Гийом очень хорошо изучил характер своего оруженосца и знал, что Гисборн очень не любил «проигрывать».

[kate-kapella]

***
Наконец все трое немного успокоились и перевели дух.
- Ладно…с девизами разобрались. Что с твоим именем? - в голосе Робина прозвучали любопытство и ожидание.
- Я бы хотел оставить своё прежнее, - теперь Гай был абсолютно серьёзен, - рыцарские прозвища не меняют. Он помолчал, как будто собираясь с мыслями. Он давно не слышал своего рыцарского имени.
Уже укладываясь спать, Гисборн тихо спросил Робина:
- А что, Борнель не согласится быть нашим герольдом на турнире?
- Гираут? Хо! Он – же священник! Надо заключать очередное пари…, - и словно опомнившись, серьёзно добавил, - пить больше не буду! Сразу предупреждаю! И тебе не дам …
Гисборн хохотнул:
- Я на марше не пью, а вообще – звучит весьма обнадёживающе: «священник – пари – пьянка». Если к перечисленному добавить «герольд» - это никак не уронит его «святого достоинства». Так что, не скромничай – ты можешь уговорить кого угодно и как угодно.
- Ну, тебя, положим, легче убить, чем уговорить… Хотя убить - тоже проблематично…Ладно… война покажет…

***
Робин коротко вскрикнул и проснулся, провёл рукой по влажному лбу. «Что это было? Сон. Какая - то обезумевшая толпа рвала Гисборна на части», - он повернулся в сторону Гая. Того тоже явно мучил кошмар, но он никак не мог проснуться. «Хоть совсем спать не ложись – вот семейка…», - промелькнуло у Робина, и он как следует толкнул соседа в плечо. Гисборн на мгновение «затих» и с трудом очнулся ото сна. Увидев перед собой Гуда, Гай закрыл глаза и медленно подтянул руки к вискам.
- Что? - Робин тихо спросил, чтобы никого не разбудить – рассвет дал о себе знать едва заметной серой полосой.
Не совсем проснувшийся Гисборн, не размыкая ресниц и не соображая, простонал:
- Изабо… - и тут, с явно дошедшим до него смыслом произнесённого, резко открыл глаза.
Робин смотрел на него, закусив нижнюю губу, и взгляд у него был как у больной собаки.
- Робин… Робин, пожалуйста… - неумелая попытка Гая «замять сказанное» не дала никакого результата, но выражение лица у Гуда изменилось – такого порыва от Гисборна он никак не ожидал. Они оба одновременно поднялись и перебрались ближе к уже почерневшему кострищу. Робин, осторожно, чтобы не завалить угли, подложил несколько хворостин.
- Ты действительно продал её? - Гуд спросил не оборачиваясь.
- Да.
- Расскажи мне, - Робин попросил спокойно и в то же время настойчиво. Почему – то для себя Гисборн воспринял это как приказ…, нечто, прозвучавшее свыше. Гай вздохнул, как будто получил разрешение, без которого он не решился бы вспомнить об этом. Помолчав немного, Гисборн всё же собрался с мыслями и начал:
- Это случилось в Брионе на день святой Люсии*. Турнир был немного короче обычного, впрочем, как большинство турниров, приуроченных к этому дню. Было тепло, снег совсем не держался и быстро сходил.
Не знаю, почему, но конные ристания были назначены на второй день, в результате и без того не лучшее поле превратилось просто в кисель. Снег совсем растаял. За первый день в ходе состязаний на мечах грязь местами размесили почти по колено. Не скажу, что поединки в тот день дались очень легко, но я заявил себя на три боя и одержал победу во всех трёх. Во второй день, к началу состязаний всё поле подтаяло и превратилось в скользкое месиво. Бились на обычных турнирных копьях. В мой щит трижды ударил один рыцарь…с опущенным забралом - последние слова Гисборн произнёс глухо.
- На щите у него была изображена кедровая ветка, и представлен он был только рыцарским именем - «Кедровая ветвь». Ничего подобного мне как ученику герольда ни в каких свитках или рассказах агентов не встречалось. Это был рослый рыцарь, примерно одного со мной роста. Хотя по фигуре в доспехах судить – дело неблагодарное, так же как и оценивать манеру держаться, одно я могу сказать точно – я очень хорошо знал кто это, потому, что не раз видел его в доспехах и на турнирах, и мне было странно, отчего он скрывает лицо и имя.
В первый день этот рыцарь не принимал участия в соревнованиях, поэтому, всё, что произошло дальше вообще осталось для меня загадкой. В качестве выкупа им была предложена очень нешуточная сумма в сорок марок. Я отказаться не посмел… Не скажу, что от большого ума, но …это могло быть расценено как трусость.
Когда подали третий сигнал - я дал шпоры своему гнедому, он рванулся вперёд, но едва пройдя треть положенного пути, резко убавил ход. К тому моменту как мы поравнялись с моим противником, я понял, что при такой скорости моя задача - хотя - бы удержаться в седле. Рыцарь направил своё копьё мне в забрало и ударил на всём скаку. Даже если его удар и не был слишком точен, то мне хватило и этого. Его копьё разлетелось, но я был напряжён до такой степени, что даже треска не слышал. Как ни странно - моё копьё тоже переломилось, и в седле я хотя и с большим трудом, но удержался, … ненадолго. Не знаю, как мне удалось проделать такое. Когда я стал заходить на второй круг, мне нужно было сбросить обломки старого копья и выхватить из бочки новое. Я ещё раз пришпорил коня, но когда следующее копье уже было у меня в руке, меня вдруг здорово повело, и на второй круг я просто не вышел – потерял сознание.
Очнулся я, когда мой оруженосец Томас уже снял с меня шлем. Как до палатки дошёл – не помню. Ещё помню, как герольд вышел от меня после того, как объявил о результатах поединка и решении судьи. Смысл до меня тогда тоже толком не дошёл – Томас мне потом с чувством и расстановкой объяснил ещё раз, что же меня ожидает. К слову сказать, оруженосец мой к вечеру этого дня вид имел абсолютно потерянный, как будто это он проиграл поединок. Противник не собирался брать меня в плен, а указанную сумму просил считать долгом чести. В условии уплаты этого долга он сообщил, что намерен быть на турнире в Руане, который имеет место быть через четыре недели, и если у меня не имеется указанной суммы он готов получить её на означенных ристаниях.
У меня были кое - какие сбережения, но такой суммы… Даже если бы я продал всё своё снаряжение, у меня едва набралось бы две трети. Ссудить мне такие деньги тоже было не подо что.
Поднялся я не сразу, но как только почувствовал, что могу держаться в седле, то решил обратиться за помощью к сьёру Гийому – кроме него, из моих знакомых таких денег в долг дать не мог никто. К несчастью в шато Le rayon solaire я узнал, что «законный бастард» месяц назад оставил замок и отправился в Святую землю воевать с сарацинами. До турнира в Руане оставалось недели две. Тогда я решил попытать счастья у дяди, но по прибытии в Мюссэ обнаружил, что дела его, мягко говоря, расстроены.
Если дело не касается тебя лично, то попытка отвоевать у кого - то немного землицы и объединить два лена – дело обычное. Как и следовало ожидать, явился я к «шапошному разбору» - местная война уже отгремела. Дядя мой, будучи честным вассалом своего сюзерена, остался, правда, при своих землях, но … даже такие маленькие войны и для победителей бывают разорительны…
Гисборн продолжал методично ломать одну хворостину за другой, не замечая ничего кругом:
- Изабеллу я встретил со смешанными чувствами – у дяди она жила из милости, обеспечить её приданым я до этого времени не смог, а если учесть, в каком положении оказался сам и зачем приехал… Признаться, о Торнтоне я не сразу вспомнил, хотя он уже до этого обращался ко мне с предложением насчёт брака с Изабо. Я тогда получил небольшой отпуск, и несколько дней провёл в доме у дяди… я тогда скучал по ней.

[kate-kapella]

Гай замолчал ненадолго и его взгляд застыл, как будто перед ним возникло видение из его юности.
- Торнтоны жили не слишком далеко от Мюсэ. Жили вполне прилично, но в отношении «имени» - род захудалый. Мне претило, что Торнтон не гнушался ростовщичеством и знался с евреями - не как человек благородный, но как делец. Я отказал ему, точнее, его отцу. У меня и в мыслях не было ничего подобного – продать сестру, да и …
Гай повернулся к Робину, - ты помнишь мою матушку?
Робин ответил одними глазами.
- Тебе может быть покажется странным, но… я «примеривал» свои поступки к тому, что бы она сказала мне в ответ на них. Со временем я загнал это вглубь себя, что бы «не слышать её».
Гисборн сделал паузу, - с того самого времени, как отослал Изабо…
Я отправился к Торнтону и сообщил ему о своём согласии… и, если его намерение остаётся в силе, я был готов стать его родственником. Сделка состоялась. Я отослал её, сказав только, что теперь у неё будет муж, и что она должна вести себя благоразумно. Я был холоден с ней, и хотя она явно мало что понимала, мне было неловко, и я… постарался побыстрее покончить с этим. Присутствовать на венчании я тоже не собирался…, я действительно продал её… и продал за очень хорошие деньги.
Полученную сумму я разделил на три части. Те деньги, которые должны были остаться после уплаты долга, были разделены между мною и дядей, который эти два года содержал Изабеллу в своём доме. Это было моим решением. Не знаю…, может быть, я тем самым старался загладить свою вину перед ним и перед леди Урсулой…, кажется, она была привязана к Изабо.
Как бы там ни было, теперь я знал, что Изабелла замужем, что у неё есть крыша над головой, и что муж её человек не бедный. Признаться, я даже был рад тому, что всё так сложилось, и что судьба Изабеллы устроилась. На тот момент я был уверен, что фактически дал ей гораздо больше, чем вообще мог дать.
- Почему ты не разу не навестил её потом?
- Сначала это был просто страх … страх - увидеть её… Я не думал, что она несчастна, но я боялся, что она выскажет мне, что я поступил с ней как с вещью. А со временем всё как – то притупилось… Я старался подавить всякое воспоминание о ней.
- Ты должен был попросить у неё прощение.
- Робин, это было её навязчивой идеей. Что такого могло измениться в её жизни, если бы я извинился перед ней?
- Ты дал бы понять ей, что она тебе не безразлична, что она может доверять тебе.
- Доверять? Робин, ты что, слепой? Ты много доверял ей? А ведь ты единственный, кто вёл себя с ней по - человечески. …Безразлична…, когда она появилась в Ноттингеме, я почувствовал себя так же, как много лет назад, когда сошёл на берег в Бретани. Когда она сказала, что сбежала от мужа, моей первой мыслью было: «и что я теперь должен с тобой делать?».
Робин грустно усмехнулся:
- Неужели не было ничего, что бы привязывало тебя к ней?
- Это пустой разговор, Робин. Единственное, за что я ей благодарен, это в том, что с её появлением в Ноттингеме всё понеслось в тартарары и моя прежняя жизнь окончательно рухнула. Более логичного завершения моих мытарств, чем казнь, трудно было бы представить.
Гай низко опустил голову:
- Это страшно, Робин… – умереть так позорно…на плахе, не в бою, не …,
страшно ждать этого мгновения.
- Поэтому ты дал ей яд? – Робин спросил очень тихо, как будто боялся спугнуть. Гисборн порывисто кивнул, прикрыв рот рукой - сказать он уже ничего не мог.
Немного успокоившись, Гай спросил:
- Ты действительно любил её?
- Любил. Это тяжело объяснить, Гай. Тяжело оттого, что я причиняю боль тем, кого люблю. Как будто я расплачиваюсь своими близкими за …способность помогать другим, за то, чтобы кто – то был счастлив или просто жил. Я не смог удержать Мэриан – ей нужна была свобода… Она вообще была как птица…Я не смог удержать Изабеллу, - Робин откинулся, упершись спиной в дерево, и уставился в небо, - она была бы прекрасной женой… ей нужен был дом…, дети…
Гай посмотрел на Гуда с изумлением.
- Да, Гай…вы с ней вообще…очень похожи…
- Да я ничего не слышал от неё, кроме слова «власть»…
- Ты её не слушал, Гай…, поэтому и не слышал, - Робин усмехнулся, - от тебя тоже всегда было слышно только это слово… Могу тебе сказать, что только Мэриан слышала что – то ещё…Она вообще понимала тебя лучше, чем ты можешь себе представить. У неё просто не хватило времени расшевелить тебя.
- Наверное, ты прав, - Гисборн выдохнул, приоткрыв рот и его нижняя губа чуть подалась вперёд.
- Мне трудно, Гай… Трудно от того, что меня не понимают, как будто я нахожусь под стеклянным куполом. Разве только Джак… И я…я тоже часто не понимаю людей, которых люблю.
-Гисборн внимательно посмотрел на Робина, потом отвернулся к огню:
- Ты слишком много требуешь от людей, которые тебя окружают. Ты сам… Робин…довольно того, что ты принимаешь людей такими, какие они есть – это немало, и этим не всякий может похвастать… А понимать…люди сами себя часто не понимают… Хотя, кто знает,… ты всегда добиваешься своих целей.
- Это не зависит от меня. Пойми, Гай… «Легенда Англии» - да это же…просто звук. Я живой, я совершаю ошибки, а люди считают, что я не имею на них права… Это дикое напряжение – не иметь возможности отступить, усомниться, да просто испугаться. Я не знаю, что мною движет…как будто некогда меня опоили чем – то…
Гай улыбнулся:
-…я феей одарён ночной в глухом распадке…
Робин вздрогнул, как от лёгкого щелчка по носу, но Гай этого не заметил. Он просто переспросил:
-Так?
- Да. Ты так легко сказал это…
- Просто это лежит на поверхности. Ты же научился жить с этим – так живи. Есть нечто, что не оставит тебя …
- Ты веришь в это?
- Я? - Гисборн рассмеялся, - ты же знаешь, что доверчивее меня найти трудно, - и, поумерив смех, добавил: - ну, и подозрительнее тоже.
- Мне вообще этого не понять…, - Гуд потянулся к колчану, вынул стрелу и что – то стал задумчиво чертить на земле.
- Робин, когда тебе всё время лгут, ты по неволе станешь подозрительным, а что касается доверчивости… Если вообще не верить никому – то как жить? Ты же доверял Алану…
Повисла тишина.
- Я должен был рассмотреть его…, - Робин переломил стрелу, - я мог уберечь его, но… мне, как всегда, было важнее кого – то спасти. Фактически я опять пожертвовал своим человеком, ради другого…, я потерял Алана – я просто перестал ему верить.
- Тогда почему ты поверил мне?
- Потому, что ты был моим врагом… а Алан был мне другом – и он предал. Я не мог рисковать, к тому же… разочарование оказалось сильнее меня.
- Ты считаешь, что поверить врагу – меньший риск?
- Ты чётко обозначил свою цель, Гисборн… и потом, ты очень прямолинейный…
Гисборн с интересом взглянул на Гуда:
- В смысле «…а умный у нас – Шериф»?
- Гай, ты слишком занят собой! Ты вообще кроме себя кого – то видишь?
Помолчав, Робин добавил:
- Доверие вернуть почти невозможно... Я – не смог. Алан пытался вернуться, помогал Мэриан… он всё время метался – одного слова ему было бы достаточно.
- Робин, дело было в том, кто сказал бы ему это «слово»...
- Нет, - Робин сказал это жёстко и коротко, перебивая Гая, - он сам всё решил. Он сам сделал этот последний шаг ко мне, никто ему ничего не говорил…

[kate-kapella]

***
Для проведения турнира была выбрана огромная пустошь под стенами города.
К тому моменту, когда небольшой отряд приблизился к означенному месту, несколько воткнутых в землю копий с вымпелами и двуязыкими штандартами на концах уже указывали территорию для лагеря участников бугурта. Шатры и палатки хлопали на ветру цветными флагами и фестонами; простой люд разгружал повозки, устанавливал коновязи, вновь прибывающие рыцари со своими оруженосцами столбили свободные места.
Турнир обещал быть проведённым, что называется, с размахом.
Две небольшие кузни уже расположились с разных сторон лагеря, обозначив его границы. Немного в стороне и ближе к городской стене было выстроено одноэтажное дощатое здание, предназначенное, судя по всему, для проведения вечерних пиршеств в ознаменование турнира. Имелась даже мыльня, дабы соревнующиеся могли привести себя в порядок после ристаний и появиться на торжестве в надлежащем виде.
Отдельными рядами выстраивались палатки торговцев и менял.
Само турнирное поле по периметру было ограничено невысоким заграждением. Памятуя о том, в какое время проводился турнир, отметим, что барьера, разделявшего поле вдоль для более безопасного проведения ристания на копьях, не было, и это обещало сделать состязания более опасными и зрелищными.
По всей длине площадки с обеих сторон разместились трибуны для зрителей. Центральную их часть по правую руку, если стоять лицом на север, занял балкон для устроителя турнира и его гостей. Позади обеих трибун, под навесами были предусмотрены места для состязающихся рыцарей, где они могли бы перевести дух между поединками, подкрепить свои силы, привести в порядок доспехи и оружие. Доски, брошенные на длинные козлы, служили столами, небольшая походная наковальня и лавки…всё это было скрыто от взглядов зевак деревянными щитами.
Гул оживлённых голосов, ржание и цокот, разноцветные полотнища, горячий дух от кузен, блики от щитов и доспехов, запах конского пота и свежесрубленного дерева, лязг оружия, звон колоколов – всё это возбуждало и лихорадило. Лагерь готовился к турниру.
В районе шестого часа пополудни герольды протрубили «сбор» для участников бугурта, их оруженосцев и личных герольдов, если таковые имелись с тем, чтобы объявить условия предстоящих ристаний.
На площадке собралось около сорока рыцарей. Не сговариваясь, они разделились на две команды сообразно тому, представляли ли они сторону зачинщиков турнира, либо принимающих вызов. Приглушённые разговоры и смешки, косые и гордые взгляды, ухмылки…настроение явного соперничества висело в воздухе. С появлением коннетабля турнира в окружении младших герольдов гомон стих, и все взоры обратились в сторону главной трибуны.
- Благородные рыцари и сквайры, Его высочество принц Джон и преданные ему рыцари приглашают вас ознаменовать празднование дня Святого Архангела Михаила в городе Йорке рыцарским турниром и принять участие в состязаниях на копьях и мечах.
Турнир проводится между двумя кампаниями.
В первый день турнира все заявившие о себе благородные рыцари примут участие в поединках на копьях.
Поединки будут проводиться на тупом оружии.
Поединок длится до тех пор, пока:
один из противников не сломает копья, либо
один из противников не будет ранен или выбит из седла,
Если один из противников выбит из седла – поединок прекращается.
По договорённости сторон, если один из противников выбит из седла, но в состоянии продолжать бой, второй противник спешивается и поединок продолжается на затупленных мечах.
Поединки проводятся до тех пор, пока все рыцари не покажут своего боевого мастерства.
Призами для победителей является оговоренный выкуп.
После захода солнца все рыцари приглашаются на празднование в ознаменование завершения первого дня ристаний.

Во второй день турнира все заявившие о себе благородные рыцари примут участие в групповых поединках.
Условия поединка:
Один рыцарь с первой стороны выступает против трёх рыцарей второй стороны. Его задача выбить из седла одного из трёх противников и уйти от атаки.
Поединок длится до тех пор, пока:
рыцарь, «уходящий от атаки» не будет выбит из седла, или ранен так, что не сможет продолжать бой. Сигналом невозможности продолжать бой с его стороны должно быть поднятое забрало; либо
один из трёх атакующих рыцарей не будет выбит из седла.
Если рыцарь «уходящий от атаки» сломал копьё, то его сквайр должен подать ему новое.
Если кто-то из атакующих рыцарей ломает своё копьё, то его сквайр должен подать ему новое.
Рыцарь без копья (с любой стороны) не может быть атакован до того момента, пока не получит нового копья.
Поединки проводятся до тех пор, пока все заявившие о себе рыцари «желающие уйти от атаки», не покажут своего боевого мастерства.
Призами для победителей является оговоренный выкуп.
После захода солнца все рыцари приглашаются на празднование в ознаменование завершения второго дня ристаний.

В третий день турнира все заявившие о себе благородные рыцари примут участие в melee*.
Условие проведения боя:
Бой проводится на тупых копьях и боевых мечах.
Бой проводится на открытой, но огороженной местности.
Если рыцарь выбит из седла, то сквайры противоположной стороны могут увести его коня в lices*, пока сам рыцарь будет сражаться. Конь становится призом противоположной стороны.
Если рыцарь выбит из седла, и не в состоянии продолжать бой, то сквайры противоположной стороны имеют право увести его в lices, если «свои» не отобьют его.
Выбитый из седла рыцарь имеет право продолжать бой на мечах со спешившимся для этого противником, либо с выбитым из седла противником, находящимся в сходном положении.
Призами для победителей являются оговоренный выкуп, кони, доспехи и оружие побеждённых.
Бой продолжается до захода солнца, либо до того момента, пока одна сторона не будет полностью повержена.
Обеим кампаниям предлагается представить по одному рыцарю для проведения честного и беспристрастного судейства. Оговоренные благородные рыцари не примут участия в ристаниях, но оказанная им честь будет высочайше признана обеими сторонами и его высочеством принцем Джоном.

[kate-kapella]

Коннетабль турнира закончил свою «пламенную» речь и над многоуважаемым собранием снова поднялся гул голосов. Обсуждения и споры не заняли много времени, так как обе кампании знали своих героев, да и опыт участия в подобных соревнованиях у собиравшихся заявить о себе рыцарях был изрядный.
Повернув коней к месту представления грамот, Гуд и Гисборн принялись обсуждать предстоящее событие:
- Ты когда – нибудь слышал о подобных условиях melee? - Робин прищурил один глаз и хитро уставился на Гая.
- Ну, если ты имеешь в виду боевые мечи, то…это вполне приемлемо, к тому - же страсть принца к масштабным мероприятиям…. Даже странно, почему melee займёт только один день, а не два, - по всему было видно, что Гаю вспомнилась его прежняя «развесёлая» жизнь.
- А что тут странного - вдруг мы во второй день поубиваем друг друга, и на финальный бой никого не останется.
Гисборн рассмеялся:
- Ну да, принц всё рассчитал: третий день – побоище, потом закрытие турнира и торжественные похороны…М-м-м?, - Гай повёл бровью и покосился на Гуда.
- Ты имеешь в виду - с фейерверком и иллюминацией? Без оглушительных празднеств ты умереть не можешь?
- Ну, если ты намекаешь на Ноттингем, то я этого ничего не видел и, честно говоря, даже не почувствовал.
- Так и я о том же… Может быть повременим? И поскромнее…
- Ладно, повременим, но на счёт «поскромнее»…не уверен. Как-то у меня без размаха не получается, меня всё больше к массовым сценам тянет… - картинная серьёзность Гисборна раздразнила Робина, и тот съязвил:
- Гисборн, у тебя мания величия… Вы с принцем не родня?
- Плантагенеты в нашем роду? Вот не знал, - Гай привычно изогнул бровь, и… хотел сдержать свою знаменитую усмешку, но не смог.
- А вообще, всё логично… никто из уважающих себя рыцарей не откажется от участия в подобной схватке, тем более, что это же не «Мировой турнир»*. Принц с успехом мог бы разрешить и копья… - ясеневые, - о боевых копьях Робин сказал так «нехорошо», как будто имел в виду осиновые колья.
- И всё же с первыми двумя днями принц явно поскромничал, - в голосе Гисборна прозвучала лёгкая досада.
Спешившись недалеко от шатра распорядителя турнира, Робин отсчитал Мачу и Уиллу равное количество монет для того, чтобы те внесли плату за участие.
- Робин, - Гисборн приподнял брови, глядя на деньги, - добавь – персеванты «живут» от турнира до турнира.
- Вдвое?
- Ну, Мачу можно добавить и втрое – герольду есть, что сказать уважаемым участникам турнира и гостям о твоей скромной особе. Не лишай парня хлеба. А мне хвастаться нечем, так что Уиллу накинь пару монет и этого хватит.
- Тебе нечем похвастаться? Ты же жил этим!
- Ну, вот именем и хвастну, - Гай рассмеялся неожиданно открытым смехом, - я пойду с ребятами – поговорю с герольдами и выберу нам достойного… Раз уж Борнель не согласился, - Гисборн хмыкнул и в сопровождении двух оруженосцев отправился к палатке главного герольдмейстера.
Когда Гай вернулся в шатёр, вид у него был не сказать, что удручённый, но … явно его что-то беспокоило. Он достал свою «охранную грамоту» и передал её Робину.
- У меня дурные предчувствия, пусть лучше эта индульгенция побудет у тебя…
Робин с интересом посмотрел на Гисборна:
- А ты не хочешь поделиться своими предчувствиями?
- Да в общем – то особо нечем делиться, просто… через пару часов герольды передадут списки заявивших о себе рыцарей принцу. Его высочество не из тех, кто прощает такие мелкие обиды, как покушение на его августейшую особу. Если вдруг светлая мысль озарит его разум, то он попытается схватить меня. Не хочу, что бы это случилось здесь – ни к чему нам привлекать к себе внимание до турнира. Вообще надо было озаботиться этим раньше…
Гай накинул свой длинный плащ, отчего его и без того внушительная фигура стала казаться ещё выше.
- Этот документ гвардейцам не указ, да они, наверняка, и читать – то не умеют. Если у меня его выдерут, то я вряд ли смогу доказать, что он у меня вообще был. Вся надежда на то, что принцу не придёт в голову арестовывать меня перед самым турниром, ну, а ещё лучше, если эта мысль вообще…
- Ты уверен, что списки будет просматривать сам принц?
- Тоже не уверен. Но эти списки будет просматривать тот, кто организовал этот турнир и кто, возможно, стоит за всем этим.
- Гай, а может быть, ты поведаешь мне ещё о каких - нибудь своих подозрениях.
Гисборн усмехнулся уголком рта – «Чудак. Никак не может уяснить, что не все так благородны, как он…Нужно будет просветить его в некоторых вопросах … Хотя…нет…не стоит тревожить незамутнённый разум.»
- Поведаю… Разреши Уиллу пойти со мной. Если всё обойдётся, то мы переночуем на каком -нибудь постоялом дворе и вернёмся завтра утром.
- Что ж, хочется верить, что светлая мысль не посетит его высочество ни сегодня, ни, не дай Бог, завтра.
Однако надежда Робина не оправдалась. Около девятого* часа в шатёр ввалились четверо гвардейцев. Получив исчерпывающий ответ относительно местонахождения сэра Гисборна, они довольно резво удалились, а немногим позже Уилл вернулась в лагерь с известием о том, что Гая действительно арестовали.

[kate-kapella]

***
- И чем я, по вашему, хуже Ричарда? На меня даже покушались так же, как и на него!
- Да неужели? И кто же сей доблестный сорвиголова, который не постеснялся выбрать себе столь значимую мишень?
Принца не смутил явно ироничный тон королевы, и он заявил:
- Желаете полюбоваться? Извольте, - на надменном лице его высочества появилась не менее надменная улыбка. Он картинно махнул рукой, и оруженосец исчез. Принц соединил кончики пальцев и закатил глаза.
В этот момент в покои вошёл приближённый её величества и доложил ей, что граф Хантингтон просит аудиенции. Королева, с усмешкой покосившись на своего отпрыска, попросила сейчас же допустить графа к себе.
Первым в покои вошёл Робин, а почти следом за ним вошли гвардейцы принца, вплотную примкнувшие к плечам Гисборна. Принц разлепил рыжие ресницы, и его кошачьи глаза сделались круглыми. Робин с удовольствием оценил внешний вид своего вассала. Гай был уверен, что Робин вытащит его, и оттого непоколебим и спокоен. А спокойный Гай Гисборн с его абсолютно прямой спиной – это нечто напоминающее монумент.
«Арбалета не хватает…», - мелькнуло у Робина.
Между тем артистическая натура принца почти мгновенно пришла в боеготовность, и, деланно поджав губы и вскинув брови, их высочество уставился на матушку.
Элеонора, поприветствовав своего любимца, обернулась к сыну.
- Взгляните, - принц явно был доволен собой, ведь он умудрился без всяких усилий арестовать государственного преступника. «Вот она – сила реальной власти, а не какой – то там… легендарной!» Королева оценивающе рассматривала Гисборна, и по её губам заскользила едва заметная улыбка.
- Как вас зовут и кому вы служите? - обратилась она к Гаю.
- Меня зовут Гай Гисборн, ваше величество. Я служу графу Хантингтону, лорду Локсли.
Королева с лукавой улыбкой обернулась к Робину, и он подал ей подписанный ею же охранный документ. Элеонора прочла его: «Однако…!» Она снова обратилась к Гаю:
- Значит это вы дважды покушались на короля Ричарда? - улыбка слетела с её лица, а голос прозвучал ровно и холодно. Гисборн низко опустил голову и судорожно сглотнул.
Принцем Джоном овладело смешанное чувство удивления и ревности, как у обиженного ребёнка: «Ну, ничего своего в этой стране! Даже убийцу – неудачника я должен делить с Ричардом!»
- Ваше величество, я прошу вашего высочайшего разрешения на участие сэра Гая в турнире, - Робин улыбался одними глазами.
- Значит, у вас тоже есть желание поучаствовать в этом балагане?
- Безусловно, ваше величество. Кто – то же должен продемонстрировать крепость позиций короля в его отсутствие, - Робин даже не попытался проявить дипломатичность в присутствии принца.
- Что ж, - Элеонора одарила Гая взглядом, от которого ему грозило превратиться в кусок льда.
- Я надеюсь, сэр Гисборн, что вы не посрамите вашего оружия на грядущем турнире, - и совсем тихо добавила, наклонившись к Робину, - мерза-а-вец…, но … хорош. Мы не будем против, если впредь вы будете являться к нашему двору в его сопровождении.
Гай очень медленно выдохнул, едва разжав губы. Несмотря на «подписанное прощение» он был уверен, что находился в дюйме от того, чтобы лишиться шпор*.
- Но, ваше величество! Этот человек покушался на меня, - голос принца прозвучал тихо и, пожалуй, это была первая фраза, произнесённая им за весь вечер без напыщенности и жеманства.
- Ну не убил же, - равнодушным тоном ответила Элеонора, чем прекратила всякие прения по этому вопросу.
- Кстати, - королева изобразила на своём лице милостивую улыбку, - раз уж всё принимает такой серьёзный оборот - у вашего турнира будет «патронесса». Леди Клеменс де ла Фрез будет рада огласить имена победителей турнира.
- Графиня де ла Фрез? Но… ваше величество! – принц не мог скрыть своего удивления.
- Не стоит благодарить меня, мой мальчик. Леди Клеменс станет достойным украшением твоего бугурта.
Первой из покоев Его высочества вышла королева, за ней последовали Гуд и Гисборн. Элеонора знаком показала Робину, что хочет перемолвить с ним пару слов наедине. Гаю не нужно было объяснять подобных вещей, и он, низко поклонившись, вышел на галерею, которая опоясывала внутреннюю стену замка по периметру. Последние слова, брошенные королевой, заставили Гая задуматься, из - за чего, едва выйдя из дверей, он буквально столкнулся с высоким, под стать ему самому, господином. Мгновение они смотрели друг на друга… «Жюль де Ламбри», - Гисборн был явно обескуражен. Едва не снёсший его рыцарь тоже был удивлён, но его реакция не была столь прямолинейной и не ввела его в ступор. Он даже машинально чуть склонил голову в знак извинения за своё столь стремительное передвижение, но не более… Проводив барона взглядом, Гисборн увидел, как он, не останавливаясь, без всякого доклада прошёл к принцу.
Покинув замок, какое – то время Робин и Гай ехали молча. Каждый думал о своём, и никто не смел нарушить этого молчания. За последние полчаса Гисборн услышал и увидел так мало, а вспомнил и почувствовал так много, что всё это заставило его по обыкновению замкнуться. Гай уже поблагодарил Робина за то, что тот так скоро явился к принцу, но Гуд понял, что с Гисбрном что-то произошло или происходит. Желая разговорить его, Робин сказал:
- Королева высказала пожелание…быть внимательными, если вдруг возникнут какие-то толки по поводу Ричарда, его плена или выкупа… сам понимаешь, столько народу и не все лояльны законному государю.
Гисборн не сразу оторвался от своих мыслей, а когда понял о чём речь, то усмехнулся:
- Не думал, что королеве следовало говорить тебе об этом. В том, чтобы вылавливать информацию в такой обстановке – «Легенде Англии» просто нет равных.
Не давая Гаю снова замолчать, Робин спросил его:
- Ты что-то узнал? На тебе лица нет.
- Нет. Ничего … я просто не ожидал увидеть королеву. Честно говоря, я уже мысленно попрощался со шпорами.
Робин, чувствуя, что дело не только в «шпорах», всё же решил не напирать, а наоборот - попытался несколько разрядить обстановку:
- Элеонора – твоя спасительница, Гисборн. Кстати, она выразила желание видеть тебя и впредь.
Гай невольно придержал коня, и Гуду пришлось оглянуться, что бы оценить реакцию на произнесённое. Затея Гуда не удалась. И без того невесёлая физиономия Гая возымела весьма бледный вид - такой же шок в широко распахнутых глазах застыл у Гисборна в тот момент, когда Кейт едва не всадила в него меч. Робин невольно рассмеялся.

[kate-kapella]

***
- Вы отпустили его, ваше высочество? - Жюль де Ламбри даже не пытался скрыть своего возмущения.
- Моя матушка приложила к этому руку, барон. Выписала ему индульгенцию и самолично разрешила участвовать в турнире. И кто бы мог подумать! Кому? Мерзавцу, который покушался на её любимого Ричарда! – принц поморщился и томно откинулся на спинку кресла. – А позвольте спросить: вас - то отчего так заботит судьба этого канальи?
Последнее признание повергло де Ламбри в шок: «Ай да Га-ай! Остаться в живых после покушения на короля…Участие в турнире – да это смешно по сравнению с тем, что он вообще ещё дышит…Счастливый неудачник, впрочем, он им всегда был…»
Между тем у барона не было большого желания раскрывать истинную причину неприязни к Гисборну, но он смекнул, что тот и без того увяз по уши…и ещё один грех ему не повредит.
- У меня с ним личные счёты, ваше высочество, так же как и у Вас. По наущению моего младшего сводного брата он…убил нашего отца. Оба они устроили всё так, что в убийстве обвинили меня, и мне пришлось бежать. Если бы вы не оказали мне покровительства…
Повисло гробовое молчание. Принц аж привстал в своём кресле: «Надо же…а я - то думал, что Фортуна его абсолютно слепа…и даже Вэйзи…»,- его высочество вспомнил инкрустированный стразом зуб на праздничном столе… «видимо, начало у сэра Гисборна всё же было удачным». Но тут до принца дошёл смысл последнего слова «покровительство», и он снова уселся и расплылся соответственно в «покровительственной» улыбке.
- Послушайте, барон…У вас будет прекрасная возможность поквитаться с вашим и нашим врагом на турнире – ведь не зря же мы его затеяли…Поверьте, я даже удвою выкуп, если вы одержите верх над этим выскочкой, и доплачу за его голову из собственной казны.
Однако, - лицо принца сделалось серьёзным, - что наши гости?

Когда барон Жюль де Ламбри выходил от принца, в голове его пронеслось: «Боже мой, если бы пятнадцать лет назад мне сказали, что принц крови будет готов платить за голову сопляка Гисборна из собственной казны, я бы умер от смеха».
По правде говоря, сэр Гай – безземельный рыцарь, в нынешнем своём далеко незавидном положении, тоже мог бы умереть столь нелепой смертью, если бы услышал этот разговор.

***

Подходя к своему шатру, оба рыцаря были немало удивлены тем, что из него доносилось стройное пение двух голосов, сопровождаемое звуками лютни. Первый голос им обоим был хорошо знаком, а второй…Робин вопросительно взглянул на Гая. Тот смущённо улыбнулся:
- Судя по всему - это «моё прошлое»…Я сегодня встретил здесь старого товарища, когда говорил с герольдами. - Гисборн положил руку на плечо Гуда и вслед за ним вошёл в палатку.
Пение прервалось. Гисборн представил Робину Рене:
- Мой старинный приятель и собрат по учёбе – Рене Де Ла Гош – герольд законного бастарда Гийома де Ламбри.
По рассказам Гисборна Робин знал обоих. Сейчас же он отметил, как внешне изменился Гай, хотя изменения эти были почти неуловимы. По каким-то слабым чертам Гуд узнал в нём того Гая Гисборна, от которого он принимал оммаж.
- Отлично, - открытая улыбка Робина «приковывала» к нему практически любого, - вы прекрасно спелись, господа. Не желаете разделить с нами скромный ужин? - последняя фраза была адресована гостю.
- Простите, граф, - учтивость и манера держать себя показывали, что Ла Гош служит весьма почтенному дому, - но я хотел бы на этот вечер похитить у вас вашего друга. Поверьте, сэр Гийом не преминет высказать Вам своего почтения при первой же встрече, но сегодня он просит сэра Гая отужинать с ним.
Лишним было бы говорить, как важны и волнительны бывают такие встречи, тем более не стоило этого объяснять графу Хантингтону, лорду Локсли.
- Ну что ж … видимо у сэра Гая сегодня день «похищений» и встреч. Но я беру с вас обещание, сударь, что вы отужинаете с нами в следующий раз и допоёте то, что мы так бестактно прервали своим появлением.
После того, как Гисборн и Ла Гош ушли, вся честная кампания насела на Робина с расспросами.
Граф Хантингтон растворился в Гуде и поведал весьма занимательную историю о том, как принц был недоволен тем, что у него с королём Ричардом один «почти убийца» на двоих. После рассказа Робин в шутку попенял Гирауту на то, что он мог бы и поволноваться за своего друга, и за удачный исход вылазки по «спасению» Гисборна, а не распевать баллады, но тот только отмахнулся:
- Вот если бы ты отправился стаскивать его с эшафота, может быть, я и поволновался бы пару минут…, а так…
- Да стаскивать Гисборна с эшафота уже давно стало привычным делом…Ему пора затвердить в качестве девиза фразу: «досада палача», - философски заметил Робин.

Гисборн не без волнения шёл рядом с Рене, стараясь не думать о том, как это… он вдруг увидит сэра Гийома, но весь этот неприятный холодок разом рассеялся, как только он вошёл в шатёр.
Рыцари крепко обнялись, не говоря друг другу не слова. Вся неловкость, какая бывает при встречах после долгой разлуки, исчезла, первая радость немного утихла и постепенно беседа вошла в спокойное русло. После того, как должное было отдано воспоминаниям, разговор зашёл о предстоящем турнире и о том, как обстоят дела текущие.
От Гийома не укрылось, что Гай несколько смущён, но он не стал приставать с расспросами. Гисборн же, переборов себя, обратился к старому товарищу с откровенным разговором:
- Ты давно видел брата?
Теперь пришла очередь смутиться сэру Гийому:
- Давно… Почему ты спрашиваешь?
- Послушай, Гийом… Я бы не хотел, чтобы ты услышал это со стороны… Думаю, найдутся доброжелатели… Репутация моя не самая блестящая, если не сказать больше, - взгляд Гисборна скользнул куда – то мимо, - если бы этот турнир проводился двумя месяцами раньше – я бы представлял его зачинщиков, но это так, к слову, чтобы никто не смог преподнести тебе сюрприза. Моё далеко не безоблачное прошлое заставило меня побывать сегодня на приёме у его высочества… Выходя от него, я столкнулся с бароном де Ламбри и … я не удивлюсь, если завтра он окажется на противной стороне.
На какое – то мгновение повисло неловкое молчание, и Ла Гош, желая разбить его, взялся наигрывать старинную мелодию:
- Мы не допели с господином Борнелем прелестную балладу, - его пальцы легко касались струн, и он подмигнул Гисборну.
- О нет, - Гай рассмеялся, - я даже не помню, как это делается.
- А я хорошо помню, - сэр Гийом слегка подтолкнул его в бок.
- Гай, ты даже не представляешь, как я тебе завидовал, - Рене начал наигрывать новый мотив, - Это был грех – скрывать такой голос.
- А я особо не скрывал, - попытался оправдаться Гисборн.
- Да – а – а, мы помним, как ты вещал о непобедимости доблестных рыцарей – аж кровь в жилах стыла…, - хохотнул сэр Гийом, и вся кампания покатилась со смеху.
- Да – а – а, я помню, как вы заставляли меня зубрить весь этот бред про огнедышащих драконов, - Гай провёл рукой по взмокшему лбу.
- А помнишь, как ты спустил с лестницы Пиго за то, что он обозвал нас пустозвонами?
- Я помню, что тогда я и подумал, что тебе было бы лучше держать меч, а не жезл, - усмехнулся сэр Гийом, глядя на Гая, - смеяться над тобой всегда было опасно для здоровья.